Чтобы изгладить его и убедить ее в искренности моей любви, я покинул общество и не видел других женщин, кроме тех, которых случайно встречал у нее. Мне показалось, что такое мое поведение тронуло ее и что она несколько умерила свою строгость. Я удвоил внимание к ней; я просил о любви, а мне было даровано уважение. Сидализа стала ценить мое общество и удостоила меня своего доверия. Нередко она советовалась со мной о своих домашних делах, однако о своих сердечных делах она не обмолвилась ни единым словом. Если я заводил с ней речь о чувствах, она отвечала мне нравственными рассуждениями, повергая меня в отчаяние. Долго длилось такое тяжелое для меня положение; наконец, я решил выйти из него и узнать раз навсегда, на что мне рассчитывать.
– Как же вы взялись за дело? – спросила Мирзоза.
– Сударыня, сейчас вы это узнаете, – отвечал Мангогул.
Селим продолжал:
– Как я уже вам сказал, сударыня, я виделся с Сидализой каждый день. Так вот, я начал с того, что стал видеться с ней все реже, а потом и совсем почти перестал с ней встречаться. Если мне случалось разговаривать с ней наедине, я так мало говорил ей о любви, как если бы у меня никогда не было в душе даже искры страсти к ней. Эта перемена удивила ее, она стала подозревать, что у меня завелась тайная связь, и однажды, когда я рассказывал ей про галантные придворные похождения, она спросила меня с рассеянным видом:
«Почему это вы ничего не расскажете про себя, Селим? Вы восхитительно рассказываете о чужих победах, но упорно молчите о своих собственных».
«Сударыня, – отвечал я, – очевидно, это потому, что у меня их не имеется, или же потому, что я нахожу нужным о них умалчивать».
«О да, – прервала она меня, – очень мило с вашей стороны скрывать от меня то, о чем весь свет завтра будет говорить».
«Пусть себе, сударыня, – отвечал я, – но, во всяком случае, никто ничего не узнает от меня».
«Честное слово, – сказала она, – вы прямо поражаете меня своей осмотрительностью. Кто же не знает, что вы заритесь на белокурую Мизис, на маленькую Зибелину и на темнокудрую Сеферу?»
«Кого еще будет вам угодно назвать, сударыня?» – холодно спросил я ее.
«Право же, – продолжала она, – я склонна думать, что не только эти дамы владеют вашим сердцем. Ведь последние два месяца, когда вы показываетесь у нас только из милости, вы не пребывали в бездействии, а этих дам так легко победить».
«Как! Оставаться в бездействии, – воскликнул я. – Это было бы ужасно для меня. Я создан для любви и отчасти для того, чтобы быть любимым. Признаюсь вам, что я любим, но больше не спрашивайте меня ни о чем, я и так, быть может, слишком много сказал».
«Селим, – продолжала она серьезным тоном, – у меня нет от вас секретов, и я хочу, чтобы и вы ничего не скрывали от меня. В каком положении ваши сердечные дела?»
«Я почти довел до конца роман».
«А с кем же?» – с живостью спросила она.
«Вы знаете Мартезу?»
«О, конечно, это очень любезная женщина».
«Ну, так вот, не добившись вашей благосклонности, я повернул в другую сторону. Обо мне мечтали уже полгода, два свидания подготовили мне победу, третье довершит мое счастье, и сегодня вечером Мартеза ждет меня к ужину. Она забавна, весела, немного язвительна, но, в общем, это лучшее в мире создание. С этими сумасбродками лучше иметь дело, чем с чопорными дамами, которые»…
«Сударь, – прервала меня Сидализа (глаза у нее были опущены), – хоть я и поздравляю вас с таким выбором, но позвольте вам заметить, что Мартеза не новичок в делах любви, и до вас у нее уже были любовники»…
«Что мне до того, мадам!.. – возразил я, – если Мартеза искренно любит меня, я могу считать себя первым. Однако, час свидания приближается. Разрешите».
«Еще одно слово, сударь: действительно ли любит вас Мартеза?»
«Я думаю, что да».
«А вы ее любите?» – прибавила Сидализа.
«Мадам, – отвечал я, – вы сами бросили меня в объятия Мартезы: этим все сказано».
Я поднялся, чтобы уйти, но Сидализа потянула меня за край моего доломана и резко отвернулась.
«Сударыня хочет чего-нибудь от меня? Вам угодно что-нибудь мне приказать?»
«Нет, сударь. Как, вы еще здесь! Я думала, что вы уже давно ушли».
«Сударыня, я поспешу удалиться».
«Селим…»
«Сидализа…»
«Итак, вы уходите?»
«Да, сударыня».
