Потом вздохнула. – Когда-нибудь… Во всяком случае, ты меня не бросишь, – заключила она. – Ты здесь свободна и счастлива. Ты уходишь и приходишь, когда тебе вздумается. Чего тебе не хватает?.. Я не желаю расставаться с тобой.
Было что-то патетическое в последних словах Варвары Петровны, и Арина почувствовала это. Напрасно старалась она поколебать решимость тетки. Та ни о чем не хотела слышать.
По правде сказать, после долгих переживаний Варвара Петровна пришла к странному душевному состоянию. От нее не могло укрыться, что Владимир Иванович приходил в часы, когда Арина была дома, что ему доставляла удовольствие остроумная беседа племянницы, что он искал случая встретиться с ней. Вначале это вызывало у нее глухое раздражение, но вскоре она поняла, что присутствие Арины – верное средство привязать ветреного любовника и что с ее отъездом Владимир Иванович станет совсем редким гостем. А для нее возможность хотя бы только видеть его осталась единственным, что значило в жизни. Впрочем, она рассуждала так: „Чем я рискую? Арина подросток, для которого доктор почти старец. За ней ухаживают видные молодые люди. Из них она и выбрала или выберет любовника. Владимир не может интересовать ее. Надо обладать моим жизненным опытом, чтобы понять, насколько он притягателен!"
Дальше этого бедная Варвара Петровна не заглядывала. Она удерживала Арину как приманку для Владимира Ивановича, не подозревая, какую опасную игру затеяла.
Вот почему напрасны оказались доводы Арины – почему ей необходимо учиться в университете. Заканчивая разговор и прямо глядя тетке в глаза, Арина сказала:
– Ну что ж, ты сама этого захотела…
Она вышла, предоставив обеспокоенной Варваре Петровне так и эдак толковать смысл загадочных слов племянницы.
В тот же вечер, убедившись, что никого нет поблизости, Арина подошла к телефону, стоящему в столовой, назвала номер и произнесла в трубку короткую фразу.
Прошел месяц. В разгар жаркого и грозового лета в доме на Дворянской произошел примечательный случай. Однажды часов в восемь Варвара Петровна, возвратившись с прогулки по городу, нашла дверь квартиры открытой и потому вошла без звонка. Как обычно, легким и быстрым шагом пересекла столовую. Дверь в комнату Арины была открыта, и Варвара Петровна увидела, что племянница, одетая в легкое светлое платье, прислонилась к стене, а перед ней, уперевшись в стену двумя руками и как бы заключая девушку в клетку, стоит Владимир Иванович. Он так близко склонился к Арине, что Варваре показалось, будто лицо ее любовника касалось лица племянницы.
У нее хватило сил, чтобы бесшумно дойти до своей комнаты и позвонить горничной. Вскоре весь дом узнал, что Варвара Петровна испытывает недомогание. Вокруг нее захлопотали домочадцы.
На следующий день она велела позвать Арину и безразличным тоном сказала ей:
– Я передумала относительно тебя… Я не имею права удерживать тебя здесь. Ты должна устроить жизнь по своему вкусу и учиться, если тебе это нравится. Поезжай в университет, в Москву, Петербург, в Льеж, хоть к дьяволу. Я дам тебе на жизнь. Имея двести рублей ежемесячно, ты станешь богатой студенткой, сможешь покупать красивые платья, тонкое белье и французские духи.
Ответ Арины поразил тетку:
– Я в самом деле поеду учиться в университет, как уже давно решила. Но денег мне не нужно. Благодарю тебя, я уже все устроила; я была и всегда буду независимой.
Напрасно уязвленная и сгорающая от любопытства Варвара Петровна пыталась разговорить племянницу. Вытянуть из нее она ничего не сумела. Арина вышла, не дав никаких объяснений.
Варвара Петровна осталась с неприятным ощущением, что ничего не знает о племяннице, которая родилась у нее на глазах, а теперь уже три года жила с ней. Был в душе этой молодой девушки, по виду такой открытой и легкой в общении, какой-то тайник, куда тетка не могла проникнуть. Впервые она поняла, что не имеет никакой власти над Ариной. Та ускользала от нее. Так что же она собой представляла?
Замешательство Варвары Петровны было так велико, что она не могла удержаться, чтобы в тот же вечер не заговорить о своих опасениях с Владимиром Ивановичем. Он разделял ее тревогу. Их обоих душило волнение, и доктор не смог утаить от Варвары Петровны, что безумно влюблен в Арину. Последовала трогательная и удивительная сцена. Оба любовника плакали. Уже давно между ними не было такой совершенной близости.
