Тебе ничего не придется делать. Предоставь все мне.
Усевшись на кровать, ты стараешься определить, откуда льется этот слабый опаловый свет, почти сливающийся с золотистым полумраком, что окутывает фигуру Ауры и все, что находится в комнате. Должно быть, она заметила, как ты шаришь глазами по потолку. Ее голос звучит откуда-то снизу, и ты догадываешься, что Аура стоит у постели на коленях:
– Небо ни высоко, ни низко. Оно наверху и в то же время под нами.
Ты снимешь туфли, носки, и она станет гладить твои босые ноги.
А потом теплая вода приятно заструится по твоим ступням, и Аура оботрет их плотной тканью, поглядывая украдкой на черного деревянного Христа. Но вот она встает с колен, берет тебя за руку, втыкает в свои распущенные волосы несколько фиалок, кладет руки тебе на плечи и, тихо напевая какую-то мелодию – мелодию вальса, увлекает за собой. И ты танцуешь с ней, завороженный ее голосом, кружишься, подчиняясь медленному торжественному ритму, и не сразу замечаешь, как ее руки расстегивают твою рубашку, гладят грудь, обхватывают спину, крепко обнимают. Ты тоже напеваешь эту песню без слов, эту мелодию, что так легко и естественно льется с твоих губ; вы кружитесь в танце, все приближаясь к кровати. Наконец ты гасишь напев жадным поцелуем, приникаешь к устам Ауры, а потом прерываешь и танец – останавливаешься и порывисто целуешь ее плечи и грудь.
В твоих руках пустой халат. Аура же сидит на корточках на постели и, держа что-то на коленях, машет тебе рукой. Ты подходишь. На коленях у нее кусок тонкой пресной лепешки, она разламывает его и, не обращая внимания на крошки, протягивает тебе половину. Ты кладешь в рот облатку одновременно с Аурой, с усилием проглатываешь и падаешь на ее обнаженное тело с раскинутыми в стороны руками, как у черного Христа, что смотрит на вас со стены: на нем набедренная повязка из алого шелка, колени согнуты, бок кровоточит, на черном спутанном парике с серебряными блестками – вересковый венец. Так Аура вводит тебя в свой алтарь.
Ты шепчешь ее имя, повторяешь его снова и снова ей на ухо. Она крепко обнимает тебя полными руками, руками зрелой женщины, и ты слышишь ее нежный голос:
– Ты всегда будешь меня любить?
– Всегда, Аура, я полюбил тебя навеки.
– Всегда-всегда? Клянешься?
– Клянусь.
– Даже когда я состарюсь? Стану уродливой, поседею?
– Всегда, любимая, всегда.
– Даже когда я умру, Фелипе? Ты будешь меня любить даже после моей смерти?
– Да, клянусь тебе. Ничто не сможет нас разлучить.
– Иди ко мне, Фелипе, иди…
Проснувшись, ты протягиваешь руку к Ауре, но натыкаешься на смятую подушку, еще хранящую ее тепло.
Ты снова шепчешь ее имя.
А когда наконец открываешь глаза, она стоит в изножье кровати и улыбается, но не глядит на тебя. Потом медленно направляется в угол комнаты, садится на пол, кладет руки на чьи-то темные колени – тебе приходится напрячь зрение, чтобы различить их в полумраке, – гладит морщинистую руку, возникающую из тьмы, и теперь ты все отчетливо видишь: она устроилась у ног сеньоры Консуэло. Старуха восседает в кресле, которого раньше в комнате не было, с улыбкой кивает тебе, и Аура делает то же самое… Они обе улыбаются, кивают тебе, благодарят. Ужасная мысль пронзает тебя: выходит, старуха все это время была здесь! Вжавшись головой в подушку, ты вспоминаешь ваш танец, ее движения, голос, и все больше и больше уверяешься в этом, хотя знаешь, что такого быть не могло.
Обе встанут одновременно, сеньора Консуэло с кресла, Аура с пола. Вместе медленно направятся к двери, что ведет в комнату старухи, и уйдут туда, где подрагивает пламя свечей, закрыв за собой дверь и оставив тебя спать в постели Ауры.
5
Ты засыпаешь, чувствуя себя совершенно разбитым. И даже во сне не можешь избавиться от смутной тревоги, уныния, глухой тоски, сдавливающей грудь. И хотя спишь в комнате Ауры, как хозяин, сама она тебе словно уже не принадлежит.
Проснувшись, ты лихорадочно оглядываешь комнату, но ищешь не Ауру, а следы того, что тебе привиделось прошлой ночью. Ты потираешь пальцами виски, стараясь прийти в себя, успокоиться, но отступившая было тоска вновь отзывается в тебе смутным предчувствием, словно нашептывая, что ищешь ты не что иное, как свою вторую половину, что после вчерашних событий ты сам неожиданным образом раздвоился и теперь у тебя есть двойник.
Подчиняясь силе привычки, ты встаешь, отправляешься на поиски ванной, но не находишь ее, а потому поднимаешься к себе на второй этаж – обросший щетиной, с ощущением неприятного привкуса во рту. Ты наполняешь ванну, погружаешься в теплую воду и забываешь обо всем на свете.
