– рассмеялся дед и притащил ещё два короба: один с шишками, другой с сухими грибами.
Кузька отнёсся к этому угощению без особой радости. Дед подумал, подумал и приволок колоду с мёдом. Тут-то гость показал, на что способны домовые.
Любопытный Лешик тоже лизнул и потом долго вытирал язык то одним зелёным локтем, то другим. Так и закусывал домовёнок орехами с мёдом, пока не почувствовал, что сей же час уснёт. Последнее, что услышал Кузька, засыпая:
– Дедушка, в лесу дождь? – Дождь, внучек, ливень… – Дедушка, в лесу ветер? – Ветер, внучек, буря… – Дедушка, в лесу гроза? – Гроза, внучек, бушует, ветер дует, молния полыхает, всех пугает. Пора нам с тобою там быть, беду опередить.
ГОСТИ
Маленький домовёнок простудился и заболел. Пристали к нему лихорадка с лихоманкой, трясовица с огневицей. Дрожит Кузька от холода, а сам горячий, как горшок в печи. Говорит, будто комар пищит. Кашляет, будто медведь рыкает.
– Знаю на такую болезнь управу, – сказал дед Диадох. – Да пойдёт ли домовым на пользу? – и принёс из дальнего угла пещеры (лешие называли её берлогой) горькую кору, сухие корешки, кислую травку. Кузька в рот бы их не взял, но с мёдом и не такое съешь.
Из лесу прибегал Лешик, мокренький, как банный веник:
– Ну и дождь! Ну и буря! Ну, как ты тут? Ну, я пошёл!
Дед Диадох приходил задумчивый, суровый. Рассказывал, как семь ветров дерутся, реки в берега бьются, гром гремит, лес гудит. Клал Кузьке на лоб лапу-деревяшку, совал ему в рот кусок коры:
– Вспомни, внучек, как домовые от таких напастей лечатся?
– Домой хочу! – пищал Кузька.
– Поправься сначала, – говорил старый леший. – И куда спешить? Может, сгорел твой дом? Каково тяжело на пепелище, сам знаю.
Во сне Кузька увидел Вуколочку: грустный и молчит. А вдруг и вправду всё сгорело? Или по Кузьке скучает? «Завтра приду», – утешил его Кузька, проснулся и вспомнил, как домовые управляются с болезнями:
– Ой вы, лихорадушка с лихоманушкой, трясовичка с огневичкой! Приходите ко мне в гости. – Домовёнок помолчал и добавил: – Вчера! Да не забудьте! Вчера приходите, пожалуйста!
Кузьке сразу стало легче. Лежит себе в коробе, поправляется. Пусть болезни гадают, как это им прийти не завтра, не сегодня, а вчера. Уснёт домовёнок, а какая-нибудь смелая козявка сядет ему на нос или на брови, навестит больного. И, проснувшись, Кузька встретит сё пристальный взгляд.
Но вот проснулся, а вместо козявки на него глядит Медведь. Кузька забился под сухие листья, на самое дно короба. Медведь листья раскопал, Кузьку вынул и вручил ему гостинцы: калину да рябину. Съели ягоды с мёдом, и домовёнок спросил, не покажет ли ему Медведь дорогу домой.
– А это чем не дом? – оглядел Медведь лешачью берлогу.
– Дом – это когда есть печка! – объяснил Кузька.
Уточнив, что такое печка, Медведь сказал, что от неё дому только вред и опасность. Кому холодно, пусть обрастает шерстью. Кузька вспомнил про. пожар, помрачнел. Но тут вошла Лиса:
– Что значит, когда медведь через пень скачет? – дразнила она. – Значит, либо пенёк невысок, либо медведь сердит.
Кузька засмеялся, спросил Лису про свой дом. Лиса вместо ответа стала выпытывать: живут ли куры в избе вместе с людьми или где-нибудь отдельно?
На Кузькины слова, что в избе хорошо, там горячая каша, пареная репа, топлёное молоко, Лиса усмехнулась:
– А у нас, что ли, всё холодное? Не вся еда растёт, некоторая бегает!
