Особенно детство. Оно длилось, по вашим земным масштабам, довольно долго. Мне не приходится жалеть об этом. Детство… Прекрасная пора, когда ребенку открывает свои тайны мир, когда играют все краски. Впрочем, и юность тоже прекрасна. Что касается зрелости, о ней мне судить еще рано. Я еще не достиг ее. О зрелости вам могут рассказать много интересного мои спутники и друзья.
– Я не могу этого понять и представить, – перебил я Иаэо. – А как же быть с историческим развитием, с темпами общественного процесса? Я раньше не думал об этом, но мне представляется, что естественная смена поколений содействует убыстрению процесса развития. Исаак Ньютон, проживи он несколько столетий, вряд ли превратился бы в Эйнштейна. В противном случае ему пришлось бы многое пересмотреть.
Иаэо немало уже знал о Земле, об истории человеческой культуры. Он ответил:
– Ну и пересмотрел бы. Ньютон был очень умен и вряд ли стал бы обижаться на то, что история и наука не стоят на одном месте.
– Но как бы он мог запомнить такое количество фактов, событий, лиц? Ведь человеческая память не безгранична.
– Память? Вы кстати упомянули о ней. Когда наши ученые несколько тысячелетий тому назад нашли способ борьбы со старением организма, возник вопрос: а как быть с памятью? Ведь возможности уазской памяти, как и человеческой, казалось, были рассчитаны на тот срок, который был отпущен уазцу или человеку природой. Ставились опыты вроде тех, которыми прославилась на Земле Марина Вербова. Но в результате все оказалось проще, чем можно было ожидать. Память стала быстро меняться вместе с уазцем, вместе с уазским обществом, вместе с окружающей средой. Те резервы, которые хранила природа, пришли в действие. «Запасник», или «кладовая», употребляя терминологию Вербовой, открылись и больше уже не закрывались. Одновременно с памятью развивались и совершенствовались обе сигнальные системы. Ведь память – это история личности. Личность уазца, достигшего хотя бы моих лет, распалась бы, если бы память не развилась настолько, что стала способной объять то, что пережило и познало мое личное и общественное «я»…
Я посмотрел на него. В последний раз!
Каждый уазец был великаном, разумеется, духовным, интеллектуальным великаном, физически мало отличавшимся от земного человека. Иаэо был такого же роста, как я, и, когда я разговаривал с ним, мне не нужно было задирать голову и смотреть снизу вверх, наши лица были на одном уровне. А наши мысли? Сомневаюсь, что они тоже были «одного роста», Говоря о вещах, он как бы заставлял говорить за себя сами вещи, проникая мыслью сквозь оболочку явления в самую сущность.
– Что вы знаете о Дарвине? – спросил меня однажды Иаэо. Из разговора выяснилось, что Иаэо по специальности биолог, прошло уже немало лет как он стал заниматься проблемами эволюции. Но на Уазе были ученые, которые изучали эволюцию в продолжение многих столетий.
Я подумал: если бы великий Дарвин имел возможность изучать природу в течение ста лет, сколько бы он сделал! Как коротка человеческая жизнь! И все-таки, живя так недолго, человек сумел заглянуть в глубину тысячелетий и узнать историю своей планеты.
– Как происходила эволюция на вашей планете? – спросил я Иаэо. – Как возник уазец?
– Наша эволюция очень похожа на вашу. Так же, как и на Земле, на Уазе поднялись в воздух птицы и, казалось, обрели свободу, а млекопитающие, подчиняясь необходимости, остались ходить внизу. Но быстро эволюционировать продолжали не птицы, а все-таки млекопитающие. Обретя крылья, птицы тем самым лишили себя возможности усовершенствовать свои передние конечности и превратить их в руки… Дарвин… Его необыкновенная наблюдательность помогла земным людям увидеть в природе самое главное – процесс, историю, движение.
Мы разговаривали с Иаэо не только о серьезных вещах. Нередко мой друг шутил, смеялся, так же как и я. Он все же был юношей, хотя и прожил двести двадцать два года. Мудрость и многоопытность совместились в нем с юношеской живостью и любознательностью. Он был прекрасным пловцом и мечтал поплавать в земных морях, озерах и реках. Пока только мечтал, ведь на Земле находился не он сам, а только его изображение и, конечно, его интеллект, но физическая его сущность все еще пребывала за пределами Солнечной системы.
Я не мог ни обнять его, ни даже пожать его руку. Мы были рядом и одновременно очень далеко друг от друга.
Иаэо угадал мою мысль, мое ощущение парадоксальности наших встреч.
– Уазский ум, – сказал он, – долгое время был эвклидовым умом, и только с тех пор, когда уазец победил старость, его ум перестал быть эвклидовым, трехмерным. Перед нами открылось пространство Лобачевского как реальность, как быт. Изменились все масштабы.
– Я не совсем понимаю: о чем вы сейчас говорите?
– Это нужно не понимать, а чувствовать, мой земной друг. Хотите, чтобы ваша юность продолжалась несколько столетий? Мы научим вас бороться со старостью. Хотите, Микеланджело?
Я не знал, что ответить.
– Почему вы молчите?
– Хочу, – ответил я тихо.
И мне стало страшно, словно я, дав согласие, тем самым превратился в существо, попавшее в мир с изменившимися масштабами.
Пришло время, и мне и моим современникам действительно удалось попасть в мир других масштабов и победить старость, но об этом, если мне удастся, я расскажу уже в другой книге.
Этот же мой рассказ подходит к концу, но его конец можно считать только началом тех грандиозных событий в истории Земли и земного человечества, свидетелем и участником которых я был.
35
–Микеланджело!
Меня кто-то окликнул. Я оглянулся и не поверил своим глазам. Передо мной стояла Таня. Нет, на этот раз она окликнула меня не с экрана приближателя. Она находилась здесь, на аллее большого институтского сада.
– Марс стал ближе к Земле, – спросил я, – или Земля приблизилась к Марсу?
– Ни то и ни другое, – ответила она. – Мир остался на месте и Земля тоже. Изменила в эвклидовом пространстве свое положение только я. И на этот раз оказалась в одной точке с тобой, Мика.
– Надолго?
– Смотря по обстоятельствам. Но этот день, если ты хочешь и можешь, проведем вместе.
– Только день? Я хотел бы провести вместе с тобой целую жизнь.
– Какую жизнь? Земную, обыкновенную или многие столетия?
– О столетиях еще говорить рано. Вот когда уазцы откроют нам свой секрет…
– Не говори мне про уазцев. Я везде только и слышу о них.
– И ты тоже находишь, что им чего-то не хватает?
– Наоборот, я нахожу, что в них всего с избытком. Но на Землю я прибыла для того, чтобы повидаться не с ними, а с тобой.
– И надолго?
– Ты уже задавал мне этот вопрос. На целый месяц.
– А потом?
– А потом я должна буду улететь к себе, на Марс. На Землю я вернусь, когда мы создадим на Марсе атмосферу и биосферу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30