В работе «Динамическая теория дифракции» Стокс решал проблему распространения поперечных световых волн в эфире – шаг к будущей максвелловской теории, но Максвелл еще не знал, что он пойдет по этому пути.
С самого начала своей деятельности в качестве лукасианского профессора математики в Кембридже Стокс поставил своей задачей поднять преподавание математики до невиданного прежде уровня, а ведь и раньше этот уровень был весьма высок. На высшем математическом уровне написаны даже самые ранние исследования Стокса – о движении жидкостей – продолжение исследований Лагранжа и набросков Навье, тоже кембриджца.
Лишне говорить о том, что Максвелл не пропускал ни одной лекции Стокса.
Тьютором Джеймса был Гопкинс – без сомнения, лучший тьютор в Кембридже. У него «под началом» были когда-то и Стокс, ставший «старшим спорщиком» и лауреатом премии Смита в своем году, и Вильям Томсон, ставший «вторым спорщиком» и лауреатом премии Смита – в своем. Гопкинс был крайне высокого мнения о своем ученике Максвелле. Гопкинс говаривал, что Джеймс не способен мыслить о физических материях неверно. Да и другие ученики Гопкинса, кроме, может быть, Рауса, а всего он вел в то время пятнадцать человек, без сомнения и колебания признали Джеймса самым способным среди них.
Мистер Лаусон, бывший в то время учеником Гопкинса, вспоминал позже, как потел он над его задачками, зачастую безрезультатно. В это время Максвелл заходил к нему поболтать и вообще вел себя крайне легкомысленно. Когда до очередной встречи с Гопкинсом оставалось уже каких-нибудь полчаса, он говорил обычно:
– Ну, пора мне приниматься за «пропсы» старины Гопса!
Когда через полчаса они встречались у Гопкинса, Джеймс мог уже показать решение всех задач.
Вряд ли, впрочем, это давалось всегда легко. Работал Джеймс много, и Гопкинс даже советовал ему не переутомляться – здоровье Джеймса по-прежнему оставляло желать лучшего. Письма отца заполнены советами:
«Тетушка рекомендует: ежедневно – стакан вина: лучше всего – портвейн».
Отец беспокоится о тлетворном влиянии воздуха Кембриджа на своего единственного сына, как бы невзначай задает вопросы о роде церковных служб (далеко не кальвинистского толка, как хотелось отцу), дает советы относительно времяпрепровождения.
В пасхальные каникулы 1853 года Джеймс поехал погостить к одному из своих друзей – Джонсону Гейджу. Отец, прослышав о том, что Джеймс едет с Гейджем в Бирмингам (Бруммагам, как его называл Максвелл-старший на шотландский манер), прислал ему следующее письмо, содержащее программу действий на несколько дней:
«Эдинбург, 13 марта 1853 г.
Попроси Гейджа дать тебе инструктаж по Бруммагамским заводам. Познакомься, если сможешь, с работой оружейников, с производством пушек и их испытаниями, с производством холодного оружия и его испытанием; с папье-маше и лакированием; с серебрением, цементацией и путем накатки; с серебрением электролитическим способом – на заводе Эклингтона; с плавкой и штамповкой – на заводе Брэзиера; с обточкой и изготовлением чайников из белого металла и т.д.; с производством пуговиц различных сортов, стальных перьев, иголок, булавок и всевозможных мелких предметов, которые очень интересно изготавливают путем разделения труда и при помощи остроумных инструментов; там делают разные сорта стекла, и есть также литейное дело во всех видах, производство машин, инструментов и приборов (оптических и научных), как грубых, так и точных.
Если тебе Бруммагам надоест, развейся и посмотри Кенилворт, Варвик, Лимингтон, Стратфорд-на-Эйвоне и т.п.».
Неплохая программа на неделю отдыха!
ПОДГОТОВКА К ТРАЙПОСУ
А по возвращении в Кембридж начался один из труднейших семестров, ведь до трайпоса оставалось всего чуть более полугода. Сейчас Джеймс занимался приведением в систему своих математических знаний, учился умению упрощать, умению объяснять.
Вечера заполнены друзьями – их уже так много, что иной раз уклонение от совместного обеда вырастает в проблему. Он чувствует ограниченность круга его шотландских знакомых, его замкнутость и клановость, ревниво оберегаемые Питером Тэтом. Новые друзья Максвелла – англичане. С более близкими – Тейлером, «фрешменом» – новичком Исааком Тайлером, Фарраром, Батлером, Гейджем – по вечерам метафизические дискуссии, чтение Шекспира «в лицах», каждый – актер, и среди них не последний – Джеймс.