Неправ медведь, что корову задрал. Неправа и корова, что в лес зашла.
Хи-хи-хи!
Медведь так и покатился по полу со смеху. А Кузька решил больше не говорить им про свою деревеньку: жалко кур и скотину.
– Говоришь, дома тебя ждут, – обрадовался дед Диадох, влезая в берлогу. – А теперь и в лесу друзья завелись.
Когда все ушли, Кузька улёгся поудобнее. Разговаривает сам с собой то голосом Афоньки или Адоньки, то басом, как Сюр, то пищит, как Вуколочка, Сам не заметил, как пошёл в пляс с друзьями-домовятами. В середину хоровода опустился горшок с горячей кашей. И Кузька проснулся. «Кыш отсюда!» – сказал он нахальным козявкам, они лезли ему прямо в глаза. Но это был солнечный луч. И в нём лихо отплясывала лесная мелюзга, у которой оказались не только лапки и усики, но и крылья.
Кузька весело вылез наружу и чуть было снова не заболел – от страха. Дед Диадох с Лешиком волокли к берлоге корзину, а в ней копошились ящерицы с оторванными хвостами, больные жуки, ещё кто-то…
– Кузя поправился! – обрадовался Лешик. – Теперь помогай других лечить!
– Ой, напасти незнакомые, звериные и насекомые! – дрожащим голосом позвал домовёнок. – Приходите вчера!
– Вчера они и пришли, – сказал дед Диадох. – Буря напоследок совсем разгулялась! Что ж, полечим по-своему, по-лесному. А семь ветров помирились, улетели каждый в свою сторону. Просил их узнать про твою деревеньку. Какой-нибудь из них принесёт весточку с твоей родимой стороны.
Будем ждать.
БЕЗДОМНЫЙ ДОМОВОЙ
Маленький домовёнок ждать не умел. Сундучок в руки – и к Могучему дубу.
Если уж ноги сами принесли его в лес, то пусть сами и уносят отсюда. Долго ли бежал, коротко ли, вдруг слышит: собаки лают. Значит, деревня рядом.
Кузька, откуда силы взялись, продирается сквозь кусты. Выскочил на поляну, а там дед Диадох с Лешиком деревца пересаживают и поют. Песни у леших без слов, похожи на собачий лай с подвыванием.
– Молодо-зелено! – показал дед Кузьке на тонкие рябинки. – Теснятся, глупые, подрастут – и ветку вытянуть некуда.
Утром Кузька с сундучком – опять из лесу. Но уже не туда, куда ноги несут, а куда глаза глядят. Бежал, бежал, слышит стук топора. «Ну, – думает, – пристроюсь под телегой, люди и не заметят, кого с дровами везут».
А это не топор стучит. Дед с Лешиком сухостой валят.
– Сами не свалим, – объяснил Лешик, – от ветра упадёт на кого и придавит.
– Дело не медведь, само в берлогу не уляжется. – Старый леший тюкал ладонью, как топором, по чахлым деревцам. – Вот мы и управляемся, старый да малый. И не в лад, да ладно. И не хитро, да кстати.
На другой день подул ветер, верхушки деревьев кланялись ему вдогонку. «С родной стороны!» – обрадовался Кузька, побежал против ветра. Бежит, бежит, слышит щёлканье кнута. Скорей к пастуху со стадом! А это дед Диадох стучит в ладоши. А над ним по веткам мчится стадо, да только беличье, перегоняют его лесовики из ельника в орешник.
– Кузя! – кричит Лешик. – Ветер прилетал, весточки не принёс. Нету вон в той стороне твоей деревеньки!
Несколько дней собирал Кузька с белками орехи, лучшие клал в кузовок – гостинец из леса для друзей-домовят. А потом с сундуком да с гостинцем бежал, бежал, а кругом один лес – тоска зелёная. Со злости начал грибы сшибать лаптями. Вдруг слышит:
– Пошёл, нашёл, потерял! Потерял, нашёл, пошёл!
Люди ходят, грибы ищут! Надо пойти за ними потихоньку, да ещё в корзины грибов подложить незаметно.
