Не говоря уже о том, что моряков всегда предпочитают
сухопутным. Но с другой стороны, капитан так внезапно и невесть откуда
возник на ее пути, что и напрашивалось само собой, будто так же внезапно и
невесть куда он может сгинуть.
А он настойчиво твердил одно и то же, талдычил, токовал без умолку,
как тетерев, словно опасался, что стоит ему умолкнуть - и она откажет.
В то время выпить шампанского в Звенигороде можно было в трех местах:
во-первых, в тесной бревенчатой конуре в доме отдыха "Связист", где
спозаранку допоздна торговали вразлив, во-вторых, в похожем на барак,
захудалом звенигородском ресторане, в-третьих, в станционном буфете,
темном, заплеванном помещении о пяти столах, где у широкой стойки можно
было получить бокал шампанского, стакан водки, кружку пива и окаменелый
бутерброд с килькой или сыром. В этих местах вечно ошивались местные и
заезжие страдальцы, сбивчиво гомонили, устроясь уютно за столами в
кромешной духоте. О да, выпивка тогда стоила сущие гроши, и как подумаешь,
сколько упущено, поедом едят запоздалые сожаления: вспомнишь - душа болит!
Впрочем, это касается и всего прочего, что упущено за все годы и кануло
навсегда.
Едва капитан перевел дух, женщина, помешкав, согласилась. И уже не
заходя никуда, с места в карьер, как был с банными принадлежностями в
прозрачном пакете - мыло, мочалка, полотенце - капитан повел свою спутницу
со двора. Вернее, вела она его по той причине, что он только прибыл и не
знал дороги, а она знала здесь все тропки, все стежки-дорожки к
животворным источникам: свидания и прогулки способствуют познанию
местности.
Они стремглав нырнули под арку Троицкой надвратной церкви и по
широкой крутой лестнице, которая прорезала высокий подклет, мимо резных
белокаменных розеток торопливо сбежали в маленький внутренний дворик. Над
ними высилась могучая Красная башня, где когда-то в нишах и на галереях
стояла в карауле стража. Дозорные озирали тогда окрестности с высокой
кирпичной колокольни, где висел знаменитый колокол с малиновым звоном,
давший городу имя.
Стоит забраться на колокольню, как раздвигается окоем и открывается
широкая долина, по которой плавно кружит среди холмов и косогоров
неторопливая Москва-река. Взгляд скользит по застенчивому пейзажу, и
возникает в душе тихая печаль сродни той, какая открывается нам в поисках
смысла жизни.
Забравшись на колокольню, я не раз жадно вбирал открывшийся вид,
мусолил взглядом каждую подробность в шкурном стремлении запомнить,
удержать, присвоить и сохранить. И потом, позже, спустя годы, когда я
узнал славу и суету чужих столиц, стоило мне на короткое время вернуться
сюда, как разом опадала шелуха обыденности, таяли заботы и забывались,
забывались повседневная житейская толчея, несуразица и хлопоты, на которые
все мы обречены - все, кого одолевают непомерные желания и гордыня.
Капитан и только-только обретенная подруга кинулись второпях под
своды сумрачного церковного подклета и вынырнули из-под арки в нижнем
дворике, сдавленном могучей Красной башней и Троицкой церковью.
Красная башня имела двое ворот: большие, главные - для царя,
патриарха и знати, и другие, поменьше - для простолюдинов.
Теперь пользовались лишь главными воротами, днем створки разводили,
на ночь закладывались тяжелым поперечным брусом. Был день, капитан и его
подруга в мгновение ока оказались на воле за стеной.
Вокруг в беззвучии стоял по склонам неподвижный, пронизанный
январским солнцем заиндевелый лес. Частый скрип снега сопровождал на
морозе торопливую пару, они спешили так, словно хотели поспеть к
назначенному часу.
В спешке и нетерпении нагрянули они в соседний дом отдыха.
Шампанского в буфете не оказалось, однако в наличии имелся портвейн, что,
конечно, не одно и то же. И чтобы не считалось, что они зря бьют ноги и
тратят попусту время, они распили бутылку портвейна, но мимоходом, на лету
и как бы по суровой необходимости, а не затеи ради. Словом, отметились.
Разумеется, портвейн не в состоянии заменить шампанское, и неудачники
обрушились на единственный в городе ресторан, больше напоминающий тифозный
барак, где кутнули напропалую, заказав все меню подряд.
Когда принесли заказ, выяснилось, что шампанского нет - то ли выпили,
то ли не привезли. Неудача с шампанским ввергла пару в разочарование. Они
огорченно выпили все, что нашлось, однако без шампанского это было слабое
утешение и как бы не в счет; несмотря на обилие стола, в душе у капитана
скреблись кошки.
