Останься еще на день, поедем все вместе.
А я-то предвкушал удовольствие ехать наедине с Сацуко.
25 августа.
Сегодня утром надо было опять лежать на доске, но пользы от этого нет, и я решил это прекратить. В конце месяца оставлю и иглоукалывание.
…Сацуко сегодня вечером умчалась на какой-то матч в Коракуэн.
1 сентября.
Сегодня 210-й день, но ничего особенного не произошло. Дзёкити улетает в Фукуока на пять дней.
3 сентября.
Чувствуется приближение осени. После ливня приятно смотреть на ясное небо. Сацуко в кабинете поставила в вазу гаолян и петуший гребешок, а при входе букет из семи осенних цветов. Переменила в кабинете свиток – стихотворение на китайском языке Нагаи Кафу, написанное им самим на бумаге семи цветов:
Седьмую осень живу в долине Адзабу.
Старые деревья, покрытые инеем,
окружают западный павильон.
Не смейтесь, когда скажу, чем десять дней
занимаюсь:
Сгребаю листья, проветриваю книги,
выношу на солнце зимнее платье.
Кафу не был особенно искусен ни в каллиграфии, ни в китайском стихосложении, но я очень люблю его повести. Я приобрел этот свиток давным-давно у одного торговца произведениями искусства, однако я не уверен в его подлинности, поскольку существуют превосходные подделки каллиграфии Кафу. Он жил в Итибэ, совсем близко отсюда, в крашеном деревянном доме европейского стиля, сгоревшем во время войны, который он назвал «Домом чудес». Поэтому он и написал в этом стихотворении: «Седьмую осень живу в долине Адзабу».
4 сентября.
На рассвете, около пяти часов, в дремоте услышал стрекотание сверчка, слабое, но непрекращающееся. Пора сверчков уже наступила, но странно, что он завелся в комнате. Даже у нас в саду его редко услышишь, и удивительно, что я, лежа в постели, различаю стрекотание. Откуда он мог попасть в мою комнату?
Неожиданно мне вспомнилось детство. Мы жили тогда в доме на Варигэсуй, мне было лет шесть-семь, – когда я лежал в постели рядом с нянькой, обнимающей меня, около веранды часто слышалось стрекотание сверчка. Он прятался где-нибудь среди камней в саду или под верандой, и я ясно мог слышать эти звуки. Таких сверчков никогда не бывало много, не то что других: так называемых японских сверчков или мраморных сверчков. У нас он был только один, но трещал так, что звуки проникали глубоко в ухо. Заслышав его, нянька говорила:
– Ну, Току-тян, пришла осень. Вот и сверчок застрекотал. – Она начинала подражать доносившимся звукам. – Как услышишь его, знай, что наступила осень.
При этих словах мне казалось, что холодный ветер проникает в узкие рукава моего белого ночного платья. Я не любил накрахмаленной одежды и, надевая ночное платье, всегда чувствовал приторный, отдающий гнилью, запах крахмала. В моих отдаленных туманных воспоминаниях слились этот запах, стрекотание сверчка и ощущение от прикосновения к моей коже кимоно осенним утром. И даже сейчас, в мои семьдесят семь лет, как только на рассвете послышалось стрекотание сверчка, в моей памяти воскресли и запах крахмала, и присказки няньки, и мое ночное платье. В полусне мне показалось, что я все еще в доме на Варигэсуй и лежу рядом с обнимающей меня нянькой.
Но постепенно сознание прояснилось, и я убедился, что сверчок слышится в этой комнате, где рядом стоят две кровати: моя и сиделки Сасаки. Тем не менее это было странно. В комнату сверчок попасть не может, окна и дверь закрыты, и я не могу услышать его извне. Но в то же время я слышал его ясно.
«Вот-те на!» – думал я, прислушиваясь. Наконец-то я понял, в чем дело. Еще и еще я проверял себя, без сомнения, так оно и было: мое дыхание. Сегодня утром воздух сух, горло у меня пересохло, я немного простужен – и при каждом вдохе и выдохе возникает этот звук. Я не мог определенно сказать, возникает ли он в горле или в носу, но когда где-то там проходит воздух, появляется стрекотание. Я не мог представить, что звук исходит из моего горла, и решил, что он идет откуда-то извне. Я не мог вообразить, что сам произвожу такой приятный треск, и мне казалось, что это сверчок. Я прислушивался к дыханию: каждый раз при вдохе и выдохе слышалось стрекотание. Заинтересованный, я беспрерывно пробовал дышать то так, то эдак. Если я дышал глубоко, звук усиливался, и казалось, что слышится флейта.
– Уже проснулись? – Сасаки приподнялась на своей кровати.
– Можете ли вы определить, что это за звуки? – спросил я, производя тот же свист.
– Это ваше дыхание.
– Вы это знаете?
– Конечно, знаю. Я его слышу каждое утро.
– Каждое утро вы слышите этот звук?
– Вы сами производите этот звук. Неужели вы не догадывались?
– Нет. Только сегодня утром я заметил, что что-то звучит. В полусне я подумал, что это сверчок.
– Совсем не сверчок, это ваше горло. Не только у вас, у всех пожилых людей горло пересыхает, и при дыхании возникает звук, как будто играют на флейте. У пожилых это часто бывает.
– Вы и раньше знали?
– Уже некоторое время, как я каждое утро его слышу. Звучит довольно приятно.
– Тогда я дам послушать жене.
– Она прекрасно знает.
– Если Сацуко услышит, она будет смеяться.
– Может ли быть, чтобы молодая госпожа этого не слышала!
5 сентября.
Сегодня на рассвете видел во сне свою мать. Это меня удивило: я не был почтительным сыном. Возможно, это связано с тем, что вчера на заре мне послышалось стрекотание сверчка и приснилась нянька. Я увидел мать очень красивой и молодой, какой я представляю ее в самых ранних воспоминаниях. Не могу сказать, где она находилась, это было время нашего житья на Варигэсуй. Мать была в своем выходном платье: сером кимоно с мелким рисунком и черной крепдешиновой накидке. Я не понял, куда она собиралась идти и в какой комнате находилась. Наверное, это была гостиная, вытащив из-за пояса кисет и трубочку, мать закурила, потом вышла из ворот. Она шла в адзума-гэта на босу ногу. Я ясно видел ее прическу бабочкой, коралловые заколки, в которые было вставлено по драгоценному камню, черепаховый гребень с инкрустированной морской жемчужиной, а лица отчетливо не видел. Как все японцы прошлых эпох, моя мать была маленького роста, около пяти сяку; возможно, поэтому я видел ее волосы, а не лицо. Тем не менее я прекрасно знал, что это моя мать. К сожалению, она не смотрела на меня и ничего мне не произносила. Сам я не начинал разговора, зная, что, заговори я с ней, она обязательно будет меня ругать. У родственников в Ёкоами был дом, должно быть, мы направлялись туда. Сон длился всего лишь минуту, а потом все померкло.
Проснувшись, я вспоминал образ, который видел во сне. Как-то раз, должно быть, это была середина эпохи Мэйдзи, год 27-й или 28-й (1894-й или 1895-й), в погожий день мать вышла из ворот нашего дома и на улице заметила меня, маленького мальчика. Впечатления от того дня, возможно, воскресли в моей памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38