поддержать разговор или взмахнуть рукой. И вдруг он усмехнулся, немного даже застенчиво.
– Я тоже.
Сабля все еще угрожающе подрагивала над моей головой. Любой миг мог стать последним. Я приподнялся на локтях, посмотрел ему в глаза и сказал:
– Тогда, раз уж жизнь свела двух неверующих, убей меня во имя того, что мы не принимаем.
Глаза его еще горели, но в них уже не было ненависти, и взгляд перестал быть враждебным. К моему полнейшему изумлению, турок опустил саблю.
– Нас и без того слишком мало. Нет смысла делать на одного меньше.
Я не верил своим ушам. Возможно ли такое? Возможно ли, что посреди всей этой кровавой бойни судьба свела родственные души? Я снова посмотрел ему в глаза, глаза зверя, еще мгновение назад готового перерубить меня пополам. Я всмотрелся в них, в эти черные, наполовину скрытые тяжелыми бровями глаза, и увидел в них то, чего не видел за весь кровавый день: благородство и добродетель, юмор и человеческую душу. Невероятно. Невероятно настолько, что я обратился вдруг к тому, в кого не верил: "Господи, не допусти, чтобы это было всего лишь жестокой шуткой".
– Неужели? Ты действительно отпускаешь меня?
Пальцы мои медленно разжались, выпуская посох.
Турок еще раз смерил меня задумчивым взглядом и кивнул.
– Ты, должно быть, подумал, что избавляешь мир от сумасшедшего, – заметил я.
Он усмехнулся.
– Такая мысль приходила мне в голову.
И тут же в мою собственную голову пришла совсем другая мысль.
– Тебе лучше уйти отсюда поскорее. Кругом крестоносцы. Находиться здесь слишком опасно.
– Уйти? – Турок вздохнул. – Уйти куда?
Что-то новое промелькнуло в его глазах. Уже не ненависть и даже не любопытство, а скорее покорность.
За дверью послышались быстрые шаги, зазвучали приближающиеся голоса. Дверь распахнулась, и в церковь ворвались солдаты. Но не в белых туниках с красными крестами, а в грязных рубахах. Тафуры!
– Уходи отсюда, – обратился я к турку. – Эти люди не знают пощады.
Он бросил взгляд на своих врагов и вдруг подмигнул мне. А потом рассмеялся и бросился на тафуров, встретивших его мечами и ужасными дубинками.
– Нет! – крикнул я. – Пощадите его! Пощадите!
Турок успел убить одного, но они уже окружили его, нанося удар за ударом, круша кости и рубя плоть, пока он, так и не издав ни звука, не рухнул на пол, похожий на огромный окровавленный кусок мяса, а не на человека с благородной душой.
Главный тафур нанес еще один удар по уже неподвижному телу и принялся обшаривать одежды убитого. Не найдя ничего, он выпрямился и кивнул своим товарищам.
– Пошли, надо найти чертову крипту.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы самому не наброситься на них, но эти дикари, несомненно, убили бы меня на месте.
Когда они проходили мимо, я дрожал от ужаса.
Главный злодей провел клинком по моей груди, словно прикидывая, не отправить ли меня вслед за турком. Потом ухмыльнулся, удивленно качнул головой и сказал:
– Не унывай, рыжий. Ты свободен!
Глава 20
Свободен, сказал тафур. Я свободен!
Я снова рассмеялся. Какая ирония. Эти дикари только что изрубили на куски единственного родственного мне по духу человека. И они же даровали мне свободу!
Если бы турок не промедлил, я бы уже был мертв и лежал сейчас в луже крови на каменном полу. Однако он пощадил меня. В безумии кровавого ада мне посчастливилось отыскать миг ясности и правды в лице врага, имени которого я так и не узнал. Наши души соприкоснулись. И вот уже тафур, безжалостный злодей и подонок, говорит, что я свободен.
С трудом поднявшись на ноги, я подошел к телу человека, подарившего мне жизнь, и остановился в ужасе. Потом опустился на колени и дотронулся до еще теплой руки.
Почему?
Я мог выйти из церкви и не пройти даже нескольких шагов. Меня могли зарезать прямо здесь, на ступеньках этой церкви. Но я также мог прожить еще много лет.
Для чего?
Почему ты пощадил меня? Я заглянул в неподвижные, помутившиеся глаза турка. Что ты увидел?
Меня спас смех. Да, именно так. Каким-то образом смех тронул моего врага. Я был на волосок от смерти, но в мою душу вошли не паника и ужас, а смех. Посреди окружающего нас безумия боя я просто вызвал у него улыбку. И вот его уже нет, а я жив. На меня снизошло вдруг неизъяснимое спокойствие.
Ты прав, тафур. Я свободен... наконец.