1 2 3 4 5
Кузька отнёсся к этому угощению без особой радости. Дед подумал, подумал и приволок колоду с мёдом. Тут-то гость показал, на что способны домовые.
Любопытный Лешик тоже лизнул и потом долго вытирал язык то одним зелёным локтем, то другим. Так и закусывал домовёнок орехами с мёдом, пока не почувствовал, что сей же час уснёт. Последнее, что услышал Кузька, засыпая:
– Дедушка, в лесу дождь? – Дождь, внучек, ливень… – Дедушка, в лесу ветер? – Ветер, внучек, буря… – Дедушка, в лесу гроза? – Гроза, внучек, бушует, ветер дует, молния полыхает, всех пугает. Пора нам с тобою там быть, беду опередить.
ГОСТИ
Маленький домовёнок простудился и заболел. Пристали к нему лихорадка с лихоманкой, трясовица с огневицей. Дрожит Кузька от холода, а сам горячий, как горшок в печи. Говорит, будто комар пищит. Кашляет, будто медведь рыкает.
– Знаю на такую болезнь управу, – сказал дед Диадох. – Да пойдёт ли домовым на пользу? – и принёс из дальнего угла пещеры (лешие называли её берлогой) горькую кору, сухие корешки, кислую травку. Кузька в рот бы их не взял, но с мёдом и не такое съешь.
Из лесу прибегал Лешик, мокренький, как банный веник:
– Ну и дождь! Ну и буря! Ну, как ты тут? Ну, я пошёл!
Дед Диадох приходил задумчивый, суровый. Рассказывал, как семь ветров дерутся, реки в берега бьются, гром гремит, лес гудит. Клал Кузьке на лоб лапу-деревяшку, совал ему в рот кусок коры:
– Вспомни, внучек, как домовые от таких напастей лечатся?
– Домой хочу! – пищал Кузька.
– Поправься сначала, – говорил старый леший. – И куда спешить? Может, сгорел твой дом? Каково тяжело на пепелище, сам знаю.
Во сне Кузька увидел Вуколочку: грустный и молчит. А вдруг и вправду всё сгорело? Или по Кузьке скучает? «Завтра приду», – утешил его Кузька, проснулся и вспомнил, как домовые управляются с болезнями:
– Ой вы, лихорадушка с лихоманушкой, трясовичка с огневичкой! Приходите ко мне в гости. – Домовёнок помолчал и добавил: – Вчера! Да не забудьте! Вчера приходите, пожалуйста!
Кузьке сразу стало легче. Лежит себе в коробе, поправляется. Пусть болезни гадают, как это им прийти не завтра, не сегодня, а вчера. Уснёт домовёнок, а какая-нибудь смелая козявка сядет ему на нос или на брови, навестит больного. И, проснувшись, Кузька встретит сё пристальный взгляд.
Но вот проснулся, а вместо козявки на него глядит Медведь. Кузька забился под сухие листья, на самое дно короба. Медведь листья раскопал, Кузьку вынул и вручил ему гостинцы: калину да рябину. Съели ягоды с мёдом, и домовёнок спросил, не покажет ли ему Медведь дорогу домой.
– А это чем не дом? – оглядел Медведь лешачью берлогу.
– Дом – это когда есть печка! – объяснил Кузька.
Уточнив, что такое печка, Медведь сказал, что от неё дому только вред и опасность. Кому холодно, пусть обрастает шерстью. Кузька вспомнил про. пожар, помрачнел. Но тут вошла Лиса:
– Что значит, когда медведь через пень скачет? – дразнила она. – Значит, либо пенёк невысок, либо медведь сердит.
Кузька засмеялся, спросил Лису про свой дом. Лиса вместо ответа стала выпытывать: живут ли куры в избе вместе с людьми или где-нибудь отдельно?
На Кузькины слова, что в избе хорошо, там горячая каша, пареная репа, топлёное молоко, Лиса усмехнулась:
– А у нас, что ли, всё холодное? Не вся еда растёт, некоторая бегает!
Неправ медведь, что корову задрал. Неправа и корова, что в лес зашла.