Не были забыты на этих встречах и рабочие ассоциации, и христианский социализм, и стимулы хорошей работы для инженеров (не прибыль, а более высокое положение), и достоинства социализма, и уроки французской революции, и схемы, позволяющие рабочим участвовать в руководстве и прибылях фабрики (а Максвеллу казалось, что один хозяин – это лучше, чем много), и даже такая животрепещущая проблема, как смысл понятия «вечное проклятие».
Постепенно выкристаллизовывается жизненное кредо.
«...Вот мой великий план, который задуман уже давно, и который то умирает, то возвращается к жизни и постепенно становится все более навязчивым... Основное правило этого плана – упрямо не оставлять ничего неизученным. Ничто не должно быть „святой землей“, священной Незыблемой Правдой, позитивной или негативной. Вся вспаханная под пар земля должна быть пропахана снова и пущена в регулярный севооборот. Все должны быть определены на службу, которую никогда нельзя будет оставить по собственной воле до тех пор, пока ничего не останется делать, то есть до + ?н.э.».
В стихах того времени проскальзывают мысли о своей роли в этом мире, о своих задачах здесь, яа земле.
И в них то же жизненное кредо – Правда, какой бы она ни предстала...
В сердце уличных изломов,
Где торговли вьются сети,
Вы встречали незнакомцев,
То идеи – наши дети.
Все они достойны веры,
Все торопятся без меры,
В них, плодах воображенья,
Я ищу свои творенья.
Как-то летом среди скал,
Там, где тень берез упала,
Я в колодце наблюдал,
Что с моею тенью стало.
Там мой облик повторенный,
То поникший, то взнесенный,
Не успев возникнуть, таял:
Капли падали, играя...
Я ущельям среди гор
Задавал свои вопросы,
Эхо, как насмешниц хор,
Их кидало на утесы,
Может быть, тот хор не в силах
На вопросы дать ответ,
Но в гордыне слов услышит,
Есть в них Правда или нет.
Этих малых форм тесненье,
В скалах – звуков ослабленье,
Света танец на воде -
Все мои волнует чувства,
Возвращается ко мне
Светом Правды на земле...
Пусть же в Правде отразится
Все, чем ум людской кичится!
...Прошел еще один семестр, сдан был «Маг» – очередной экзамен, и возник вопрос: куда ехать на каникулы? «Фрешмен» Тайлер, тронутый дружбой и постоянной поддержкой Джеймса, пригласил его провести каникулы в Суффолке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
С самого начала своей деятельности в качестве лукасианского профессора математики в Кембридже Стокс поставил своей задачей поднять преподавание математики до невиданного прежде уровня, а ведь и раньше этот уровень был весьма высок. На высшем математическом уровне написаны даже самые ранние исследования Стокса – о движении жидкостей – продолжение исследований Лагранжа и набросков Навье, тоже кембриджца.
Лишне говорить о том, что Максвелл не пропускал ни одной лекции Стокса.
Тьютором Джеймса был Гопкинс – без сомнения, лучший тьютор в Кембридже. У него «под началом» были когда-то и Стокс, ставший «старшим спорщиком» и лауреатом премии Смита в своем году, и Вильям Томсон, ставший «вторым спорщиком» и лауреатом премии Смита – в своем. Гопкинс был крайне высокого мнения о своем ученике Максвелле. Гопкинс говаривал, что Джеймс не способен мыслить о физических материях неверно. Да и другие ученики Гопкинса, кроме, может быть, Рауса, а всего он вел в то время пятнадцать человек, без сомнения и колебания признали Джеймса самым способным среди них.
Мистер Лаусон, бывший в то время учеником Гопкинса, вспоминал позже, как потел он над его задачками, зачастую безрезультатно. В это время Максвелл заходил к нему поболтать и вообще вел себя крайне легкомысленно. Когда до очередной встречи с Гопкинсом оставалось уже каких-нибудь полчаса, он говорил обычно:
– Ну, пора мне приниматься за «пропсы» старины Гопса!
Когда через полчаса они встречались у Гопкинса, Джеймс мог уже показать решение всех задач.
Вряд ли, впрочем, это давалось всегда легко. Работал Джеймс много, и Гопкинс даже советовал ему не переутомляться – здоровье Джеймса по-прежнему оставляло желать лучшего. Письма отца заполнены советами:
«Тетушка рекомендует: ежедневно – стакан вина: лучше всего – портвейн».
Отец беспокоится о тлетворном влиянии воздуха Кембриджа на своего единственного сына, как бы невзначай задает вопросы о роде церковных служб (далеко не кальвинистского толка, как хотелось отцу), дает советы относительно времяпрепровождения.