Нужно было уходить. Я знал, что не могу больше драться. Я стал другим человеком. Как будто переродился. Крест на тунике утратил всякий смысл. Я сорвал его с груди. Пора возвращаться. Я должен снова увидеть Софи. Все остальное потеряло какое-либо значение. Я был глупцом, когда покинул ее. Ради чего? Ради свободы? Внезапно истина открылась мне. Такая простая и ясная, что ее понял бы и ребенок.
Только рядом с Софи я мог чувствовать себя по-настоящему свободным.
Мне захотелось взять с собой что-нибудь из церкви. Нечто такое, что до конца жизни напоминало бы об этом мгновении и этом просветлении. Я снова склонился над турком, но у несчастного воина не нашлось ничего, даже пустяковой безделушки вроде дешевого кольца.
Снаружи послышались голоса, в любую минуту сюда мог войти кто угодно. Неверные, грабители, другие алчущие добычи тафуры. Я огляделся. Ну же, хоть что-то...
Я вернулся к убитому священнику и поднял деревянный посох. Тот же, что и сам я держал в руках, когда турок стоял надо мной с поднятой саблей. Посох не представлял собой ничего особенного – грубая кривая палка, довольно тонкая, футов около четырех в длину. Но, похоже, крепкая, прочная. Пусть будет моим спутником в дороге, ведь придется преодолевать горы. Я дал себе обещание никогда, до конца жизни не расставаться с ним. Потом повернулся к турку.
– Прощай, мой друг, – прошептал я. – Ты прав, нас слишком мало.
И подмигнул.
Над алтарем висело небольшое распятие, покрытое вроде бы золотом и похожими на рубины камнями. Я снял его и сунул в дорожный мешок. А почему бы и нет? Уж это-то я заработал. Позолоченный крест.
За дверью в уши ударили крики умирающих. Бойня продолжалась. Торжествующая, объятая жаждой наживы и мести толпа победителей катилась по улицам Антиохии, очищая их от всего мусульманского. Повсюду валялись окровавленные тела. Мимо меня пробежали несколько человек в чистых доспехах. Наверное, они подошли только что и теперь спешили ухватить свою долю трофеев.
Издалека с холма донеслись ужасные крики, но я не собирался идти туда. Взяв в руку посох, я повернул в противоположную сторону.
Прочь. Подальше от бессмысленных убийств. Подальше от своего отряда. Мой путь лежал к городским воротам.
Я знал, что никогда не увижу Иерусалим.
Я возвращался домой. К Софи.
Часть вторая
Черный крест
Глава 21
Дорога домой заняла шесть месяцев.
Из Антиохии я направился на запад, к побережью, потому что хотел как можно скорее оказаться подальше от войска, в котором состоял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Я тоже.
Сабля все еще угрожающе подрагивала над моей головой. Любой миг мог стать последним. Я приподнялся на локтях, посмотрел ему в глаза и сказал:
– Тогда, раз уж жизнь свела двух неверующих, убей меня во имя того, что мы не принимаем.
Глаза его еще горели, но в них уже не было ненависти, и взгляд перестал быть враждебным. К моему полнейшему изумлению, турок опустил саблю.
– Нас и без того слишком мало. Нет смысла делать на одного меньше.
Я не верил своим ушам. Возможно ли такое? Возможно ли, что посреди всей этой кровавой бойни судьба свела родственные души? Я снова посмотрел ему в глаза, глаза зверя, еще мгновение назад готового перерубить меня пополам. Я всмотрелся в них, в эти черные, наполовину скрытые тяжелыми бровями глаза, и увидел в них то, чего не видел за весь кровавый день: благородство и добродетель, юмор и человеческую душу. Невероятно. Невероятно настолько, что я обратился вдруг к тому, в кого не верил: "Господи, не допусти, чтобы это было всего лишь жестокой шуткой".
– Неужели? Ты действительно отпускаешь меня?
Пальцы мои медленно разжались, выпуская посох.
Турок еще раз смерил меня задумчивым взглядом и кивнул.
– Ты, должно быть, подумал, что избавляешь мир от сумасшедшего, – заметил я.
Он усмехнулся.
– Такая мысль приходила мне в голову.
И тут же в мою собственную голову пришла совсем другая мысль.
– Тебе лучше уйти отсюда поскорее. Кругом крестоносцы. Находиться здесь слишком опасно.
– Уйти? – Турок вздохнул. – Уйти куда?
Что-то новое промелькнуло в его глазах. Уже не ненависть и даже не любопытство, а скорее покорность.
За дверью послышались быстрые шаги, зазвучали приближающиеся голоса. Дверь распахнулась, и в церковь ворвались солдаты. Но не в белых туниках с красными крестами, а в грязных рубахах. Тафуры!
– Уходи отсюда, – обратился я к турку. – Эти люди не знают пощады.
Он бросил взгляд на своих врагов и вдруг подмигнул мне. А потом рассмеялся и бросился на тафуров, встретивших его мечами и ужасными дубинками.
– Нет! – крикнул я. – Пощадите его! Пощадите!
