Сима разгонял его на спуске с таким расчетом, чтобы ему хватало скорости выбраться на следующий гребень без переключения передачи.
— Хорошо идут, — залюбовался Алферов. — И ловушек у тебя здесь не предусмотрено.
Но Дмитрий. Иванович не обратил внимания на подковырку своего старого друга и однокашника. Пожалуй, за все годы он впервые столкнулся с таким экипажем, который, казалось, из одного упрямства не хотел попадать в расставленные по всему полигону ловушки, и им уже овладел профессиональный азарт — сбить экипаж с верного пути. Он, дал возможность вездеходу добраться до середины барханного поля и включил микрофон.
— Объявляется трехминутная опасность метеоритной угрозы.
— Ну, Дима, это уж слишком. Куда они денутся? Тут же ни одного укрытия.
— Ничего. Пусть ищут выход. Не все им на логике и интуиции выезжать.
— Как председатель комиссии… Посмотри, они остановились! А до ближайшего укрытия пять минут ходу. Задача поставлена некорректно… Как председатель…
Алферов замолчал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит внутри вездехода. Команда опомнилась от шока и, опустив стекла скафандров, Субботин и Макаров один за другим выскочили наружу и четко и слаженно принялись снимать стопоры с балок комбинированного ножа. Вездеход был оборудован устройствами, позволяющими вести и строительные работы, и бурение, но то, что делали студенты, не входило ни в какие инструкции. Тем временем Смолкин выдвинул шнековый бур и перевел его в горизонтальное положение. Михаил и Саша перевернули щитки ножа на сто восемьдесят градусов, и тотчас балки медленно продвинулись вперед. Щелкнули стопоры, закрепляя их в новом положении. Студенты опрометью бросились к люку. Заработал бур, с силой отбрасывая песок на пластины ножа, выполняющие теперь роль своеобразных отражателей. Струи песка взлетали вверх под углом и падали на вездеход и за него.
— Зарываются! — Алферов довольно потер руки. — Да они, Дима, дадут другим сто очков вперед. Кстати, ты не возражаешь, если я прибавлю им три призовых очка?
— Посмотрим, уложатся ли в срок.
Но когда секундомер отмерил положенное время, вездеход бесследно исчез под огромным барханом, и сразу прекратилась связь.
— Они сами создали себе аварийную обстановку. Как бы не пришлось выручать. Экипажу снимаю один балл.
— Мощность укрытия два семьдесят, — донесся бодрый голос Макарова. — До отмены метеоритной опасности телесвязь не может быть восстановлена.
Алферов потянулся к пульту и выключил микрофон.
— Придется восстановить снятый балл. Экипаж и с этой задачей справился. Видимо, подняли телескопическую антенну.
— Добрый ты очень, Василий Федорович. Пойдем пообедаем, а они пусть посидят там. Авось за это время придумаю какую-нибудь каверзу.
— Не понимаю, Дима. Что ты на них взъелся?
— Чудак ты, Василий Федорыч. У нас такая система. Чем более сложная задача, тем почетнее. А потом, время на коэффициент трудности, и тут, брат, такие выскочат баллы, что твои призовые очки покажутся нищенским подарком.
— Дивлюсь я тебе, Дима. Неугомонный ты какой-то. Мало того, что я лично отбираю кандидатов, ты еще тратишь на это время, будто у тебя его некуда девать.
— Что поделаешь? Дел, действительно, много, но, если не вникать и не корректировать учебный процесс подготовки будущих исследователей космоса, можно ведь и отстать от требований времени. Хорош я буду, если наши воспитанники растеряются в действительно сложных или необычных условиях.
Директор обедал не торопясь. На обратном пути решил несколько неотложных вопросов, и только после этого они направились в диспетчерскую полигона.
— Вот сейчас, Василь Федорыч, мы им предложим психологическую задачу. Чтобы тебе было понятней, поясню. Часы мы у них отобрали. Сколько они просидели в своем заточении, им не известно. Проверим реакцию на время. Это очень важно, верное ощущение времени. Этому мы приучаем на всех групповых занятиях, но специальные тренировки проводим на пятом и шестом курсах. От степени ошибки зависит количество баллов. Ошибка на тридцать процентов — один балл, на двадцать — два, на десять — три.
— А если без ошибки?
Директор засмеялся.
— У нас и это предусмотрено. Ошибка менее пяти процентов — пять баллов. Приступим?
— Давай.
— Экипажу задача! Двигатель вышел из строя. Запасы кислорода ограничены. Помощь придет через полтора часа. Ваши действия?
