Меняется ли человек в горах? Да. Слесарь и администратор, художник и конструктор, технолог и ученый сообща занимаются любимым делом, и зачастую их городские привычки, стереотипы, нажитые за годы профессиональной деятельности, здесь не имеют значения. Зато здесь на первый план выходят фундаментальные качества души.
Я знаю многих товарищей-альпинистов (правда, из других городов), с которыми я ходил в горах, и весьма смутно представляю, чем они занимались «на равнине». Может, они и говорили мне, но как-то забылось. А вот о том, какие они люди, я знаю и помню прекрасно. В горах в совместно преодоленных трудностях я получил о них (и они обо мне) исчерпывающую человеческую информацию. Восхождение в этом смысле – идеальный прибор, снимающий точную электрокардиограмму душевных достоинств. Равно как и недостатков. И вместе с тем это уникальный точильный инструмент, способный вернуть сабельный блеск мужеству, покрывающемуся коррозией в вялой городской суете.
Почему-то бытует мнение, что современному интеллектуальному человеку горы необходимы, как антитеза его интеллекта, как разрядка. Это неправильно. Смешно думать, что альпинистский быт и практика горовосхождений освобождают человека от размышлений. Напротив. Здесь, вдали от телефонов, толчеи, домашних дел, чаще, чем где-либо, приходят «длинные» профессиональные мысли, значительные идеи, сами собой вспыхивают острые и глубокие мировоззренческие споры. Тем – масса.
Философия альпинизма предполагает отношения высокого нравственного класса. Равно необходимы доброта и мужество, преданность и сила, уживчивость и способность прийти на помощь. Причем эта самая помощь чаще всего проявляется не в высокопарном и довольно распространенном представлении о ней (подал «руку дружбы», нес на себе больного товарища и т. п.), а в простых делах: разжечь примус, когда ни у кого нет сил это сделать; помочь товарищу снять с ног кошки, превратившиеся за день работы в ледяные шары; свернуть утром затвердевшую от мороза палатку, звонкую, как алюминиевый лист; добыть на ночевке воды; пошутить, когда все раздражены. Эти простецкие и нехитрые для равнинной жизни дела в условиях восхождения, особенно сложного, приобретают ценность самой высокой пробы.
Призеры первенства СССР 1977 года, альпинисты московского «Спартака» и одесского «Авангарда», в совместном восхождении на стену пика Лукницкого преодолевали ряд участков, заливавшихся водой. Передовые связки работали буквально в водопадах ледяной, в прямом смысле слова, только что растаявшей воды. На крошечных полочках, там, где можно было собраться всем вместе, «нижние» восходители отдавали все свое сухое «верхним», а сами сушили их мокрую одежду на себе. Так продолжалось двое суток. К каким альпинистским правилам отнести подобные ситуации над головокружительной бездной? К технике горовосхождения? К тактике? Наверное, к дружбе, которую принято называть словом «коллективизм». Наверное, к той замечательной психологической учебе, которая в итоге оборачивается крепким духовным здоровьем каждого. Скверный человек может быть очень хорошим ученым. Но хороший альпинист не имеет права не быть – или не стать – хорошим человеком.
Представление об альпинистской этике часто диктует спортсменам странные, порой необъяснимые для не причастных к этому спорту поступки. Во время первого советского восхождения на неприступную красавицу Ушбу в 1934 году грузинская спортсменка Александра Джапаридзе провела целую ночь в скальной расщелине. Ниже была удобная (по понятиям восхождения) ночевка, где остановились остальные восходители, в том числе и ее брат. Александра, конечно, могла ночевать там. Но она видела, как тает решимость ее друзей, как подсознательно они готовят аргументы для отступления. Поэтому она не спустилась к ночевке от последнего крюка, а осталась там на всю ночь. Она оставила себя как бы в залог. Она надеялась, что утром восходители поднимутся за ней и это движение вверх заставит их идти дальше.
Так оно и вышло. Кстати, этому беспримерному случаю посвятил одно из своих известных стихотворений альпинист Николай Семенович Тихонов.
