В углу лавки был застекленный прилавок, где лежал шоколад, – я подался туда.
В том конце лавки, чуть поодаль от прилавка, как и я, стоял человек. Внезапно я узнал его: это же мой учитель истории! Удирать было поздно: он заметил меня. Да и теперь я уже не боялся его.
– Здравствуйте, господин Брёндум, – сказал я и поклонился ему.
Он вздрогнул, попятился – ведь стоял, напряженно размышляя о чем-то. Лицо его, серое, как школьный ластик, странно подергивалось. Он завел глаза к потолку, выкатил белки.
– Что? – выкрикнул он. – Вы кто такой?
– Я – Йоханнес, – ответил я. – Вы не узнали меня, господин Брёндум?
– Йоханнес? – Он уставился на меня, серые складки лица заколыхались. – И правда Йоханнес! Теперь я узнал тебя. Конечно, Йоханнес. Здравствуй, Йоханнес, как поживаешь?
И подал мне руку. Я неловко схватил ее – не ожидал этого жеста. И снова отвесил ему поклон. А рука у него была мясистая, вялая. Будто мертвая.
– Ты где живешь теперь, а, Йоханнес? Да что ты говоришь – в Копенгагене? – (Словно Копенгаген – самая отдаленная точка земного шара!) – Так как же ты сюда-то попал?
– Пешком пришел.
– Пешком! Но ведь матушка твоя здесь уже не живет.
– Моя мать умерла.
– Умерла?
Серое лицо его погасло. Он покачал головой, еле заметно.
Стоит человек в лавке, в ослепительном свете лампы, и качает головой оттого, что прошлое рассыпалось и пропало, а перед ним– ученик, который сбежал из дома и так долго околачивался на чужбине, что за это время его мать умерла…
– Стало быть, ты живешь в Копенгагене совсем один?
– Нет, не один, я женат.
– Женат! – Брёндум теперь уже сильнее затряс головой: супружество, мол, еще хуже смерти. Перед ним его ученик, женатый школьник, который, хоть он и женат, в сумерках, под дождем, с рюкзаком на спине бродил один-одинешенек по дорогам и вымок до нитки.
– Господи, Йоханнес, детка, неужто ты вправду женат? Голос его рассыпался, как ком земли.
– Вам то же, что и всегда, господин Брёндум?
Засунув за ухо карандаш, старый молодой хозяин в буром рабочем халате двумя руками оперся на прилавок.
Брёндум угрюмо кивнул, и хозяин протянул ему бутылку в оберточной бумаге. Она уже давно дожидалась его. Брёндум сунул бутылку во внутренний карман пальто и застегнул пуговицы. Он долго возился с этим, все время опасливо озираясь по сторонам, но теперь в лавке уже не было никого, кроме одной-единственной девчушки. Стоя на цыпочках, она тщетно силилась заглянуть через край прилавка.
– Это крошка Биргит,-сказал Брёндум. – Живет по соседству со мной. Что, Биргит, будешь сегодня мятные леденцы покупать?
– Нет, – звонким детским голоском ответила Биргит. И показала листок, на котором мать записала ей, что надо купить.
– Раз так, я сам куплю мятные леденцы, – сказал Брёндум. – Дайте-ка мне леденцов на двадцать пять эре!
Втроем мы смотрели, как хозяин взвешивает товар. Потом Брёндум спрятал красный бумажный кулек в карман пальто. Биргит робко поглядывала то на карман, то на лицо учителя, но тот, словно уйдя в свои мысли, хмуро глядел в одну точку. Вдруг он хмыкнул злорадно:
– Хе, хе, думаешь, я купил леденцы для тебя? Глупая девчонка! Нет уж, сначала мы Йоханнеса угостим, он постарше тебя!
Биргит глядела, как он угощал меня леденцами. Затем и ей тоже выдали леденец. После этого Брёндум снова спрятал кулек. Биргит следила за движением моих губ, и я смотрел, как она работает ртом.
