Горделивая складка прорезала его хмурый лоб, и, точно чувствуя, как насыщенная огнем и криками ночь дает ему новую силу, он распрямил свои широкие крепкие плечи и сказал коротко:
- Ну, теперь идем.
Через два часа были две встречи.
Связанная Рита попала к Астраханкину, отряд которого после неудачной схватки собирался возвращаться в город. Когда Астраханкин увидел Риту, он побледнел, стегнул нагайкой двух жандармов, конвоировавших ее, приказал развязать ей руки и, молча посмотрев на нее, не сказал ничего - совсем ничего.
Подвигаясь шагом впереди отряда к дому, Астраханкин впервые, должно быть, не прямо сидел в казачьем седле, а опустил голову, точно был не в силах нести в ней какое-то мучительно-тяжелое подозрение, помимо его воли крепко опутавшее его.
А вторая встреча была Лбова с Женщиной.
- Ты что же? - спросил он и сильной рукой рванул ее на себя. Но женщина ничего не ответила.
Лбов вынул маузер, медленно вскинул его к груди и выстрелил. И, падая, женщина слегка вскрикнула, и так же загадочно, как и всегда, светились темнотой провалы ее потухающих глаз, в которых не отразился ни мягкий лунный свет, ни одна из звезд, густо пересыпавших ночное небо.
14. О том, как Лбов собирался Пермь брать
Июльские ветры знойные, лучистые. Июльские ночи теплые, пряные, когда Кама мягкими волнами плещет на отлогие песчаные берега и журчит веслами шныряющих лодчонок, эти ночи перекликаются эхом с гудками залитых огнями пароходов, у которых искры из трубы, вылетая, танцуют, кружатся и тают меж рассыпанных по небу горячих звезд.
И в такую летнюю, беспокойную ночь в двадцати верстах от Мотовилихи на большой поляне, вырванной у гущи заснувшего леса, - костры, костры, песни, бурчащие варевом котлы, дымный смех, огневые речи, что винтовочные заряды, и черная ненависть, как кинжальная сталь.
Сегодня Лбов из разных краев Урала собрал командиров своих разбросанных повсюду шаек. Был здесь Ястреб, у которого в красноватых глазах из уральского камня отсвечивалась огоньком непотухающая трубка. Был Матрос с сережкой в надорванном ухе и часами, у которых вместо брелка повешена заряженная бомба. Был Стольников с неразглаженными морщинами вечно думающего о чем-то лба, на котором лежал уже отпечаток близкого сумасшествия. Были Демон, Змей, Фома, Сибиряк, Черкес, Сокол, одноглазый Ворон... И многие другие атаманы были. Недовольно посмотрел Лбов, прерывая речь, и сказал Матросу строго:
- Чего это там твой конвой разорался? Опять перепились. Да и сам-то ты, всегда от тебя несет, как от винной бочки!
- Полно, - ответил Матрос, играя двухфунтовым брелком, - что ты, Лбов, святыми, что ли, нас хочешь сделать?..
- Не святыми, а распускаетесь здорово, грабить без толку начали. Вон вчера у Ворона один другого ножом пырнул, поделить не сумели чего-то.
- Так то у Ворона, а у меня этого нет, у меня, брат, всегда распределено, кому сколько.
- Ой, смотри, Матрос, - и усмешка мелькнула у Лбова, - не всегда и не на все у меня глаза закрыты, не слишком ли у тебя уж распределено, кому, что и сколько? Бандитом настоящим, того и гляди, станешь.
Бросил играть брелком Матрос, отвернул глаза и сказал Змею, но негромко, так, чтобы не слышал Лбов:
- Что же нам, монахами, что ли, быть? На то и разбойничали, чтобы грабить, на то и живем, чтобы пить, а то что ж тогда, волчья жизнь совсем получится. Да что он, с ума, что ли, сошел, аль не видит - все кругом пьют, а не мои только, а нас-то теперь, если всех подсчитать, так много будет... Я думаю, что около четырехсот наверняка наберется.
Но Змей посмотрел на него злыми, желтыми глазами, перекривил свое и без того искаженное лицо:
- Много... Это наша и беда, что много.
Говорил опять опьяненный успехами Лбов. Говорил, что довольно мелочью заниматься и надо на широкую дорогу выходить. Уже немало винных лавок разгромлено, уже немало крупных заводских контор разбито. В Полазне, Добрянке, Чермозе, Юго-Камске... Пеплом развеяли дачи-поместья многих князьков и дворян. Уже перерублены телеграфные столбы, то и дело перевертываются железнодорожные рельсы, а жандармы не ездят больше парами, а ингуши не гарцуют одиночками.
- А что же еще делать, - заговорил Стольников, - объявить разве войну государю-императору? Я думаю, если послать ему бумагу и написать в ней, пусть лучше он добром... - но здесь Стольников оборвался и замолчал, как и всегда, оканчивая думать только про себя.
- Война и так объявлена, - ответил Лбов, - мы теперь не одиночки, нас много, но нам надо еще больше, а для этого нужно, чтобы все видели, что мы сильны, мы должны поднять на ноги весь Урал.
- И как? - спросил молчавший до этого Фома. - Что же ты хочешь делать?
- Что... что делать? - присоединились к Фоме еще несколько атаманов, настораживаясь и заглядывая в лицо Лбову, по которому пятна колыхающего пламени от разгоревшегося костра переливались дымно-красными оттенками.
- Надо взять Пермь, - сказал тогда Лбов и замолчал.
Замолчали и насупившие брови генералы этого войска, ошарашенные размахом замыслов Лбова, так уверенно выбросившего это предложение.
Потом горячие споры поднялись около этого плана.
- Взять-то мы можем, возьмем, особенно если с налета, - говорил Ястреб, - но мы же не удержимся там долго.
- И не надо, - все более и более разгорался Лбов. - И не надо... Мы разобьем тюрьму, мы разграбим охранку, повесим всех аристократов, возьмем заложником губернатора... И когда об этом узнает вся Россия, со всех концов к нам потянется такой же народ, как мы, у нас будут тысячи, и мы выйдем тогда из леса в города, на улицы.
- Пермь?.. Взять Пермь! - восхищенный и подавленный этой мыслью, заговорил Змей, точно задыхаясь от приступа лихорадочного кашля.
- Да, Пермь город богатый, там мы наложим, как это... контрибуцию на всю буржуазию, - вставил Матрос.
- Идет... идет, - загудели кругом голоса. - Надо составить план... надо скорее... Ура Лбову!.. Мы тебя в губернаторском доме поселим, а на доме поставим красный флаг.
Последняя мысль о флаге почему-то показалась чудовищно дерзостной Стольникову, морщины его лица на мгновение разошлись, и он как-то по-детски радостно вскрикнул:
- Над губернаторским!.. на большом шесте и красный флаг!.. пусть... пусть... - он замолчал.
И тогда встал Лбов и, точно сообщая о том, что назавтра надо будет ограбить почту или разгромить казенку, сказал громко и просто:
- Значит, решено. Будем брать Пермь! - Но сколько веры, сколько жизни было вложено им в эти простые, чеканные слова.
Долго еще обсуждали, горячились, спорили. Прискакал дозорный и сообщил, что на дороге, верстах в пяти отсюда, движется какой-то отряд, человек в двадцать пять; но на это сообщение на радостях почти не обратили никакого внимания, а просто выслали навстречу Ворона с его шайкой, чтобы он разделался с ними как следует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26