К середине лета по городу касательно Арины поползли неприятные слухи. Уже дважды завсегдатаи гостиницы „Лондонская", как они уверяли, видели ее поздней ночью в коридорах. Один утверждал, что уже после полуночи она входила в номер, „где пили шампанское", другой – что поздним часом она спускалась одна по парадной лестнице. Можно вообразить, как заработали злые языки!
Конечно, Арина Николаевна была далеко не первой, кому приписывались любовники, но даже в нашем городе, где строгие нравы были не в моде, полагалось соблюдать некоторую меру. Кого может удивить в России молодая девушка, которая начинает флирт и даже преступает его границы? Этому без труда найдут объяснение и извинение; только одни глупцы будут разводить руками. Но празднества, кутежи в гостинице „Лондонская" с неизбежной оглаской – уже чреваты скандалом. Арину не щадили. Впрочем, ни женщины, ни девушки не любили ее из-за слишком явного успеха, которым она пользовалась у мужчин. Почти все, попадавшие в ее окружение, влюблялись в нее. Со своей стороны, она и не старалась вызвать симпатии женской половины. Она обращалась с ее представительницами одновременно и высокомерно, и насмешливо, за что ее, по правде говоря, ненавидели. Ей доставляло удовольствие разрушать самые крепкие узы, самые счастливые пары, законные или нет. А в это лето, казалось, в нее и вовсе вселился дьявол, и она решила отомстить – неизвестно за что и кому, – кружа головы мужчинам, особенно тем, чьи привязанности были публичным достоянием. Что она давала им – никто не знал. Но на всякий случай предполагали худшее. И множество приписываемых ей связей больше не оставляло места снисхождению.
С сожалением приходится отметить, что один скандал был напрямую связан с ее именем. Однажды, часов в одиннадцать вечера, двое кутил, поужинав и выпив сверх меры, решили в компании дам поехать в загородный домик, принадлежащий портье „Лондонской" Льву Давыдовичу. Они хорошо знали, что для людей, желающих скрыть свои грешки, двери дома открыты, и сами раньше неоднократно находили здесь тайный приют. Но им было невдомек, что с начала лета дом был сдан инженеру Михаилу Ивановичу Богданову.
Итак, они подъехали к дому и позвонили в дверь. Никто не отозвался. Раздраженные молчанием, они начали дубасить в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Было что-то патетическое в последних словах Варвары Петровны, и Арина почувствовала это. Напрасно старалась она поколебать решимость тетки. Та ни о чем не хотела слышать.
По правде сказать, после долгих переживаний Варвара Петровна пришла к странному душевному состоянию. От нее не могло укрыться, что Владимир Иванович приходил в часы, когда Арина была дома, что ему доставляла удовольствие остроумная беседа племянницы, что он искал случая встретиться с ней. Вначале это вызывало у нее глухое раздражение, но вскоре она поняла, что присутствие Арины – верное средство привязать ветреного любовника и что с ее отъездом Владимир Иванович станет совсем редким гостем. А для нее возможность хотя бы только видеть его осталась единственным, что значило в жизни. Впрочем, она рассуждала так: „Чем я рискую? Арина подросток, для которого доктор почти старец. За ней ухаживают видные молодые люди. Из них она и выбрала или выберет любовника. Владимир не может интересовать ее. Надо обладать моим жизненным опытом, чтобы понять, насколько он притягателен!"
Дальше этого бедная Варвара Петровна не заглядывала. Она удерживала Арину как приманку для Владимира Ивановича, не подозревая, какую опасную игру затеяла.
Вот почему напрасны оказались доводы Арины – почему ей необходимо учиться в университете. Заканчивая разговор и прямо глядя тетке в глаза, Арина сказала:
– Ну что ж, ты сама этого захотела…
Она вышла, предоставив обеспокоенной Варваре Петровне так и эдак толковать смысл загадочных слов племянницы.
В тот же вечер, убедившись, что никого нет поблизости, Арина подошла к телефону, стоящему в столовой, назвала номер и произнесла в трубку короткую фразу.
Прошел месяц. В разгар жаркого и грозового лета в доме на Дворянской произошел примечательный случай. Однажды часов в восемь Варвара Петровна, возвратившись с прогулки по городу, нашла дверь квартиры открытой и потому вошла без звонка. Как обычно, легким и быстрым шагом пересекла столовую. Дверь в комнату Арины была открыта, и Варвара Петровна увидела, что племянница, одетая в легкое светлое платье, прислонилась к стене, а перед ней, уперевшись в стену двумя руками и как бы заключая девушку в клетку, стоит Владимир Иванович. Он так близко склонился к Арине, что Варваре показалось, будто лицо ее любовника касалось лица племянницы.