– Ты грызешь свой леденец, – сказала она, – а я нет. Вот, гляди, мой совсем еще целый! Видишь? – Она вынула изо рта леденец, потом быстро сунула его назад.
– Это еще что? – неожиданно вскрикнул Брёндум. – Куда подевались мои леденцы? – Он поискал в карманах, но так и не нащупал кулька. В конце концов он отыскал его в корзинке у Биргит. – Это еще что за новости? Никак, ты забрала мои леденцы?
Девочка рассмеялась:
– Да не брала я их. Ты сам подбросил их ко мне в корзинку.
– Какая нахальная девчонка! Ладно, раз уж ты отняла у меня кулек, так оставь себе. А у меня теперь, значит, ничего нет…
Голос его затих, он стоял, как нищий.
– Что ты, – сказала Биргит, протягивая ему кулек. – Да не брала я у тебя леденцы! На, возьми. Они же твои.
– Нет! – сурово отрезал он. – Теперь я их не возьму. И слушать не хочу. Оставь их себе.
Но девочка обхватила его руками и прижалась щечкой к его пальто.
– Ох ты,– сказала она,– всегда ты даришь мне леденцы! За что ты мне их даришь?
И опять он грозно выкатил белки, как взбесившаяся кобыла.
– Пусти! – сказал он. – Отстань! – Брёндум оттолкнул девочку. Отряхнул пальто. – Возьми свои леденцы и убирайся.
Биргит перепугалась, личико ее задергалось.
– Плакать-то к чему? – сказал Брёндум. – Совершенно незачем плакать.
– А я вовсе и не плачу! – упрямо возразила девчушка.
Мы молча постояли у прилавка. Хозяин складывал покупки в корзинку Биргит. Кулек с леденцами оказался сверху. Мы смотрели, как снуют руки лавочника. Приняв от него корзинку, Биргит быстрым движением отбросила красный кулек назад на прилавок.
– А ну возьми леденцы! – приказал Брёндум.
– Нет, – сказала девочка. – Не возьму.
Брёндум скрипнул ботинками. Занес над головой ребенка грозную длань.
– Возьми леденцы, я сказал!
Биргит пригнулась, ожидая удара, но удара не последовало. Грозная длань, однако, по-прежнему висела над ней. Девочка медленно сморщила личико и зарыдала. С громким ревом сдернула она с прилавка кулек и, испуганно втянув голову в плечи, худенькая, тонконогая, выбежала из лавки.
– До свиданья, Биргит,– сказал Брёндум, но она не ответила, лишь прощально затренькал дверной звонок. Тоненькая фигурка с высоко поднятыми остренькими плечиками нырнула во тьму.– Ха! – сказал Брёндум. – Вот шальная девчонка.
Но теперь он снова смотрел кротко и, казалось, не мог даже пошевельнуться в своем тяжелом черном пальто, оттопыренном на животе поверх бутылки.
– Нда, – наконец спохватился он, – мне, пожалуй, пора…-Но все так же не уходил и смотрел, как я покупаю коробку шоколадных конфет, большую белую коробку с голубым шелковым бантом. Он стоял, разглядывая коробку.
– Ты что, домой ее повезешь, Йоханнес? – спросил он.
– Да, – сказал я. – Я отвезу ее домой.
Он вновь покачал головой, отрешенно и безнадежно. Было ясно: я веду себя все глупей и глупей, заваливаю по глупости тот экзамен, где он, увы, бессилен мне помочь. Что такое коробка с голубым шелковым бантом, как не ошибочный, жалкий, нелепый ответ на очень трудный вопрос? Я и сам это понимал. Торопливо уложив конфеты в рюкзак, я завязал его.
– Как ты думаешь добираться домой?– спросил Брёндум. – Уже последний поезд ушел.
– Придется в гостинице заночевать, – ответил я.
Он задумался над моим ответом, а я тем временем расплачивался за покупку. Я заметил, что он оглядывает меня с головы до ног.
