Был на втором курсе некто Жигарев. Лицо его всегда покрывали прыщи, но периодами они высыпали удивительно густо и становились уже не красными, а синими, так что лицо напоминало гнилой кусок мяса. Вот тогда Жигарев не ходил гулять, а, обмотав щеки полотенцем, приходил к ним в комнату, садился на койку и начинал рассказывать. Иногда он говорил о женщинах, а иногда "по политическим вопросам". "Конечно, Яков Свердлов был еврей, но учтите также Фаню Каплан... Конечно, и у нас был Николай Второй... Но учтите также спекулянтов..." И тогда, когда он говорил "по вопросам", и тогда, когда он говорил о женщинах, якобы являвшихся к нему прямо в забой, перед ним ставили теплый чайник. Чайник этот он частично выпивал без сахара, частично же смачивал им полотенце, а вообще был он парень не злой, просто переживал сильно из-за своей внешности, пудрил прыщи и связывал свои беды со спекулянтами, которые похищают витамины, нужные для обмена веществ. Вот некоторые рассказы этого Жигарева и вспомнил Ким, двигаясь боком к душу, невольно бросая взгляд на высокую грудь дежурной. Окунувшись под теплые струи, он сразу ослабел, притих, закрыв глаза, а очнувшись, увидел дежурную совсем рядом.
- Разве так руду отмоешь,- сказала дежурная,- три раза мылиться надо... Возьми,- она протянула ему кусок мыла и мочалку,- из пенькового каната,добавила она,- все сдерет...
Ким начал мылить мочалку, но пальцы у него были вялые, и мыло выскользнуло.
- Ох ты, Господи,- вздохнула дежурная, подняла мыло, взяла мочалку. Вскоре вокруг ладоней ее образовалась целая гора мыльной пены, тогда она подошла к Киму и провела теплой пеной ему по спине. Прикосновения рук ее были твердыми, но ласковыми, и Кимом вдруг овладела усталость, он почувствовал себя беспомощным ребенком, и эти руки нужны были ему, он покорно подчинялся каждому их требованию. Дежурная намылила спину, повернула к себе и начала мылить живот, осторожно обтирая рубцы. Несколько раз она касалась тела своей мягкой мокрой грудью.
- Падлы,- сказала она,- суют мальчишек в пекло... Сына своего он тоже так сунет...
Она ушла, вернулась с бутылкой йода и смазала рубцы.
- Давай отмывайся,- сказала она,- становись под душ... Ты сам откуда?
- Издали,- тихо ответил Ким.
Теплые струи воды текли по его распаренному, хорошо протертому телу, он как бы заново рождался, грязная пена сползала, капала по ногам, обнажая чистую кожу, помимо рубцов густо покрытую синяками, ставшими теперь заметными. Он промыл волосы, сполоснулся, взял с подоконника жестяной номер, через дверь в противоположном конце душевой пошел в чистое отделение бани. Воздух здесь был посвежее, лампы поярче, пахло стираным бельем. Из приемного окна выглянула старуха, пожевала губами и захлопнула, опустив деревянный щит. Ким постучал.
- Не велено,- крикнула старуха из-за щита, - хозяин до гудка запретил выдавать... Смотался, прохлаждайся голяком...
- Митрофановна,- заглядывая, позвала дежурная,- выдай ему... Ему разрешили...
- Хахали,- ворчала старуха,- всем твоим хахалям нарушай приказ...
Но щит подняла, Ким показал номер, и старуха выбросила одежду. Одежда связывала его с прежней жизнью, и прикосновения к ней были радостны. Одевшись, он почувствовал себя увереннее, потерся подбородком о сукно куртки, пересек коридор, взял у старичка свое пальто и ушанку, спустился по лестнице, ступени которой были припорошены красной пылью, и вышел из быткомбината надшахтного здания, но не к бункерам, а с противоположной стороны, к заснеженным портретам стахановцев и бюстам Маркса и Сталина на гранитных столбах.
- Хорошо как,- сказал Ким вполголоса.
Ему захотелось вдруг пойти в Дом культуры и потанцевать с девушкой-татаркой, которую он встречал в рудничной столовой и на которую поглядывал издали. Небо было чистым и звездным, лишь кое-где смутно угадывались в темноте мелкие облака. Становилось весело, хотелось подурачиться. У него бывали такие припадки необъяснимого веселья, освежавшие, приносящие наслаждение. В мозгу появилось и начало расти смешное слово, он понял, что сейчас выкрикнет его.
- Порей! - громко крикнул Ким в темноту.- Порей! - И захохотал, однако одновременно с тревогой прислушиваясь к странным попискиваниям, предшествующим каждому звуку. Он положил ладонь на горло, и попискивания прекратились, тревога рассеялась, ничто больше не омрачало радости. Впереди был железнодорожный переезд, и возле него стояло двое парней: один в короткой меховой куртке и шерстяной лыжной шапке, второй в черной шинели и фуражке с инженерской кокардой.
- Ребята,- сказал Ким,- как пройти к Дому культуры?
- Мы сами туда,- сказал парень в меховой куртке,- двинули вместе...
Они пересекли железнодорожные пути и спустились с пригорка на темную улицу, освещенную лишь в конце отблеском фонарей.
- Слушай, друг,- сказал парень в меховой куртке,- займи червонец, выручи.
- Вот,- сказал Ким. вынимая пачку денег,- разменять надо.
- Слушай, друг, давай по-честному,- сказала меховая куртка,- половину тебе, половину мне...
- Давай, - обрадовался почему-то Ким. Меховая куртка взяла деньги и начала делить.
- А часов у тебя нет? - деловито спросил парень с инженерской кокардой.
- Есть,- весело сказал Ким,- вот на ноге. Он приподнял штанину, глянул на парней. Лица у них были серьезные. Парень с кокардой взял Кима за левую кисть, пощупал.
- Ладно,- сказала меховая куртка,- ты, друг, сейчас налево сверни, два шага - и Дом культуры. Пачка денег из рук его исчезла.
- Всего,- сказал Ким.
- Ты по тропинке иди,- крикнула вслед меховая куртка,- там сбоку проволока колючая, не напорись.
Ким пошел, испытывая некоторое недоумение, во рту горчило, однако, действительно очень быстро увидав Дом культуры, рассеялся, подумал про три свободных новогодних дня, совершенно еще не траченных, и подумал, что, когда они будут на исходе, он, наверно, с завистью будет вспоминать эту минуту. На ступенях по-прежнему стояли в пиджаках и курили. Ким хотел войти, дернул дверь, тяжелую, окованную медными скрещенными молотками, однако навстречу ему вывалился кто-то долговязый, обнял, дыхнул коньяком.
- Зон,- узнал Ким,- с Новым тебя, Зон...
Зон работал в техотделе рудоуправления. Познакомились они в рудничной библиотеке.
- Пойдем,- сказал Зон,- здесь скучно... Поехали ко мне. Меня такси дожидаются...
У обочины стояли две "Победы". Зон подошел к задней, снял с себя шляпу, положил на сиденье, захлопнул дверцу.
- А мы с тобой в переднюю,- сказал Зон,- так до самого города еду... От ресторана... Два такси... В переднем я, в заднем моя шляпа... Премию пропиваем... Последнюю... Смотри,- он повернулся в сторону копра,- горит,удивленно сказал он,- потушить забыли... Перед Новым годом на мель... Это называется технически безграмотное ведение работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34