…С шестой башни вершины Корона, что в Киргизском хребте, сорвался альпинист второго разряда Юрий Варенов, инженер-конструктор Минского автозавода. Варенов пролетел пятьсот метров вдоль отвесных скал и упал на крутой ледник. Ни у кого не было сомнения в том, что он погиб. Однако известный альпинист Алим Васильевич Романов, поднявшийся за невероятно короткий срок на Корону, решил спуститься к месту падения Юрия. Впрочем, где он лежал, никто не мог сказать – была сильная метель. На гребне Короны обстоятельства к тому времени сложились таким образом, что Романов был вынужден спуститься один. Ежесекундно рискуя жизнью, Романов совершил этот спуск и увидел Юрия. Он уцелел. Были повреждены в коленях обе ноги, уже вмерзавшие в снег. Романов буквально вырубил Юру из снега, вырыл крошечную пещеру и трое суток в ней отогревал его под своей пуховой курткой. Через трое суток, борясь с ужасающей непогодой, к ним пробился спасательный отряд. Во Фрунзе Юре сделали операцию. В Минске вшили лавсановые связки. Через год он стал ходить, потом бросил костыли, потом встал на лыжи. Через два года Юра и Алим Васильевич совершили совместное восхождение .
Недавно мы собрались в одном альпинистском доме. Виновница торжества, мастер спорта по альпинизму, провозглашала тост за сидевшего напротив нее немолодого уже человека, называя его своим спасителем. Это был хирург, альпинист. Рядом со мной сидел мой старый товарищ, который впрямую был обязан своей жизнью хозяину дома, альпинисту высочайшей квалификации: во время известного землетрясения на Кавказе в 1963 году его с десятью тяжелыми переломами хозяин дома спустил на себе с отвесной стены Домбай-Ульгена. Сидел за столом и другой человек, помогший и самому хозяину дома, серьезно заболевшему на высотном восхождении, спуститься с одного из памирских семитысячников…Аркадий сидит и мотает головой. «Вечера не приносят прохлады и любви не таят серенады», – говорит он. Жара нестерпимая. Я начинаю серьезно сомневаться, что солнце вообще когда-нибудь зайдет за гору. А завтра на восхождении нас, по-видимому, будет мучать холод. Мы еще и еще раз глядим в бинокль на наш завтрашний маршрут. Видно неважно, потому что токи раскаленного воздуха колеблют картину. Из полиэтиленовой фляги Аркадий льет себе на голову нагревшуюся воду. «Как я вам завидую, Аркадий Леонидович, – говорит он сам себе, – вы едете в Среднюю Азию отдыхать, на фрукты!» Вода льется ему на грудь, на спину, и его рубашка с белыми разводами пота прилипает к телу. Снизу слышны негромкие голоса, постукивание ледорубов о камни.
1 2 3
Я знаю многих товарищей-альпинистов (правда, из других городов), с которыми я ходил в горах, и весьма смутно представляю, чем они занимались «на равнине». Может, они и говорили мне, но как-то забылось. А вот о том, какие они люди, я знаю и помню прекрасно. В горах в совместно преодоленных трудностях я получил о них (и они обо мне) исчерпывающую человеческую информацию. Восхождение в этом смысле – идеальный прибор, снимающий точную электрокардиограмму душевных достоинств. Равно как и недостатков. И вместе с тем это уникальный точильный инструмент, способный вернуть сабельный блеск мужеству, покрывающемуся коррозией в вялой городской суете.
Почему-то бытует мнение, что современному интеллектуальному человеку горы необходимы, как антитеза его интеллекта, как разрядка. Это неправильно. Смешно думать, что альпинистский быт и практика горовосхождений освобождают человека от размышлений. Напротив. Здесь, вдали от телефонов, толчеи, домашних дел, чаще, чем где-либо, приходят «длинные» профессиональные мысли, значительные идеи, сами собой вспыхивают острые и глубокие мировоззренческие споры. Тем – масса.
Философия альпинизма предполагает отношения высокого нравственного класса. Равно необходимы доброта и мужество, преданность и сила, уживчивость и способность прийти на помощь. Причем эта самая помощь чаще всего проявляется не в высокопарном и довольно распространенном представлении о ней (подал «руку дружбы», нес на себе больного товарища и т. п.), а в простых делах: разжечь примус, когда ни у кого нет сил это сделать; помочь товарищу снять с ног кошки, превратившиеся за день работы в ледяные шары; свернуть утром затвердевшую от мороза палатку, звонкую, как алюминиевый лист; добыть на ночевке воды; пошутить, когда все раздражены. Эти простецкие и нехитрые для равнинной жизни дела в условиях восхождения, особенно сложного, приобретают ценность самой высокой пробы.