1 2 3 4 5 6
В том конце лавки, чуть поодаль от прилавка, как и я, стоял человек. Внезапно я узнал его: это же мой учитель истории! Удирать было поздно: он заметил меня. Да и теперь я уже не боялся его.
– Здравствуйте, господин Брёндум, – сказал я и поклонился ему.
Он вздрогнул, попятился – ведь стоял, напряженно размышляя о чем-то. Лицо его, серое, как школьный ластик, странно подергивалось. Он завел глаза к потолку, выкатил белки.
– Что? – выкрикнул он. – Вы кто такой?
– Я – Йоханнес, – ответил я. – Вы не узнали меня, господин Брёндум?
– Йоханнес? – Он уставился на меня, серые складки лица заколыхались. – И правда Йоханнес! Теперь я узнал тебя. Конечно, Йоханнес. Здравствуй, Йоханнес, как поживаешь?
И подал мне руку. Я неловко схватил ее – не ожидал этого жеста. И снова отвесил ему поклон. А рука у него была мясистая, вялая. Будто мертвая.
– Ты где живешь теперь, а, Йоханнес? Да что ты говоришь – в Копенгагене? – (Словно Копенгаген – самая отдаленная точка земного шара!) – Так как же ты сюда-то попал?
– Пешком пришел.
– Пешком! Но ведь матушка твоя здесь уже не живет.
– Моя мать умерла.
– Умерла?
Серое лицо его погасло. Он покачал головой, еле заметно.
Стоит человек в лавке, в ослепительном свете лампы, и качает головой оттого, что прошлое рассыпалось и пропало, а перед ним– ученик, который сбежал из дома и так долго околачивался на чужбине, что за это время его мать умерла…
– Стало быть, ты живешь в Копенгагене совсем один?
– Нет, не один, я женат.
– Женат! – Брёндум теперь уже сильнее затряс головой: супружество, мол, еще хуже смерти. Перед ним его ученик, женатый школьник, который, хоть он и женат, в сумерках, под дождем, с рюкзаком на спине бродил один-одинешенек по дорогам и вымок до нитки.
– Господи, Йоханнес, детка, неужто ты вправду женат? Голос его рассыпался, как ком земли.
– Вам то же, что и всегда, господин Брёндум?
Засунув за ухо карандаш, старый молодой хозяин в буром рабочем халате двумя руками оперся на прилавок.
Брёндум угрюмо кивнул, и хозяин протянул ему бутылку в оберточной бумаге. Она уже давно дожидалась его. Брёндум сунул бутылку во внутренний карман пальто и застегнул пуговицы. Он долго возился с этим, все время опасливо озираясь по сторонам, но теперь в лавке уже не было никого, кроме одной-единственной девчушки. Стоя на цыпочках, она тщетно силилась заглянуть через край прилавка.
– Это крошка Биргит,-сказал Брёндум. – Живет по соседству со мной. Что, Биргит, будешь сегодня мятные леденцы покупать?
– Нет, – звонким детским голоском ответила Биргит. И показала листок, на котором мать записала ей, что надо купить.
– Раз так, я сам куплю мятные леденцы, – сказал Брёндум. – Дайте-ка мне леденцов на двадцать пять эре!
Втроем мы смотрели, как хозяин взвешивает товар. Потом Брёндум спрятал красный бумажный кулек в карман пальто. Биргит робко поглядывала то на карман, то на лицо учителя, но тот, словно уйдя в свои мысли, хмуро глядел в одну точку. Вдруг он хмыкнул злорадно:
– Хе, хе, думаешь, я купил леденцы для тебя? Глупая девчонка! Нет уж, сначала мы Йоханнеса угостим, он постарше тебя!
Биргит глядела, как он угощал меня леденцами. Затем и ей тоже выдали леденец. После этого Брёндум снова спрятал кулек. Биргит следила за движением моих губ, и я смотрел, как она работает ртом.