У нее хватило сил, чтобы бесшумно дойти до своей комнаты и позвонить горничной. Вскоре весь дом узнал, что Варвара Петровна испытывает недомогание. Вокруг нее захлопотали домочадцы.
На следующий день она велела позвать Арину и безразличным тоном сказала ей:
– Я передумала относительно тебя… Я не имею права удерживать тебя здесь. Ты должна устроить жизнь по своему вкусу и учиться, если тебе это нравится. Поезжай в университет, в Москву, Петербург, в Льеж, хоть к дьяволу. Я дам тебе на жизнь. Имея двести рублей ежемесячно, ты станешь богатой студенткой, сможешь покупать красивые платья, тонкое белье и французские духи.
Ответ Арины поразил тетку:
– Я в самом деле поеду учиться в университет, как уже давно решила. Но денег мне не нужно. Благодарю тебя, я уже все устроила; я была и всегда буду независимой.
Напрасно уязвленная и сгорающая от любопытства Варвара Петровна пыталась разговорить племянницу. Вытянуть из нее она ничего не сумела. Арина вышла, не дав никаких объяснений.
Варвара Петровна осталась с неприятным ощущением, что ничего не знает о племяннице, которая родилась у нее на глазах, а теперь уже три года жила с ней. Был в душе этой молодой девушки, по виду такой открытой и легкой в общении, какой-то тайник, куда тетка не могла проникнуть. Впервые она поняла, что не имеет никакой власти над Ариной. Та ускользала от нее. Так что же она собой представляла?
Замешательство Варвары Петровны было так велико, что она не могла удержаться, чтобы в тот же вечер не заговорить о своих опасениях с Владимиром Ивановичем. Он разделял ее тревогу. Их обоих душило волнение, и доктор не смог утаить от Варвары Петровны, что безумно влюблен в Арину. Последовала трогательная и удивительная сцена. Оба любовника плакали. Уже давно между ними не было такой совершенной близости.
К середине лета по городу касательно Арины поползли неприятные слухи. Уже дважды завсегдатаи гостиницы „Лондонская", как они уверяли, видели ее поздней ночью в коридорах. Один утверждал, что уже после полуночи она входила в номер, „где пили шампанское", другой – что поздним часом она спускалась одна по парадной лестнице. Можно вообразить, как заработали злые языки!
Конечно, Арина Николаевна была далеко не первой, кому приписывались любовники, но даже в нашем городе, где строгие нравы были не в моде, полагалось соблюдать некоторую меру. Кого может удивить в России молодая девушка, которая начинает флирт и даже преступает его границы? Этому без труда найдут объяснение и извинение; только одни глупцы будут разводить руками. Но празднества, кутежи в гостинице „Лондонская" с неизбежной оглаской – уже чреваты скандалом. Арину не щадили. Впрочем, ни женщины, ни девушки не любили ее из-за слишком явного успеха, которым она пользовалась у мужчин. Почти все, попадавшие в ее окружение, влюблялись в нее. Со своей стороны, она и не старалась вызвать симпатии женской половины. Она обращалась с ее представительницами одновременно и высокомерно, и насмешливо, за что ее, по правде говоря, ненавидели. Ей доставляло удовольствие разрушать самые крепкие узы, самые счастливые пары, законные или нет. А в это лето, казалось, в нее и вовсе вселился дьявол, и она решила отомстить – неизвестно за что и кому, – кружа головы мужчинам, особенно тем, чьи привязанности были публичным достоянием. Что она давала им – никто не знал. Но на всякий случай предполагали худшее. И множество приписываемых ей связей больше не оставляло места снисхождению.
С сожалением приходится отметить, что один скандал был напрямую связан с ее именем. Однажды, часов в одиннадцать вечера, двое кутил, поужинав и выпив сверх меры, решили в компании дам поехать в загородный домик, принадлежащий портье „Лондонской" Льву Давыдовичу. Они хорошо знали, что для людей, желающих скрыть свои грешки, двери дома открыты, и сами раньше неоднократно находили здесь тайный приют. Но им было невдомек, что с начала лета дом был сдан инженеру Михаилу Ивановичу Богданову.
Итак, они подъехали к дому и позвонили в дверь. Никто не отозвался. Раздраженные молчанием, они начали дубасить в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37