«Ах, Селим, кого вы мне предпочли! Разве уважение Сидализы не дороже благосклонности Мартезы?»
«Это было бы так, мадам, – возразил я, – если бы я не испытывал к вам ничего, кроме уважения. Но я вас любил»…
«Что же из того! – воскликнула она горячо. – Если бы вы меня любили, вы разобрались бы в моих чувствах, вы бы предугадали дальнейшее, вы бы надеялись, что, в конце концов, ваша настойчивость возьмет верх над моей гордостью. Но вам все это надоело. Вы отказались от меня, и, может быть, сейчас»…
Сидализа смолкла, у нее вырвался вздох, и глаза стали влажными.
«Говорите, сударыня, – сказал я, – продолжайте. Быть может, несмотря на всю вашу суровость, любовь еще жива в моем сердце, и вы могли бы»…
«Я ничего не могу, и вы меня не любите, а Мартеза вас ждет».
«А если Мартеза мне безразлична, если Сидализа сейчас дороже мне, чем когда-либо, что вы тогда скажете?»
«Входить в обсуждения одних предположений было бы безумием».
«Умоляю вас, Сидализа, ответьте мне, как если бы мы говорили всерьез. Если бы Сидализа по-прежнему была самой желанной для меня в мире женщиной и если бы я никогда не имел никаких намерений по отношению к Мартезе, скажите, что бы вы сделали?»
«Да то, что я всегда делала, неблагодарный, – ответила, наконец, Сидализа. – Я любила бы вас»…
«А Селим вас боготворит!» – воскликнул я, бросаясь перед ней на колени, и я стал целовать ей руки, орошая их слезами радости.
Сидализа была ошеломлена. Неожиданная перемена во мне ее взволновала. Я воспользовался ее расстройством, и наше примирение ознаменовалось проявлениями нежности, отказать в которой она была не в силах.
– А как смотрел на это добрый Осталук? – прервал Мангогул. – Без сомнения, он разрешил своей дражайшей половине быть благосклонной к человеку, которому был обязан чином лейтенанта спаги?
– Государь, – отвечал Селим, – Осталук считал долгом быть благодарным лишь до тех пор, пока меня отвергали, но едва я добился счастья, как он стал нетерпим, резок и несносен со мной и груб с женой. Мало того, что он сам нас изводил, он еще приставил к нам шпионов. Нас предали, и Осталук, уверенный в своем бесчестии, имел дерзость вызвать меня на дуэль. Мы сразились в большом парке сераля. Я нанес ему две раны и заставил его просить о пощаде. Пока он выздоравливал от ран, я ни на минуту не разлучался с его женой. Но первое, что он сделал по выздоровлении, было то, что он разлучил нас и стал жестоко обходиться с Сидализой. Она описывала мне всю тяжесть своего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
– Как же вы взялись за дело? – спросила Мирзоза.
– Сударыня, сейчас вы это узнаете, – отвечал Мангогул.
Селим продолжал:
– Как я уже вам сказал, сударыня, я виделся с Сидализой каждый день. Так вот, я начал с того, что стал видеться с ней все реже, а потом и совсем почти перестал с ней встречаться. Если мне случалось разговаривать с ней наедине, я так мало говорил ей о любви, как если бы у меня никогда не было в душе даже искры страсти к ней. Эта перемена удивила ее, она стала подозревать, что у меня завелась тайная связь, и однажды, когда я рассказывал ей про галантные придворные похождения, она спросила меня с рассеянным видом:
«Почему это вы ничего не расскажете про себя, Селим? Вы восхитительно рассказываете о чужих победах, но упорно молчите о своих собственных».
«Сударыня, – отвечал я, – очевидно, это потому, что у меня их не имеется, или же потому, что я нахожу нужным о них умалчивать».
«О да, – прервала она меня, – очень мило с вашей стороны скрывать от меня то, о чем весь свет завтра будет говорить».
«Пусть себе, сударыня, – отвечал я, – но, во всяком случае, никто ничего не узнает от меня».
«Честное слово, – сказала она, – вы прямо поражаете меня своей осмотрительностью. Кто же не знает, что вы заритесь на белокурую Мизис, на маленькую Зибелину и на темнокудрую Сеферу?»
«Кого еще будет вам угодно назвать, сударыня?» – холодно спросил я ее.
«Право же, – продолжала она, – я склонна думать, что не только эти дамы владеют вашим сердцем. Ведь последние два месяца, когда вы показываетесь у нас только из милости, вы не пребывали в бездействии, а этих дам так легко победить».
«Как! Оставаться в бездействии, – воскликнул я. – Это было бы ужасно для меня. Я создан для любви и отчасти для того, чтобы быть любимым. Признаюсь вам, что я любим, но больше не спрашивайте меня ни о чем, я и так, быть может, слишком много сказал».
