- Неужели тебе кусок мяса нужен? А ты лучше представь, какой снимок я сделал: тетерев прямо на нас бежит, крылья распустил, хвост лирой... Ведь это же память на всю жизнь!
Я невольно заражаюсь его пылом, тороплю поскорее начать проявление.
И вот лента негативов уже готова. Она промывается в воде. Потом сушится. Но нам не терпится взглянуть на последний снимок: ведь именно там и запечатлён финал нашей охоты.
- Плотноват негатив, - говорю я. - Трудно разобрать детали.
- Не беда, - утешает приятель, - передержал немножко. Это легко исправить.
Я всё же пытаюсь разглядеть снимок, и наконец мне это удаётся.
- Ага, вот и тетерев! Какая поза! Так, кажется, и налетит сейчас. А что такое под ним внизу?
- Бугорок, - поясняет приятель. - Видишь, и кустики на нём.
- Кустики-то я вижу, но сам бугорок какой-то странный. Вот будто два уха, и нос, и рот... Голова какая-то, а вместо волос - кусты и сверху тетерев. Что за чепуха?!
Приятель всматривается и вдруг хватается за виски.
- Ах я болван! - восклицает он. - Настоящий болван!
Я ещё толком не понимаю, в чём дело, но уже чувствую, что случилось что-то непоправимое.
- Плёнку не передвинул: два снимка на одном кадре! - в отчаянии говорит он. - Видишь: твоя голова, а на ней кусты и тетерев.
- Вот те и снимок, и память на всю жизнь! - Я не могу больше сдержать своего гнева и на чём свет стоит ругаю злосчастного фотографа. - Испортил охоту да и снять-то как следует не сумел! Никуда больше с собой не возьму. И не проси лучше.
Но самое возмутительное, что приятель уже оправился от смущения.
Он глядит на меня будто ни в чём не бывало, даже улыбается.
- Да ты постой, не кипятись, - весело говорит он. - Я обещал тебе и повторяю - замечательный снимок выйдет. Ты сам посуди: обычного тетерева на земле ведь каждый дурак снимет. А вот чтобы на голове у охотника сидел, - ну, где ты такое видал? Ведь это же не просто снимок, а художественная композиция, настоящее чудо техники!
В ЗЕЛЁНОЙ КОРЗИНОЧКЕ
Иной раз в начале осени выдаётся редкий денёк. Он весь будто вылит из голубого стекла и разукрашен тонкою позолотой. Прозрачно синеет даль, а берёзки на косогоре стоят тоненькие и прямые, как белые свечи. Их вянущая листва так и светится золотым огоньком. Синее небо, синяя даль, блеск солнца и разноцветный убор лесов - как всё это походит на какой-то сказочный праздник, на последний привет уходящего лета.
Всё в природе словно прощается с солнцем, с теплом, хочет последний раз нарядиться поярче, чтобы потом надолго снять свой прощальный наряд и запереть его в кованный серебром тяжёлый сундук зимы.
Вот в такой-то погожий осенний день, помню, бродил я с ружьём и собакой по берёзовым перелескам - охотился на вальдшнепов.
Обошёл одну поляну, другую, третью... Уже начинало смеркаться. Ярче горели в осенних сумерках жёлтые свечи берёз. Ветер стих. Наступал прозрачный сентябрьский вечер.
Я сел на пень. Каро улёгся у моих ног; так мы провожали этот тихий денёк.
Неожиданно что-то захрустело вдали, затрещали сучья - всё ближе, ближе... Какой-то хриплый отрывистый рёв, не то стон послышался в тишине.
Каро вздрогнул, хотел вскочить. Но я приказал ему оставаться на месте. Ничего страшного: ведь это ревёт мирный лесной великан - лось.
А вот он и сам показался на другом конце поляны и широким шагом направился через неё.
Какой он могучий, с огромными рогами, будто несёт на голове корявый пень с торчащими в стороны сучьями.
Лось был, видимо, возбуждён. Он ревел всё громче и громче и мотал головой в разные стороны.
На его пути - молодая берёзка. Неожиданно лось зацепил её рогом, рванул... Раздался лёгкий треск будто угасшей свечи. Золотая вершинка вспыхнула последний раз, на землю посыпались искры листьев. И вот уже вместо деревца-свечи нелепо, словно огарок, торчит обломанный белый стволик.
"Погасив свечу", лесной хозяин грузно зашагал дальше и скрылся из глаз. Но ещё долго потом в чаще леса слышался хруст ветвей и глухой рёв уходящего зверя.
А я смотрел туда, куда скрылся лось, и мне стало как-то не по себе: зачем могучий лесной богатырь так бессмысленно исковеркал, сломал молодое деревце.
"Лесной житель, и сам же портит, ломает лес", - с досадой подумал я, ещё раз взглянув на сломанную берёзку. Она уныло торчала посреди поляны и больше уже не походила на золотую свечу.
Начало быстро темнеть, небо заволокли тучи, подул ветер, праздник природы окончился.
* * *
Этот маленький, совсем незначительный случай со сломанной лосем берёзкой почему-то надолго остался у меня в памяти. Увидишь, бывало, где-нибудь изуродованное деревце и сразу вспомнишь про ту берёзку.
Прошло больше года. И вот однажды весной я снова забрёл на ту же поляну. Но теперь всё было совсем по-иному, чем в тот памятный осенний вечер.
Было утро, весеннее утро в лесу. Роса ещё не обсохла. Крошечные водяные капли повисли всюду на листьях, цветах, на стеблях травы. Из-за вершин деревьев выглянуло солнце, и в тот же миг в каждой капле росы будто зажёгся ослепительно яркий фонарик. Они были все разные - синие, розовые и голубые. Но больше всего розовых. Весь лес сиял розовым светом.
Это был тоже праздник в лесу, но праздник совсем иной - рождение новой жизни. Теперь вся поляна была покрыта не жёлтыми опавшими листьями, а цветами, тысячами разноцветных цветов. На деревьях шелестела молодая листва, в кустах щебетали птицы, и, словно отсчитывая кому-то много-много счастливых дней, в лесной глуши куковала кукушка.
А вот посреди поляны и сломанная берёзка. За тот долгий срок, который прошёл с нашей первой встречи, деревце уже успело оправиться. Вместо обломанной лосем верхушки оно выпустило вверх целый пучок тоненьких молодых побегов.
Я очень обрадовался, что деревце не погибло. Как хорошо растут на сломанном месте её побеги; будто сказочный дед-лесовик начал плести зелёную корзиночку, заготовил прутья, собрал их в пучок, да не успел ещё загнуть концы и как следует оплести их.
"Славная работа", - подумал я, трогая деревце. И вдруг из его густой зелёной вершины выпорхнула птица - лесная малиновка.
Я осторожно наклонил берёзку. Так и есть: в развилке ветвей было свито гнездо и в нём лежали розовые яички.
Отойдя от дерева на другой конец поляны, я стал наблюдать за тем, как малиновка вновь возвратилась в своё гнездо.
Я мысленно представил себе: вот теперь она уже уселась насиживать яйца. Птичка вся распушилась, сидит такая озабоченная, важная; ведь нелёгкое дело вывести и вырастить детвору.
Самочка малиновки сидит, затаившись в гнезде, а её парочка пристроилась неподалёку среди ветвей и распевает громкую песню. Эта песня, по-своему, по-лесному, говорит о счастье, о красоте жизни, о любви. И отовсюду кругом, из каждого куста неслась такая же весёлая, счастливая песня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58