Я. Почему вы не брали помощников?
Он. Иногда приходилось, и мне от этого бывала кое-какая выгода. Прежде чем отправиться на место пытки, надо было заучить те блистательные места роли, где надлежало задать тон. Если мне случалось их забыть или не перепутать, я, возвращаясь, дрожал от страха; поднимался такой крик, что вам и не вообразить себе. А дома надо было ухаживать за целой сворой собак; правда, я по глупости сам вменил себе это в обязанность. На мне также лежал надзор за кошками; и я был безмерно счастлив, если Мику удостаивала меня только царапины, раздирая мне кожу на руке или манжеты. Крикетта подвержена коликам, и я растирал ей живот. Раньше у нашей хозяйки бывали приступы ипохондрии, а теперь она страдает расстройством нервов. Не говорю о легких недомоганиях, которых при мне нисколько не стесняются. Ну да что тут – я никого никогда не собирался стеснять. Я читал, что какой-то государь, прозванный Великим, дежурил иногда у судна своей любовницы. С домочадцами держатся запросто, а я в те дни был домочадцем больше, чем кто-либо другой. Я апостол простоты и непринужденности; я проповедовал им собственным примером и никогда не оскорблялся. Мне только не надо было мешать. Я уже обрисовал вам хозяина. Хозяйка же начинает прибавляв в весе. Надо только послушать милые вещи, которые л"ди рассказывают на этот счет.
Я. Но вы не из числа этих людоед?
Он. А почему бы нет?
Я. Да потому, что по меньшей пере неприлично выставлять в смешном свете своих благодетелей.
Он. Но разве не хуже на правах благодетеля унижать того, кому покровительствуешь?
Я. Но если бы покровительствуемый сам по себе не был низок, ничто не давало бы покровителю такого права.
Он. А если бы люди не были смешны сами по себе, никто не сочинял бы о них забавных россказней. И к тому же – моя ли вина, что они водятся со всяким сбродом? Моя ли вина, что они окружили себя сбродом, что их обманывают, что над ними издеваются? Когда решаешься жить с людьми вроде нас, а судишь здраво, надо ждать бесчисленных пакостен. Когда нас берут в дом, но знают разве, кто мы такие, но знают, что мы корыстные, низкие, вероломные душонки? Если нас знают, то все в порядке. Заключается молчаливое соглашение, что нам будут делать добро, а мы рано или поздно отплатим за добро, которое нам сделают, злом. Разве нет такого соглашения между человеком и его обезьяной или попугаем? Лебрен вопит но поводу того, что Палиссо, собутыльник его и друг, сочинил на него куплеты. Налиссо и должен был сочинить куплеты, и не нрав Леброн. Пуансине вопит но поводу того, что Палиссо ему приписал куплеты, которые сам сочинил на Лебреиа. Палиссо и должен был приписать Пуансине куплеты, которые он сочинил на Лебрена, и не нрав Пуансине. Маленький аббат Рой вопит но поводу того, что его друг Палиссо отбил у него любовницу, к которой он его и ввел, а не надо было вводить такого Палиссо к своей любовнице или уж следовало готовиться потерять ее. Палиссо исполнил свой долг, и не нрав аббат Рей. Книготорговец Давид вопит по поводу того, что его компаньон Палиссо спал или хотел спать с его женой; жена книготорговца Давида вопит по поводу того, что Налиссо дает понять, будто он с нею спал, но, как бы то ни было, Палиссо свою роль сыграл, а не правы Давид и его жена. Гельвеций вопит по поводу того, что Палиссо вывел его на сцене бесчестным человеком, а между тем должен ему деньги, выпрошенные на то, чтобы поправить здоровье, подкормиться и приодеться. Но мог ли он ожидать иного образа действий от человека, замаравшего себя всякими гнусностями, который просто ради забавы убедил друга отречься от своей религии, который завладевает имуществом своих компаньонов, у которого нет ни стыда, ни совести, ни чувств, который fas et nefas стремится к богатству, который дни считает по числу содеянных подлостей и который сам себя изобразил на сцене как опаснейшего мошенника – бесстыдство, которому, по-моему, не найдется примера в прошлом и не найдется в будущем? И виноват тут не Палиссо, а Гельвеций. Ежели юного провинциала свести в версальский зверинец, а он по глупости просунет руку в клетку тигра или пантеры, и ежели рука молодого человека останется в пасти хищного зверя – кто тут будет виноват? Все это предусмотрено молчаливым соглашением, и тем хуже для тех, кто о нем не знает или забывает. Этим священным и всеобъемлющим соглашением можно оправдать стольких людей, которых мы обвиняем в злонравии, меж тем как нужно бы самих себя упрекать в глупости! Да, толстая графиня, это вы виноваты, когда собираете вокруг себя тех, кого у людей вашей породы принято называть тварями, и когда эти твари делают вам гадости, то заставляют и вас их делать и навлекают на вас негодование порядочных людей. Порядочные люди делают то, что должны, твари – тоже, и виноваты вы, что принимаете их. Если бы Бертен мирно и мило жил со своей любовницей, если бы в силу своей порядочности они водили только порядочные знакомства, если бы они окружали себя людьми даровитыми, известными в обществе своей добродетелью, если бы время, отнятое от блаженных часов, которые они проводили бы вдвоем, наслаждаясь любовью, говоря о ней в тиши одиночества, – если бы это время они посвятили небольшому кружку просвещенных, избранных друзей, – поверьте, на их счет не появлялось бы ни хороших, ни дурных выдумок! А что с ними произошло? То, чего они заслуживали: они были наказаны за свою неосмотрительность, и провидение от века предназначило нас на то, чтобы воздавать должное Бертенам нынешнего дня, а подобных нам из числа наших племянников оно предназначило на то, чтобы воздавать должное Монсожам и Бертенам будущего. Но в то самое время, как мы приводим в исполнение его справедливые приговоры над глупостью, вы, изображая нас такими, каковы мы на самом деле, приводите в исполнение его справедливые приговоры над нами. Что бы вы о нас подумали, если бы мы, при наших постыдных нравах, стали требовать всеобщего уважения? Что мы безумцы. А разумны ли те, которые ждут честного поведения от людей, уже родившихся порочными? Расплата в этом мире наступает всегда. Есть два генеральных прокурора: один – тот, что стоит у ваших дверей и наказывает за проступки против общества, другой – сама природа. Ей известны все пороки, ускользающие от законов. Вы предаетесь разврату с женщинами – у вас будет водянка; вы пьянствуете – у вас будет чахотка; вы пускаете к себе негодяев и живете в их обществе – вас будут обманывать, осмеивать, презирать; самое простое – смириться перед справедливостью этих приговоров и сказать себе: «Поделом». Тут надо либо одуматься и исправиться, либо остаться таким, каков есть, но на вышеупомянутых условиях.
Я. Вы правы.
Он. Впрочем, из всех этих гадких рассказов ни один не выдуман мною, я ограничиваюсь ролью пересказчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26