Молча, не глядя, покидал тараканщик не человека, не женщину, молча, не глядя, покидал тараканщик труп и шел себе домой, чтобы заснуть мертвым сном и, выспавшись, начать жизнь обычную и работу – морить тараканов.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Приключения тараканомора оставались глубокою тайной. Как загадочные истории, они нет-нет и выплывали на свет, но никто не поверил бы, что все это – его дело рук. Все считали тараканщика за необыкновенного и не простого, но чтобы такое делать… да никому и в голову не придет.
Тараканщик у всякого на языке. За последнее время стали немало занимать его посещения Дивилиных: ни к кому без дела порога не переступит, а к Дивилиным – накось! – каждую субботу обязательно. А дом глухой, не подступишься, и нет возможности узнать, чем он там занимается. А уж очень всем любопытно было знать, чем он там занимается.
Кто-то смеялся:
– В доме все уж давно перемерли, и ни одной ноздри не осталось, а наместо людей тараканы завелись, с этими тараканами тараканщик и водит компанию; вот какой хлюст!
– А Дениска? – возражали смехачу. – Ведь шляется же мальчишка всякий день в гимназию!
Нет, шутки в сторону, шутками тут не отделаешься. И начинались догадки. Вспоминали самого старика – утопленника. Без утопленника не могло обойтись.
Говорили:
– Утопленник и не думал помирать, утопленник жив и находится в великом затворе, только с тараканщиком что и водится.
Говорили:
– Тараканщик с Дивилиными бабами новую веру хочет объявить.
А другие говорили:
– Никакой веры тараканщик сделать не может, все веры уж сделаны, а просто живет он с дивилинскими бабами; с Глафирою полюбовно, а со старухою, как с малым дитем, обманом.
– Да он и не человек вовсе, – замечали хитрецы, – нешто человеку дана власть над тварью, а ему таракан повинуется.
– Таракан, не корова, – встревался встревальщик, – корова ли, лошадь ли, овца ли, баран ли и прочий скот, все они Богом благословенны на служение человеку, таракан же не в воле человека, о таракане да о мышах нигде не сказано.
Находились бабы, уверяли бабы, будто они собственными глазами видели, как тараканщик превращался в таракана, и затем собственными ушами слышали, как хрюкал он по-свинячьи.
– При чем же тут свинья, – унимал догадливый догадливых баб, – дело не в свинье, и свинья ни при чем, а вот куда девался старшой утопленников сынишка Борис?
– С книг.
– Конечно, с книг. Да с каких книг? С простой не сгинешь: черную он читал книгу.
– А откуда она к нему попала?
– От утопленника.
– А утопленник откуда достал?
– Ну, утопленник на то и утопленник.
– Никакой черной книги нет.
– Как нет?!
– Да так, очень просто, нет и нет.
– Нет, говоришь, значит, по-твоему, и Бога нет?!
И если бы не Федосей, отколошматили бы беднягу, до новых веников не забыть.
Федосей – мудрый, слова от него не добьешься, а уж если начнет, за словом в карман не полезет.
– Черная книга есть, – отчеканил Федосей, и все язык прикусили, – черную книгу написал Змий, от Змия перешла она Каину, от Каина Хаму. А когда пришел потоп, Хам скрыл книгу в камне. А когда кончился потоп, вышел Хам из ковчега, пошел к камню, отвалил камень, вынул книгу и передал ее сыну своему Ханаану. И пошла книга от сына к сыну в род Хамов. И задумали сыны Хама насмеяться над Богом, как отец Хам насмеялся над своим отцом Ноем. Задумали сыны Хама построить великую семи лучей башню, соединить разделенное Богом – небо и землю. Но разгневался Бог, смешал языки, рассеял людей по лицу земли, и попала книга в Содом. И не было преступления, которое не совершил бы проклятый город. Провалился проклятый город, канули грехи и злодеяния, но книгу не приняло проклятое озеро и огонь не попалил ее. Досталась книга Навуходоносору-царю. И творились всякие беззакония. И творились всякие беззакония сорок два века человеческих, пока не разрушены были царства и не попала книга на дно морское. Там, под горючим Алатырем камнем, лежала книга невесть сколько. И вот один араб за великие грехи свои взят был в плен праведным царем и заключен в медную башню. Но Дьявол полюбил араба, научил араба, как достать книгу. Чарами колдовскими сожжен был праведный город, погиб праведный царь и все его христолюбивое воинство, и вышел тот самый араб из медной башни, спустился на дно морское и достал со дна морского черную книгу. И пошла она гулять по белому свету, пока не заклали ее в стены Сухаревой башни. До сей поры она лежит там, и не было еще никого, кто бы сумел достать ее из стен Сухаревой башни. Она связана страшным проклятием на девять тысяч лет с тысячею.
– Да как же он пробрался в стену-то, с пустыми руками к этому предмету не подступиться?
– А утопленник-то на что, э-эх ты, голова!
– И совсем не утопленник, а тараканщик.
– Конечно, тараканщик! – загалдели все в один голос.
– Да будет вам огород городить, – вступился здравый человек, – какую вы такую загадку разгадываете, когда все ясно, как Божий день. Дивилины, слава Богу, не щепотники, закон чтят, службу-то править надо, тоже собакой жить не полагается, вот тараканщик и ходит к ним службы отправлять и больше ничего.
– Бабы-то уж очень подозрительны… – усумнился который-то.
– Наладил: бабы да бабы, а сам хуже бабы!
– Старуха Аграфена с нечистым, говорят, зналась и старшого, которому пропасть, понесла от черта, да и эта их Глафира сущая Яга.
– И по какой такой причине утопленникова внучка Антонина безногая сидит? Нет, тут что-то неладно.
Снова начинались догадки. Трепался язык вовсю. И ссорились, и дрались, и опять мирились. Приплеталось и совсем неподходяшее. Даже совсем неподходящее.
Был один человек ихнего же толка, который не только книги читал, но и сам что-то писал божественное. Ходили к нему за расспросами, но ничего не узнали, только еще больше запутались. Человек этот такое им загнул словечко, поджилки затряслись и бороды сгунявились.
– Может статься, и Миша-то у нас того, не тараканьим ли делом промышлять стал! – не решив недоуменного вопроса, порешили.
Были и такие дотошные, выслеживать стали, кто в дом к Дивилиным ходит, но никого, кроме тараканомора, не встретили.
И согласились все на одном, что творится в доме что-то чудесное. И с течением времени никто уж не сомневался, что в доме нечисто.
Но что в доме делается, ни одной душе не было открыто.
Всякую субботу к Дивилиным приходил тараканомор Павел Федоров. Все сходились в образную. Павел Федоров облачался, и начиналась служба. Служба длилась долго. И когда кончалась всенощная, утомленную Антонину почти на руках уводила Глафира в детскую, а Дениску шлепками прогоняли спать. Утром в воскресенье совершалась обедня. После службы обедали. И тараканомор уходил к себе домой.
Вот и все.
Так было при покойном старике.
1 2 3 4 5 6 7 8