В пасхальные каникулы 1853 года Джеймс поехал погостить к одному из своих друзей – Джонсону Гейджу. Отец, прослышав о том, что Джеймс едет с Гейджем в Бирмингам (Бруммагам, как его называл Максвелл-старший на шотландский манер), прислал ему следующее письмо, содержащее программу действий на несколько дней:
«Эдинбург, 13 марта 1853 г.
Попроси Гейджа дать тебе инструктаж по Бруммагамским заводам. Познакомься, если сможешь, с работой оружейников, с производством пушек и их испытаниями, с производством холодного оружия и его испытанием; с папье-маше и лакированием; с серебрением, цементацией и путем накатки; с серебрением электролитическим способом – на заводе Эклингтона; с плавкой и штамповкой – на заводе Брэзиера; с обточкой и изготовлением чайников из белого металла и т.д.; с производством пуговиц различных сортов, стальных перьев, иголок, булавок и всевозможных мелких предметов, которые очень интересно изготавливают путем разделения труда и при помощи остроумных инструментов; там делают разные сорта стекла, и есть также литейное дело во всех видах, производство машин, инструментов и приборов (оптических и научных), как грубых, так и точных.
Если тебе Бруммагам надоест, развейся и посмотри Кенилворт, Варвик, Лимингтон, Стратфорд-на-Эйвоне и т.п.».
Неплохая программа на неделю отдыха!
ПОДГОТОВКА К ТРАЙПОСУ
А по возвращении в Кембридж начался один из труднейших семестров, ведь до трайпоса оставалось всего чуть более полугода. Сейчас Джеймс занимался приведением в систему своих математических знаний, учился умению упрощать, умению объяснять.
Вечера заполнены друзьями – их уже так много, что иной раз уклонение от совместного обеда вырастает в проблему. Он чувствует ограниченность круга его шотландских знакомых, его замкнутость и клановость, ревниво оберегаемые Питером Тэтом. Новые друзья Максвелла – англичане. С более близкими – Тейлером, «фрешменом» – новичком Исааком Тайлером, Фарраром, Батлером, Гейджем – по вечерам метафизические дискуссии, чтение Шекспира «в лицах», каждый – актер, и среди них не последний – Джеймс.
Не были забыты на этих встречах и рабочие ассоциации, и христианский социализм, и стимулы хорошей работы для инженеров (не прибыль, а более высокое положение), и достоинства социализма, и уроки французской революции, и схемы, позволяющие рабочим участвовать в руководстве и прибылях фабрики (а Максвеллу казалось, что один хозяин – это лучше, чем много), и даже такая животрепещущая проблема, как смысл понятия «вечное проклятие».
Постепенно выкристаллизовывается жизненное кредо.
«...Вот мой великий план, который задуман уже давно, и который то умирает, то возвращается к жизни и постепенно становится все более навязчивым... Основное правило этого плана – упрямо не оставлять ничего неизученным. Ничто не должно быть „святой землей“, священной Незыблемой Правдой, позитивной или негативной. Вся вспаханная под пар земля должна быть пропахана снова и пущена в регулярный севооборот. Все должны быть определены на службу, которую никогда нельзя будет оставить по собственной воле до тех пор, пока ничего не останется делать, то есть до + ?н.э.».
В стихах того времени проскальзывают мысли о своей роли в этом мире, о своих задачах здесь, яа земле.
И в них то же жизненное кредо – Правда, какой бы она ни предстала...
В сердце уличных изломов,
Где торговли вьются сети,
Вы встречали незнакомцев,
То идеи – наши дети.
Все они достойны веры,
Все торопятся без меры,
В них, плодах воображенья,
Я ищу свои творенья.
Как-то летом среди скал,
Там, где тень берез упала,
Я в колодце наблюдал,
Что с моею тенью стало.
Там мой облик повторенный,
То поникший, то взнесенный,
Не успев возникнуть, таял:
Капли падали, играя...
Я ущельям среди гор
Задавал свои вопросы,
Эхо, как насмешниц хор,
Их кидало на утесы,
Может быть, тот хор не в силах
На вопросы дать ответ,
Но в гордыне слов услышит,
Есть в них Правда или нет.
Этих малых форм тесненье,
В скалах – звуков ослабленье,
Света танец на воде -
Все мои волнует чувства,
Возвращается ко мне
Светом Правды на земле...
Пусть же в Правде отразится
Все, чем ум людской кичится!
...Прошел еще один семестр, сдан был «Маг» – очередной экзамен, и возник вопрос: куда ехать на каникулы? «Фрешмен» Тайлер, тронутый дружбой и постоянной поддержкой Джеймса, пригласил его провести каникулы в Суффолке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93