Да, съедено и выпито было изрядно, но капитан остался безутешным - не
мог смириться с неудачей: капитан пообещал женщине шампанское, а он был не
из тех, кто бросает слова на ветер.
Опустошив стол, горемыки отправились на станцию: они все еще
надеялись. Так бывает иной раз, когда сразу не заладится, и бьешься,
бьешься, хлопочешь, но не везет, не везет - машешь крыльями, и ни с места,
ни с места - никак не взлетишь. Бывалые люди знают, что если пошла полоса,
смирись. И большинство в подобных случаях отступит, лишь немногие
употребят все силы, чтобы переломить судьбу.
Вероятно, улыбнись им сразу счастье, все обошлось бы. Спокойно и
трезво они выпили бы по бокалу шампанского, благоразумно вернулись бы под
монастырский кров и мирно, пристойно отбыли бы положенный срок. Стойкое
невезение задело капитана за живое, он не привык терпеть поражения.
В станционный буфет они попали к закрытию, дверь была заперта, но
капитан посулил вышибале стакан водки, и тот их пустил. Но, видно, им
фатально не везло в тот день: в зловонном станционном буфете оказалось
все, что душе угодно, даже ром и ликер, которых там сроду не бывало,
однако шампанского, которое не переводилось в буфете никогда, по
непонятной причине не нашлось.
Испытав на станции новое разочарование, капитан и его подруга, чтобы
не скучать в дороге, прихватили первую попавшую под руку выпивку, прыгнули
в отходящую электричку и стремглав умчались в Москву: где-где, а в столице
шампанского должно быть вдоволь. Вероятно, капитан вздумал доказать, что
судьба подвластна ему. Похоже, он и впрямь решил переломить судьбу -
переломить, перешибить, переспорить, настоять на своем.
Не знаю, удалось ему это или нет. Может, суть и не в шампанском
вовсе. Я вообще подозреваю, что все разговоры о судьбе и предначертанности
не больше, чем досужие выдумки. А на самом деле капитан после гарнизона
захмелел от свободы - опьянел, ошалел, очумел, потерял голову, у него, что
называется, отказали тормоза.
Возможно, в глубине души капитан давно мечтал послать все к черту,
рвануть куда-то без оглядки, нырнуть поглубже и забыть в угаре службу,
дисциплину, унылые расписанные по минутам дни.
1 2 3 4 5 6 7
сухопутным. Но с другой стороны, капитан так внезапно и невесть откуда
возник на ее пути, что и напрашивалось само собой, будто так же внезапно и
невесть куда он может сгинуть.
А он настойчиво твердил одно и то же, талдычил, токовал без умолку,
как тетерев, словно опасался, что стоит ему умолкнуть - и она откажет.
В то время выпить шампанского в Звенигороде можно было в трех местах:
во-первых, в тесной бревенчатой конуре в доме отдыха "Связист", где
спозаранку допоздна торговали вразлив, во-вторых, в похожем на барак,
захудалом звенигородском ресторане, в-третьих, в станционном буфете,
темном, заплеванном помещении о пяти столах, где у широкой стойки можно
было получить бокал шампанского, стакан водки, кружку пива и окаменелый
бутерброд с килькой или сыром. В этих местах вечно ошивались местные и
заезжие страдальцы, сбивчиво гомонили, устроясь уютно за столами в
кромешной духоте. О да, выпивка тогда стоила сущие гроши, и как подумаешь,
сколько упущено, поедом едят запоздалые сожаления: вспомнишь - душа болит!
Впрочем, это касается и всего прочего, что упущено за все годы и кануло
навсегда.
Едва капитан перевел дух, женщина, помешкав, согласилась. И уже не
заходя никуда, с места в карьер, как был с банными принадлежностями в
прозрачном пакете - мыло, мочалка, полотенце - капитан повел свою спутницу
со двора. Вернее, вела она его по той причине, что он только прибыл и не
знал дороги, а она знала здесь все тропки, все стежки-дорожки к
животворным источникам: свидания и прогулки способствуют познанию
местности.
Они стремглав нырнули под арку Троицкой надвратной церкви и по
широкой крутой лестнице, которая прорезала высокий подклет, мимо резных
белокаменных розеток торопливо сбежали в маленький внутренний дворик. Над
ними высилась могучая Красная башня, где когда-то в нишах и на галереях
стояла в карауле стража. Дозорные озирали тогда окрестности с высокой
кирпичной колокольни, где висел знаменитый колокол с малиновым звоном,
давший городу имя.
Стоит забраться на колокольню, как раздвигается окоем и открывается
широкая долина, по которой плавно кружит среди холмов и косогоров
неторопливая Москва-река. Взгляд скользит по застенчивому пейзажу, и
возникает в душе тихая печаль сродни той, какая открывается нам в поисках
смысла жизни.
