Но сделайте это немедленно.Ему нужно было дать вино гораздо раньше.
Пожалуй, помощнику было бы интересно узнать, – бывают на свете совпадения! – что накануне, на этой лестничной площадке, его патрон совершил точно такую же оплошность, даже сумма была та же самая. Но поскольку миссис Кертис ни словом не обмолвилась об этом, помощник стал спускаться вниз по грязной лестнице, торопясь выбраться на улицу, еще более грязную, и размышляя о том, можно ли отнести к числу бесспорных заслуг любимого сына некоего провинциального проповедника то обстоятельство, что он совершил акт милосердия на деньги, выигранные в наполеон. А миссис Кертис пошамкала губами, глубокомысленно потрясла головой и унесла свечу в комнату. Вскоре оттуда донесся звук, похожий на звон монеты, опускаемой в чайник; и тогда миссис Мэндерс отправилась по своим делам.
Дверь закрылась, и лестницу окутала тьма. Раза два кто-то из жильцов сошел по ступенькам, потом поднялся и снова спустился. Внизу расхаживали люди, выходили через парадную дверь и возвращались опять. С улицы доносились и всплывали вверх по лестничному пролету выкрики, обрывки смеха. Шаги на мостовой звучали всё реже и отчетливей; у входа кто-то шаркал ногами, безуспешно пытаясь добраться до лестницы. Совсем рядом вдруг начинали бить старые, видно, выжившие из ума часы, и каждые двадцать минут их ложные показания опровергала твердая поступь полицейского, который совершал очередной обход своего участка. Наконец парадная дверь с грохотом захлопнулась, приглушив все уличные звуки. На втором этаже в замочной скважине повернулся ключ, – и это было всё. Из-под двери несколько часов подряд струился слабый свет; потом погас и он. Безумные старые часы продолжали бить невпопад, но за всю ночь никто не выходил из комнаты на втором этаже. По крайней мере, никто не открывал дверь.
Ключ повернулся в замке лишь поздним утром, в ответ на стук миссис Мэндерс; вскоре обе женщины показались на площадке. На голове у миссис Кертис красовалось бесформенное подобие шляпки.
– Ах ты, господи, такой миленький покойник, – сказала миссис Мэндерс. – Ну чисто воск. Точь-в-точь мой покойный муж.
– Надо мне живей поворачиваться, – прошамкала старуха, – пойти разузнать насчет страховки, привести мерку снять, то да другое… Хлопот не оберешься.
– Да уж, что верно, то верно. К кому вы пойдете, к Уилкинзу? Я к Уилкинзу ходила. Мне так кажется, он будет получше Кеджа. У Кеджа люди одеваются грязно, и штаны на них на всех какие-то обтрепанные. Ежели вы думаете нанимать факельщиков…
– Да, да, – подхватила старуха, истово кивая головой, – найму и факельщиков. Слава тебе господи, могу всё устроить не хуже, чем у людей!
– И перья будут?
– Как же, как же, будут и перья. Не такой уж это большой расход, в конце концов.
1 2
Пожалуй, помощнику было бы интересно узнать, – бывают на свете совпадения! – что накануне, на этой лестничной площадке, его патрон совершил точно такую же оплошность, даже сумма была та же самая. Но поскольку миссис Кертис ни словом не обмолвилась об этом, помощник стал спускаться вниз по грязной лестнице, торопясь выбраться на улицу, еще более грязную, и размышляя о том, можно ли отнести к числу бесспорных заслуг любимого сына некоего провинциального проповедника то обстоятельство, что он совершил акт милосердия на деньги, выигранные в наполеон. А миссис Кертис пошамкала губами, глубокомысленно потрясла головой и унесла свечу в комнату. Вскоре оттуда донесся звук, похожий на звон монеты, опускаемой в чайник; и тогда миссис Мэндерс отправилась по своим делам.
Дверь закрылась, и лестницу окутала тьма. Раза два кто-то из жильцов сошел по ступенькам, потом поднялся и снова спустился. Внизу расхаживали люди, выходили через парадную дверь и возвращались опять. С улицы доносились и всплывали вверх по лестничному пролету выкрики, обрывки смеха. Шаги на мостовой звучали всё реже и отчетливей; у входа кто-то шаркал ногами, безуспешно пытаясь добраться до лестницы. Совсем рядом вдруг начинали бить старые, видно, выжившие из ума часы, и каждые двадцать минут их ложные показания опровергала твердая поступь полицейского, который совершал очередной обход своего участка. Наконец парадная дверь с грохотом захлопнулась, приглушив все уличные звуки. На втором этаже в замочной скважине повернулся ключ, – и это было всё. Из-под двери несколько часов подряд струился слабый свет; потом погас и он. Безумные старые часы продолжали бить невпопад, но за всю ночь никто не выходил из комнаты на втором этаже. По крайней мере, никто не открывал дверь.
Ключ повернулся в замке лишь поздним утром, в ответ на стук миссис Мэндерс; вскоре обе женщины показались на площадке. На голове у миссис Кертис красовалось бесформенное подобие шляпки.
– Ах ты, господи, такой миленький покойник, – сказала миссис Мэндерс. – Ну чисто воск. Точь-в-точь мой покойный муж.
– Надо мне живей поворачиваться, – прошамкала старуха, – пойти разузнать насчет страховки, привести мерку снять, то да другое… Хлопот не оберешься.
– Да уж, что верно, то верно. К кому вы пойдете, к Уилкинзу? Я к Уилкинзу ходила. Мне так кажется, он будет получше Кеджа. У Кеджа люди одеваются грязно, и штаны на них на всех какие-то обтрепанные. Ежели вы думаете нанимать факельщиков…
– Да, да, – подхватила старуха, истово кивая головой, – найму и факельщиков. Слава тебе господи, могу всё устроить не хуже, чем у людей!
– И перья будут?
– Как же, как же, будут и перья. Не такой уж это большой расход, в конце концов.
1 2