Призеры первенства СССР 1977 года, альпинисты московского «Спартака» и одесского «Авангарда», в совместном восхождении на стену пика Лукницкого преодолевали ряд участков, заливавшихся водой. Передовые связки работали буквально в водопадах ледяной, в прямом смысле слова, только что растаявшей воды. На крошечных полочках, там, где можно было собраться всем вместе, «нижние» восходители отдавали все свое сухое «верхним», а сами сушили их мокрую одежду на себе. Так продолжалось двое суток. К каким альпинистским правилам отнести подобные ситуации над головокружительной бездной? К технике горовосхождения? К тактике? Наверное, к дружбе, которую принято называть словом «коллективизм». Наверное, к той замечательной психологической учебе, которая в итоге оборачивается крепким духовным здоровьем каждого. Скверный человек может быть очень хорошим ученым. Но хороший альпинист не имеет права не быть – или не стать – хорошим человеком.
Представление об альпинистской этике часто диктует спортсменам странные, порой необъяснимые для не причастных к этому спорту поступки. Во время первого советского восхождения на неприступную красавицу Ушбу в 1934 году грузинская спортсменка Александра Джапаридзе провела целую ночь в скальной расщелине. Ниже была удобная (по понятиям восхождения) ночевка, где остановились остальные восходители, в том числе и ее брат. Александра, конечно, могла ночевать там. Но она видела, как тает решимость ее друзей, как подсознательно они готовят аргументы для отступления. Поэтому она не спустилась к ночевке от последнего крюка, а осталась там на всю ночь. Она оставила себя как бы в залог. Она надеялась, что утром восходители поднимутся за ней и это движение вверх заставит их идти дальше.
Так оно и вышло. Кстати, этому беспримерному случаю посвятил одно из своих известных стихотворений альпинист Николай Семенович Тихонов.
…С шестой башни вершины Корона, что в Киргизском хребте, сорвался альпинист второго разряда Юрий Варенов, инженер-конструктор Минского автозавода. Варенов пролетел пятьсот метров вдоль отвесных скал и упал на крутой ледник. Ни у кого не было сомнения в том, что он погиб. Однако известный альпинист Алим Васильевич Романов, поднявшийся за невероятно короткий срок на Корону, решил спуститься к месту падения Юрия. Впрочем, где он лежал, никто не мог сказать – была сильная метель. На гребне Короны обстоятельства к тому времени сложились таким образом, что Романов был вынужден спуститься один. Ежесекундно рискуя жизнью, Романов совершил этот спуск и увидел Юрия. Он уцелел. Были повреждены в коленях обе ноги, уже вмерзавшие в снег. Романов буквально вырубил Юру из снега, вырыл крошечную пещеру и трое суток в ней отогревал его под своей пуховой курткой. Через трое суток, борясь с ужасающей непогодой, к ним пробился спасательный отряд. Во Фрунзе Юре сделали операцию. В Минске вшили лавсановые связки. Через год он стал ходить, потом бросил костыли, потом встал на лыжи. Через два года Юра и Алим Васильевич совершили совместное восхождение .
Недавно мы собрались в одном альпинистском доме. Виновница торжества, мастер спорта по альпинизму, провозглашала тост за сидевшего напротив нее немолодого уже человека, называя его своим спасителем. Это был хирург, альпинист. Рядом со мной сидел мой старый товарищ, который впрямую был обязан своей жизнью хозяину дома, альпинисту высочайшей квалификации: во время известного землетрясения на Кавказе в 1963 году его с десятью тяжелыми переломами хозяин дома спустил на себе с отвесной стены Домбай-Ульгена. Сидел за столом и другой человек, помогший и самому хозяину дома, серьезно заболевшему на высотном восхождении, спуститься с одного из памирских семитысячников…Аркадий сидит и мотает головой. «Вечера не приносят прохлады и любви не таят серенады», – говорит он. Жара нестерпимая. Я начинаю серьезно сомневаться, что солнце вообще когда-нибудь зайдет за гору. А завтра на восхождении нас, по-видимому, будет мучать холод. Мы еще и еще раз глядим в бинокль на наш завтрашний маршрут. Видно неважно, потому что токи раскаленного воздуха колеблют картину. Из полиэтиленовой фляги Аркадий льет себе на голову нагревшуюся воду. «Как я вам завидую, Аркадий Леонидович, – говорит он сам себе, – вы едете в Среднюю Азию отдыхать, на фрукты!» Вода льется ему на грудь, на спину, и его рубашка с белыми разводами пота прилипает к телу. Снизу слышны негромкие голоса, постукивание ледорубов о камни.
1 2 3