— Мы сидим неподвижно, — послышался негромкий голос Макарова, — поэтому потребляем меньше кислорода. Под песком мы находимся час десять. Следовательно, запаса кислорода еще на час сорок минут. Помощь успеет вовремя.
Алферов взглянул на табло и увидел, что время бездействия экипажа составило час двенадцать минут.
— Раскошеливайся, Дима. Ответ верный.
— Что ж, быть по сему. И ты, пожалуй, прав. Пора мне заняться своими непосредственными делами, только вот посмотрю, как они выберутся обратно.
Сначала, после отмены метеоритной опасности, не было заметно никакого движения, только снова исчезла связь. Потом над выемкой зашевелился песок.
— Не получится… — отвечая на собственные мысли, проговорил Алферов.
— Что?
— Хотят выбраться задним ходом. Отрядил бы ты, Дима, спасательную команду.
Директор щелкнул переключателем.
— Экипажу Самохвалова приготовиться к действиям в аварийной обстановке.
— Не сядут по пути в ловушку?
— Проведу по пеленгу. — Дмитрий Иванович нахмурился и вытер вспотевшую шею платком.
Положение и в самом деле становилось угрожающим. Продвигаться вперед, под бархан, значило создавать не просто аварийную обстановку, но при недостаточном запасе кислорода граничило со смертельным риском, так как мощности двигателя для преодоления бархана на глубине явно недостаточно, хотя прочность конструкции вездехода и позволяет такое путешествие. Это, очевидно, прекрасно понимал и экипаж вездехода. Шевеление песка прекратилось.
— Попали в аварийную обстановку. Принимаем меры.
Директор вздрогнул от внезапно возникшей связи, но тут же с завидной реакцией щелкнул тумблером.
— Продвижение вперед запрещаю!
— Ясно, Дмитрий Иваныч.
— Кислорода на час тридцать. Через десять минут высылаю помощь.
— Зачем, Дмитрий Иваныч, — удивился Субботин. — Минут через пятнадцать—двадцать мы выберемся на поверхность!
Баженов побагровел от гнева: больше всего на свете он не терпел бодрячества и пренебрежения к реальной обстановке. Именно эти качества чаще всего создавали сложную ситуацию и приводили подчас к непоправимому. Заметив в студенте такие черты, он вел за ним пристальное наблюдение, которое нередко заканчивалось отчислением из института.
— Донкихотствуете, Субботин? Даю двадцать минут. Не выберетесь — два штрафных балла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
— Хорошо идут, — залюбовался Алферов. — И ловушек у тебя здесь не предусмотрено.
Но Дмитрий. Иванович не обратил внимания на подковырку своего старого друга и однокашника. Пожалуй, за все годы он впервые столкнулся с таким экипажем, который, казалось, из одного упрямства не хотел попадать в расставленные по всему полигону ловушки, и им уже овладел профессиональный азарт — сбить экипаж с верного пути. Он, дал возможность вездеходу добраться до середины барханного поля и включил микрофон.
— Объявляется трехминутная опасность метеоритной угрозы.
— Ну, Дима, это уж слишком. Куда они денутся? Тут же ни одного укрытия.
— Ничего. Пусть ищут выход. Не все им на логике и интуиции выезжать.
— Как председатель комиссии… Посмотри, они остановились! А до ближайшего укрытия пять минут ходу. Задача поставлена некорректно… Как председатель…
Алферов замолчал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит внутри вездехода. Команда опомнилась от шока и, опустив стекла скафандров, Субботин и Макаров один за другим выскочили наружу и четко и слаженно принялись снимать стопоры с балок комбинированного ножа. Вездеход был оборудован устройствами, позволяющими вести и строительные работы, и бурение, но то, что делали студенты, не входило ни в какие инструкции. Тем временем Смолкин выдвинул шнековый бур и перевел его в горизонтальное положение. Михаил и Саша перевернули щитки ножа на сто восемьдесят градусов, и тотчас балки медленно продвинулись вперед. Щелкнули стопоры, закрепляя их в новом положении. Студенты опрометью бросились к люку. Заработал бур, с силой отбрасывая песок на пластины ножа, выполняющие теперь роль своеобразных отражателей. Струи песка взлетали вверх под углом и падали на вездеход и за него.
— Зарываются! — Алферов довольно потер руки. — Да они, Дима, дадут другим сто очков вперед. Кстати, ты не возражаешь, если я прибавлю им три призовых очка?
— Посмотрим, уложатся ли в срок.
Но когда секундомер отмерил положенное время, вездеход бесследно исчез под огромным барханом, и сразу прекратилась связь.
— Они сами создали себе аварийную обстановку. Как бы не пришлось выручать. Экипажу снимаю один балл.