«Селим, – продолжала она серьезным тоном, – у меня нет от вас секретов, и я хочу, чтобы и вы ничего не скрывали от меня. В каком положении ваши сердечные дела?»
«Я почти довел до конца роман».
«А с кем же?» – с живостью спросила она.
«Вы знаете Мартезу?»
«О, конечно, это очень любезная женщина».
«Ну, так вот, не добившись вашей благосклонности, я повернул в другую сторону. Обо мне мечтали уже полгода, два свидания подготовили мне победу, третье довершит мое счастье, и сегодня вечером Мартеза ждет меня к ужину. Она забавна, весела, немного язвительна, но, в общем, это лучшее в мире создание. С этими сумасбродками лучше иметь дело, чем с чопорными дамами, которые»…
«Сударь, – прервала меня Сидализа (глаза у нее были опущены), – хоть я и поздравляю вас с таким выбором, но позвольте вам заметить, что Мартеза не новичок в делах любви, и до вас у нее уже были любовники»…
«Что мне до того, мадам!.. – возразил я, – если Мартеза искренно любит меня, я могу считать себя первым. Однако, час свидания приближается. Разрешите».
«Еще одно слово, сударь: действительно ли любит вас Мартеза?»
«Я думаю, что да».
«А вы ее любите?» – прибавила Сидализа.
«Мадам, – отвечал я, – вы сами бросили меня в объятия Мартезы: этим все сказано».
Я поднялся, чтобы уйти, но Сидализа потянула меня за край моего доломана и резко отвернулась.
«Сударыня хочет чего-нибудь от меня? Вам угодно что-нибудь мне приказать?»
«Нет, сударь. Как, вы еще здесь! Я думала, что вы уже давно ушли».
«Сударыня, я поспешу удалиться».
«Селим…»
«Сидализа…»
«Итак, вы уходите?»
«Да, сударыня».
«Ах, Селим, кого вы мне предпочли! Разве уважение Сидализы не дороже благосклонности Мартезы?»
«Это было бы так, мадам, – возразил я, – если бы я не испытывал к вам ничего, кроме уважения. Но я вас любил»…
«Что же из того! – воскликнула она горячо. – Если бы вы меня любили, вы разобрались бы в моих чувствах, вы бы предугадали дальнейшее, вы бы надеялись, что, в конце концов, ваша настойчивость возьмет верх над моей гордостью. Но вам все это надоело. Вы отказались от меня, и, может быть, сейчас»…
Сидализа смолкла, у нее вырвался вздох, и глаза стали влажными.
«Говорите, сударыня, – сказал я, – продолжайте. Быть может, несмотря на всю вашу суровость, любовь еще жива в моем сердце, и вы могли бы»…
«Я ничего не могу, и вы меня не любите, а Мартеза вас ждет».
«А если Мартеза мне безразлична, если Сидализа сейчас дороже мне, чем когда-либо, что вы тогда скажете?»
«Входить в обсуждения одних предположений было бы безумием».
«Умоляю вас, Сидализа, ответьте мне, как если бы мы говорили всерьез. Если бы Сидализа по-прежнему была самой желанной для меня в мире женщиной и если бы я никогда не имел никаких намерений по отношению к Мартезе, скажите, что бы вы сделали?»
«Да то, что я всегда делала, неблагодарный, – ответила, наконец, Сидализа. – Я любила бы вас»…
«А Селим вас боготворит!» – воскликнул я, бросаясь перед ней на колени, и я стал целовать ей руки, орошая их слезами радости.
Сидализа была ошеломлена. Неожиданная перемена во мне ее взволновала. Я воспользовался ее расстройством, и наше примирение ознаменовалось проявлениями нежности, отказать в которой она была не в силах.
– А как смотрел на это добрый Осталук? – прервал Мангогул. – Без сомнения, он разрешил своей дражайшей половине быть благосклонной к человеку, которому был обязан чином лейтенанта спаги?
– Государь, – отвечал Селим, – Осталук считал долгом быть благодарным лишь до тех пор, пока меня отвергали, но едва я добился счастья, как он стал нетерпим, резок и несносен со мной и груб с женой. Мало того, что он сам нас изводил, он еще приставил к нам шпионов. Нас предали, и Осталук, уверенный в своем бесчестии, имел дерзость вызвать меня на дуэль. Мы сразились в большом парке сераля. Я нанес ему две раны и заставил его просить о пощаде. Пока он выздоравливал от ран, я ни на минуту не разлучался с его женой. Но первое, что он сделал по выздоровлении, было то, что он разлучил нас и стал жестоко обходиться с Сидализой. Она описывала мне всю тяжесть своего положения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69