Забравшись на колокольню, я не раз жадно вбирал открывшийся вид,
мусолил взглядом каждую подробность в шкурном стремлении запомнить,
удержать, присвоить и сохранить. И потом, позже, спустя годы, когда я
узнал славу и суету чужих столиц, стоило мне на короткое время вернуться
сюда, как разом опадала шелуха обыденности, таяли заботы и забывались,
забывались повседневная житейская толчея, несуразица и хлопоты, на которые
все мы обречены - все, кого одолевают непомерные желания и гордыня.
Капитан и только-только обретенная подруга кинулись второпях под
своды сумрачного церковного подклета и вынырнули из-под арки в нижнем
дворике, сдавленном могучей Красной башней и Троицкой церковью.
Красная башня имела двое ворот: большие, главные - для царя,
патриарха и знати, и другие, поменьше - для простолюдинов.
Теперь пользовались лишь главными воротами, днем створки разводили,
на ночь закладывались тяжелым поперечным брусом. Был день, капитан и его
подруга в мгновение ока оказались на воле за стеной.
Вокруг в беззвучии стоял по склонам неподвижный, пронизанный
январским солнцем заиндевелый лес. Частый скрип снега сопровождал на
морозе торопливую пару, они спешили так, словно хотели поспеть к
назначенному часу.
В спешке и нетерпении нагрянули они в соседний дом отдыха.
Шампанского в буфете не оказалось, однако в наличии имелся портвейн, что,
конечно, не одно и то же. И чтобы не считалось, что они зря бьют ноги и
тратят попусту время, они распили бутылку портвейна, но мимоходом, на лету
и как бы по суровой необходимости, а не затеи ради. Словом, отметились.
Разумеется, портвейн не в состоянии заменить шампанское, и неудачники
обрушились на единственный в городе ресторан, больше напоминающий тифозный
барак, где кутнули напропалую, заказав все меню подряд.
Когда принесли заказ, выяснилось, что шампанского нет - то ли выпили,
то ли не привезли. Неудача с шампанским ввергла пару в разочарование. Они
огорченно выпили все, что нашлось, однако без шампанского это было слабое
утешение и как бы не в счет; несмотря на обилие стола, в душе у капитана
скреблись кошки.
Да, съедено и выпито было изрядно, но капитан остался безутешным - не
мог смириться с неудачей: капитан пообещал женщине шампанское, а он был не
из тех, кто бросает слова на ветер.
Опустошив стол, горемыки отправились на станцию: они все еще
надеялись. Так бывает иной раз, когда сразу не заладится, и бьешься,
бьешься, хлопочешь, но не везет, не везет - машешь крыльями, и ни с места,
ни с места - никак не взлетишь. Бывалые люди знают, что если пошла полоса,
смирись. И большинство в подобных случаях отступит, лишь немногие
употребят все силы, чтобы переломить судьбу.
Вероятно, улыбнись им сразу счастье, все обошлось бы. Спокойно и
трезво они выпили бы по бокалу шампанского, благоразумно вернулись бы под
монастырский кров и мирно, пристойно отбыли бы положенный срок. Стойкое
невезение задело капитана за живое, он не привык терпеть поражения.
В станционный буфет они попали к закрытию, дверь была заперта, но
капитан посулил вышибале стакан водки, и тот их пустил. Но, видно, им
фатально не везло в тот день: в зловонном станционном буфете оказалось
все, что душе угодно, даже ром и ликер, которых там сроду не бывало,
однако шампанского, которое не переводилось в буфете никогда, по
непонятной причине не нашлось.
Испытав на станции новое разочарование, капитан и его подруга, чтобы
не скучать в дороге, прихватили первую попавшую под руку выпивку, прыгнули
в отходящую электричку и стремглав умчались в Москву: где-где, а в столице
шампанского должно быть вдоволь. Вероятно, капитан вздумал доказать, что
судьба подвластна ему. Похоже, он и впрямь решил переломить судьбу -
переломить, перешибить, переспорить, настоять на своем.
Не знаю, удалось ему это или нет. Может, суть и не в шампанском
вовсе. Я вообще подозреваю, что все разговоры о судьбе и предначертанности
не больше, чем досужие выдумки. А на самом деле капитан после гарнизона
захмелел от свободы - опьянел, ошалел, очумел, потерял голову, у него, что
называется, отказали тормоза.
Возможно, в глубине души капитан давно мечтал послать все к черту,
рвануть куда-то без оглядки, нырнуть поглубже и забыть в угаре службу,
дисциплину, унылые расписанные по минутам дни.
1 2 3 4 5 6 7