Турок успел убить одного, но они уже окружили его, нанося удар за ударом, круша кости и рубя плоть, пока он, так и не издав ни звука, не рухнул на пол, похожий на огромный окровавленный кусок мяса, а не на человека с благородной душой.
Главный тафур нанес еще один удар по уже неподвижному телу и принялся обшаривать одежды убитого. Не найдя ничего, он выпрямился и кивнул своим товарищам.
– Пошли, надо найти чертову крипту.
Мне потребовалась вся сила воли, чтобы самому не наброситься на них, но эти дикари, несомненно, убили бы меня на месте.
Когда они проходили мимо, я дрожал от ужаса.
Главный злодей провел клинком по моей груди, словно прикидывая, не отправить ли меня вслед за турком. Потом ухмыльнулся, удивленно качнул головой и сказал:
– Не унывай, рыжий. Ты свободен!
Глава 20
Свободен, сказал тафур. Я свободен!
Я снова рассмеялся. Какая ирония. Эти дикари только что изрубили на куски единственного родственного мне по духу человека. И они же даровали мне свободу!
Если бы турок не промедлил, я бы уже был мертв и лежал сейчас в луже крови на каменном полу. Однако он пощадил меня. В безумии кровавого ада мне посчастливилось отыскать миг ясности и правды в лице врага, имени которого я так и не узнал. Наши души соприкоснулись. И вот уже тафур, безжалостный злодей и подонок, говорит, что я свободен.
С трудом поднявшись на ноги, я подошел к телу человека, подарившего мне жизнь, и остановился в ужасе. Потом опустился на колени и дотронулся до еще теплой руки.
Почему?
Я мог выйти из церкви и не пройти даже нескольких шагов. Меня могли зарезать прямо здесь, на ступеньках этой церкви. Но я также мог прожить еще много лет.
Для чего?
Почему ты пощадил меня? Я заглянул в неподвижные, помутившиеся глаза турка. Что ты увидел?
Меня спас смех. Да, именно так. Каким-то образом смех тронул моего врага. Я был на волосок от смерти, но в мою душу вошли не паника и ужас, а смех. Посреди окружающего нас безумия боя я просто вызвал у него улыбку. И вот его уже нет, а я жив. На меня снизошло вдруг неизъяснимое спокойствие.
Ты прав, тафур. Я свободен... наконец.
Нужно было уходить. Я знал, что не могу больше драться. Я стал другим человеком. Как будто переродился. Крест на тунике утратил всякий смысл. Я сорвал его с груди. Пора возвращаться. Я должен снова увидеть Софи. Все остальное потеряло какое-либо значение. Я был глупцом, когда покинул ее. Ради чего? Ради свободы? Внезапно истина открылась мне. Такая простая и ясная, что ее понял бы и ребенок.
Только рядом с Софи я мог чувствовать себя по-настоящему свободным.
Мне захотелось взять с собой что-нибудь из церкви. Нечто такое, что до конца жизни напоминало бы об этом мгновении и этом просветлении. Я снова склонился над турком, но у несчастного воина не нашлось ничего, даже пустяковой безделушки вроде дешевого кольца.
Снаружи послышались голоса, в любую минуту сюда мог войти кто угодно. Неверные, грабители, другие алчущие добычи тафуры. Я огляделся. Ну же, хоть что-то...
Я вернулся к убитому священнику и поднял деревянный посох. Тот же, что и сам я держал в руках, когда турок стоял надо мной с поднятой саблей. Посох не представлял собой ничего особенного – грубая кривая палка, довольно тонкая, футов около четырех в длину. Но, похоже, крепкая, прочная. Пусть будет моим спутником в дороге, ведь придется преодолевать горы. Я дал себе обещание никогда, до конца жизни не расставаться с ним. Потом повернулся к турку.
– Прощай, мой друг, – прошептал я. – Ты прав, нас слишком мало.
И подмигнул.
Над алтарем висело небольшое распятие, покрытое вроде бы золотом и похожими на рубины камнями. Я снял его и сунул в дорожный мешок. А почему бы и нет? Уж это-то я заработал. Позолоченный крест.
За дверью в уши ударили крики умирающих. Бойня продолжалась. Торжествующая, объятая жаждой наживы и мести толпа победителей катилась по улицам Антиохии, очищая их от всего мусульманского. Повсюду валялись окровавленные тела. Мимо меня пробежали несколько человек в чистых доспехах. Наверное, они подошли только что и теперь спешили ухватить свою долю трофеев.
Издалека с холма донеслись ужасные крики, но я не собирался идти туда. Взяв в руку посох, я повернул в противоположную сторону.
Прочь. Подальше от бессмысленных убийств. Подальше от своего отряда. Мой путь лежал к городским воротам.
Я знал, что никогда не увижу Иерусалим.
Я возвращался домой. К Софи.
Часть вторая
Черный крест
Глава 21
Дорога домой заняла шесть месяцев.
Из Антиохии я направился на запад, к побережью, потому что хотел как можно скорее оказаться подальше от войска, в котором состоял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86