Хи-хи-хи!
Медведь так и покатился по полу со смеху. А Кузька решил больше не говорить им про свою деревеньку: жалко кур и скотину.
– Говоришь, дома тебя ждут, – обрадовался дед Диадох, влезая в берлогу. – А теперь и в лесу друзья завелись.
Когда все ушли, Кузька улёгся поудобнее. Разговаривает сам с собой то голосом Афоньки или Адоньки, то басом, как Сюр, то пищит, как Вуколочка, Сам не заметил, как пошёл в пляс с друзьями-домовятами. В середину хоровода опустился горшок с горячей кашей. И Кузька проснулся. «Кыш отсюда!» – сказал он нахальным козявкам, они лезли ему прямо в глаза. Но это был солнечный луч. И в нём лихо отплясывала лесная мелюзга, у которой оказались не только лапки и усики, но и крылья.
Кузька весело вылез наружу и чуть было снова не заболел – от страха. Дед Диадох с Лешиком волокли к берлоге корзину, а в ней копошились ящерицы с оторванными хвостами, больные жуки, ещё кто-то…
– Кузя поправился! – обрадовался Лешик. – Теперь помогай других лечить!
– Ой, напасти незнакомые, звериные и насекомые! – дрожащим голосом позвал домовёнок. – Приходите вчера!
– Вчера они и пришли, – сказал дед Диадох. – Буря напоследок совсем разгулялась! Что ж, полечим по-своему, по-лесному. А семь ветров помирились, улетели каждый в свою сторону. Просил их узнать про твою деревеньку. Какой-нибудь из них принесёт весточку с твоей родимой стороны.
Будем ждать.
БЕЗДОМНЫЙ ДОМОВОЙ
Маленький домовёнок ждать не умел. Сундучок в руки – и к Могучему дубу.
Если уж ноги сами принесли его в лес, то пусть сами и уносят отсюда. Долго ли бежал, коротко ли, вдруг слышит: собаки лают. Значит, деревня рядом.
Кузька, откуда силы взялись, продирается сквозь кусты. Выскочил на поляну, а там дед Диадох с Лешиком деревца пересаживают и поют. Песни у леших без слов, похожи на собачий лай с подвыванием.
– Молодо-зелено! – показал дед Кузьке на тонкие рябинки. – Теснятся, глупые, подрастут – и ветку вытянуть некуда.
Утром Кузька с сундучком – опять из лесу. Но уже не туда, куда ноги несут, а куда глаза глядят. Бежал, бежал, слышит стук топора. «Ну, – думает, – пристроюсь под телегой, люди и не заметят, кого с дровами везут».
А это не топор стучит. Дед с Лешиком сухостой валят.
– Сами не свалим, – объяснил Лешик, – от ветра упадёт на кого и придавит.
– Дело не медведь, само в берлогу не уляжется. – Старый леший тюкал ладонью, как топором, по чахлым деревцам. – Вот мы и управляемся, старый да малый. И не в лад, да ладно. И не хитро, да кстати.
На другой день подул ветер, верхушки деревьев кланялись ему вдогонку. «С родной стороны!» – обрадовался Кузька, побежал против ветра. Бежит, бежит, слышит щёлканье кнута. Скорей к пастуху со стадом! А это дед Диадох стучит в ладоши. А над ним по веткам мчится стадо, да только беличье, перегоняют его лесовики из ельника в орешник.
– Кузя! – кричит Лешик. – Ветер прилетал, весточки не принёс. Нету вон в той стороне твоей деревеньки!
Несколько дней собирал Кузька с белками орехи, лучшие клал в кузовок – гостинец из леса для друзей-домовят. А потом с сундуком да с гостинцем бежал, бежал, а кругом один лес – тоска зелёная. Со злости начал грибы сшибать лаптями. Вдруг слышит:
– Пошёл, нашёл, потерял! Потерял, нашёл, пошёл!
Люди ходят, грибы ищут! Надо пойти за ними потихоньку, да ещё в корзины грибов подложить незаметно.
1 2 3 4 5