– Ты грызешь свой леденец, – сказала она, – а я нет. Вот, гляди, мой совсем еще целый! Видишь? – Она вынула изо рта леденец, потом быстро сунула его назад.
– Это еще что? – неожиданно вскрикнул Брёндум. – Куда подевались мои леденцы? – Он поискал в карманах, но так и не нащупал кулька. В конце концов он отыскал его в корзинке у Биргит. – Это еще что за новости? Никак, ты забрала мои леденцы?
Девочка рассмеялась:
– Да не брала я их. Ты сам подбросил их ко мне в корзинку.
– Какая нахальная девчонка! Ладно, раз уж ты отняла у меня кулек, так оставь себе. А у меня теперь, значит, ничего нет…
Голос его затих, он стоял, как нищий.
– Что ты, – сказала Биргит, протягивая ему кулек. – Да не брала я у тебя леденцы! На, возьми. Они же твои.
– Нет! – сурово отрезал он. – Теперь я их не возьму. И слушать не хочу. Оставь их себе.
Но девочка обхватила его руками и прижалась щечкой к его пальто.
– Ох ты,– сказала она,– всегда ты даришь мне леденцы! За что ты мне их даришь?
И опять он грозно выкатил белки, как взбесившаяся кобыла.
– Пусти! – сказал он. – Отстань! – Брёндум оттолкнул девочку. Отряхнул пальто. – Возьми свои леденцы и убирайся.
Биргит перепугалась, личико ее задергалось.
– Плакать-то к чему? – сказал Брёндум. – Совершенно незачем плакать.
– А я вовсе и не плачу! – упрямо возразила девчушка.
Мы молча постояли у прилавка. Хозяин складывал покупки в корзинку Биргит. Кулек с леденцами оказался сверху. Мы смотрели, как снуют руки лавочника. Приняв от него корзинку, Биргит быстрым движением отбросила красный кулек назад на прилавок.
– А ну возьми леденцы! – приказал Брёндум.
– Нет, – сказала девочка. – Не возьму.
Брёндум скрипнул ботинками. Занес над головой ребенка грозную длань.
– Возьми леденцы, я сказал!
Биргит пригнулась, ожидая удара, но удара не последовало. Грозная длань, однако, по-прежнему висела над ней. Девочка медленно сморщила личико и зарыдала. С громким ревом сдернула она с прилавка кулек и, испуганно втянув голову в плечи, худенькая, тонконогая, выбежала из лавки.
– До свиданья, Биргит,– сказал Брёндум, но она не ответила, лишь прощально затренькал дверной звонок. Тоненькая фигурка с высоко поднятыми остренькими плечиками нырнула во тьму.– Ха! – сказал Брёндум. – Вот шальная девчонка.
Но теперь он снова смотрел кротко и, казалось, не мог даже пошевельнуться в своем тяжелом черном пальто, оттопыренном на животе поверх бутылки.
– Нда, – наконец спохватился он, – мне, пожалуй, пора…-Но все так же не уходил и смотрел, как я покупаю коробку шоколадных конфет, большую белую коробку с голубым шелковым бантом. Он стоял, разглядывая коробку.
– Ты что, домой ее повезешь, Йоханнес? – спросил он.
– Да, – сказал я. – Я отвезу ее домой.
Он вновь покачал головой, отрешенно и безнадежно. Было ясно: я веду себя все глупей и глупей, заваливаю по глупости тот экзамен, где он, увы, бессилен мне помочь. Что такое коробка с голубым шелковым бантом, как не ошибочный, жалкий, нелепый ответ на очень трудный вопрос? Я и сам это понимал. Торопливо уложив конфеты в рюкзак, я завязал его.
– Как ты думаешь добираться домой?– спросил Брёндум. – Уже последний поезд ушел.
– Придется в гостинице заночевать, – ответил я.
Он задумался над моим ответом, а я тем временем расплачивался за покупку. Я заметил, что он оглядывает меня с головы до ног.
1 2 3 4 5 6