— Мощность укрытия два семьдесят, — донесся бодрый голос Макарова. — До отмены метеоритной опасности телесвязь не может быть восстановлена.
Алферов потянулся к пульту и выключил микрофон.
— Придется восстановить снятый балл. Экипаж и с этой задачей справился. Видимо, подняли телескопическую антенну.
— Добрый ты очень, Василий Федорович. Пойдем пообедаем, а они пусть посидят там. Авось за это время придумаю какую-нибудь каверзу.
— Не понимаю, Дима. Что ты на них взъелся?
— Чудак ты, Василий Федорыч. У нас такая система. Чем более сложная задача, тем почетнее. А потом, время на коэффициент трудности, и тут, брат, такие выскочат баллы, что твои призовые очки покажутся нищенским подарком.
— Дивлюсь я тебе, Дима. Неугомонный ты какой-то. Мало того, что я лично отбираю кандидатов, ты еще тратишь на это время, будто у тебя его некуда девать.
— Что поделаешь? Дел, действительно, много, но, если не вникать и не корректировать учебный процесс подготовки будущих исследователей космоса, можно ведь и отстать от требований времени. Хорош я буду, если наши воспитанники растеряются в действительно сложных или необычных условиях.
Директор обедал не торопясь. На обратном пути решил несколько неотложных вопросов, и только после этого они направились в диспетчерскую полигона.
— Вот сейчас, Василь Федорыч, мы им предложим психологическую задачу. Чтобы тебе было понятней, поясню. Часы мы у них отобрали. Сколько они просидели в своем заточении, им не известно. Проверим реакцию на время. Это очень важно, верное ощущение времени. Этому мы приучаем на всех групповых занятиях, но специальные тренировки проводим на пятом и шестом курсах. От степени ошибки зависит количество баллов. Ошибка на тридцать процентов — один балл, на двадцать — два, на десять — три.
— А если без ошибки?
Директор засмеялся.
— У нас и это предусмотрено. Ошибка менее пяти процентов — пять баллов. Приступим?
— Давай.
— Экипажу задача! Двигатель вышел из строя. Запасы кислорода ограничены. Помощь придет через полтора часа. Ваши действия?
— Мы сидим неподвижно, — послышался негромкий голос Макарова, — поэтому потребляем меньше кислорода. Под песком мы находимся час десять. Следовательно, запаса кислорода еще на час сорок минут. Помощь успеет вовремя.
Алферов взглянул на табло и увидел, что время бездействия экипажа составило час двенадцать минут.
— Раскошеливайся, Дима. Ответ верный.
— Что ж, быть по сему. И ты, пожалуй, прав. Пора мне заняться своими непосредственными делами, только вот посмотрю, как они выберутся обратно.
Сначала, после отмены метеоритной опасности, не было заметно никакого движения, только снова исчезла связь. Потом над выемкой зашевелился песок.
— Не получится… — отвечая на собственные мысли, проговорил Алферов.
— Что?
— Хотят выбраться задним ходом. Отрядил бы ты, Дима, спасательную команду.
Директор щелкнул переключателем.
— Экипажу Самохвалова приготовиться к действиям в аварийной обстановке.
— Не сядут по пути в ловушку?
— Проведу по пеленгу. — Дмитрий Иванович нахмурился и вытер вспотевшую шею платком.
Положение и в самом деле становилось угрожающим. Продвигаться вперед, под бархан, значило создавать не просто аварийную обстановку, но при недостаточном запасе кислорода граничило со смертельным риском, так как мощности двигателя для преодоления бархана на глубине явно недостаточно, хотя прочность конструкции вездехода и позволяет такое путешествие. Это, очевидно, прекрасно понимал и экипаж вездехода. Шевеление песка прекратилось.
— Попали в аварийную обстановку. Принимаем меры.
Директор вздрогнул от внезапно возникшей связи, но тут же с завидной реакцией щелкнул тумблером.
— Продвижение вперед запрещаю!
— Ясно, Дмитрий Иваныч.
— Кислорода на час тридцать. Через десять минут высылаю помощь.
— Зачем, Дмитрий Иваныч, — удивился Субботин. — Минут через пятнадцать—двадцать мы выберемся на поверхность!
Баженов побагровел от гнева: больше всего на свете он не терпел бодрячества и пренебрежения к реальной обстановке. Именно эти качества чаще всего создавали сложную ситуацию и приводили подчас к непоправимому. Заметив в студенте такие черты, он вел за ним пристальное наблюдение, которое нередко заканчивалось отчислением из института.
— Донкихотствуете, Субботин? Даю двадцать минут. Не выберетесь — два штрафных балла!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10