Но когда станешь вытираться, снова вспомнишь старуху и девушку: как они улыбались тебе, как уходили, обнявшись, – да-да, они обнялись перед тем, как уйти. Всякий раз, когда ты видишь их вместе, они все делают абсолютно одинаково: улыбаются, едят, разговаривают, одновременно входят и выходят, как будто одна подражает другой или слепо повинуется ее воле. Ты так разволновался, что даже порезался бритвой. Нужно взять себя в руки, отвлечься от тягостных мыслей. И ты начинаешь просматривать свою аптечку, все эти пузырьки и тюбики, что доставил из пансиона слуга, которого ты ни разу не видел. Ты бормочешь себе под нос названия лекарств, читаешь указания к применению и состав, разглядываешь фабричную марку на этикетке – лишь бы не вспоминать о другом, о том, что не имеет ни названия, ни разумного объяснения. Чего ждет от тебя Аура? – задумываешься ты и захлопываешь аптечку. Чего она хочет?
Ответом тебе служит глухой перезвон колокольчика, плывущий по коридору и возвещающий, что завтрак готов. Даже не накинув рубашку, ты бежишь к двери, распахиваешь ее и видишь перед собой Ауру. Да, это точно Аура, ведь на ней все то же платье из тафты, хотя лицо скрыто под зеленоватой вуалью. Ты берешь ее за тонкое подрагивающее запястье…
– Завтрак готов, – проговорит она еще тише, чем обычно.
– Аура, не надо обманывать меня.
– Обманывать?
– Признайся, ведь это сеньора Консуэло не отпускает тебя, не дает устроить собственную жизнь… Почему она во все сует свой нос, и даже когда мы… когда мы с тобой,… Обещай, что уйдешь со мной отсюда, как только…
– Уйду с тобой? Но куда?
– Куда угодно. Туда, где мы будем вместе. Здесь ты день и ночь прикована к своей тетке… Ради чего губить себя? Ты что, ее очень любишь?
– Люблю ли я ее…
– Да, почему ты должна жертвовать собой?
– Люблю ли я ее? Это она меня любит, это она жертвует собой ради меня.
– Но она дряхлая старуха, одной ногой в могиле, и ты не можешь…
– Она переживет меня… Да, она старуха, мерзкая, безобразная старуха… Фелипе, я не хочу… не хочу превращаться в нее, стать такой, как она…
– Она же тебя хоронит заживо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Усевшись на кровать, ты стараешься определить, откуда льется этот слабый опаловый свет, почти сливающийся с золотистым полумраком, что окутывает фигуру Ауры и все, что находится в комнате. Должно быть, она заметила, как ты шаришь глазами по потолку. Ее голос звучит откуда-то снизу, и ты догадываешься, что Аура стоит у постели на коленях:
– Небо ни высоко, ни низко. Оно наверху и в то же время под нами.
Ты снимешь туфли, носки, и она станет гладить твои босые ноги.
А потом теплая вода приятно заструится по твоим ступням, и Аура оботрет их плотной тканью, поглядывая украдкой на черного деревянного Христа. Но вот она встает с колен, берет тебя за руку, втыкает в свои распущенные волосы несколько фиалок, кладет руки тебе на плечи и, тихо напевая какую-то мелодию – мелодию вальса, увлекает за собой. И ты танцуешь с ней, завороженный ее голосом, кружишься, подчиняясь медленному торжественному ритму, и не сразу замечаешь, как ее руки расстегивают твою рубашку, гладят грудь, обхватывают спину, крепко обнимают. Ты тоже напеваешь эту песню без слов, эту мелодию, что так легко и естественно льется с твоих губ; вы кружитесь в танце, все приближаясь к кровати. Наконец ты гасишь напев жадным поцелуем, приникаешь к устам Ауры, а потом прерываешь и танец – останавливаешься и порывисто целуешь ее плечи и грудь.
В твоих руках пустой халат. Аура же сидит на корточках на постели и, держа что-то на коленях, машет тебе рукой. Ты подходишь. На коленях у нее кусок тонкой пресной лепешки, она разламывает его и, не обращая внимания на крошки, протягивает тебе половину. Ты кладешь в рот облатку одновременно с Аурой, с усилием проглатываешь и падаешь на ее обнаженное тело с раскинутыми в стороны руками, как у черного Христа, что смотрит на вас со стены: на нем набедренная повязка из алого шелка, колени согнуты, бок кровоточит, на черном спутанном парике с серебряными блестками – вересковый венец. Так Аура вводит тебя в свой алтарь.
Ты шепчешь ее имя, повторяешь его снова и снова ей на ухо. Она крепко обнимает тебя полными руками, руками зрелой женщины, и ты слышишь ее нежный голос:
– Ты всегда будешь меня любить?
– Всегда, Аура, я полюбил тебя навеки.
– Всегда-всегда? Клянешься?
– Клянусь.
– Даже когда я состарюсь? Стану уродливой, поседею?
– Всегда, любимая, всегда.
– Даже когда я умру, Фелипе? Ты будешь меня любить даже после моей смерти?
– Да, клянусь тебе. Ничто не сможет нас разлучить.
– Иди ко мне, Фелипе, иди…
Проснувшись, ты протягиваешь руку к Ауре, но натыкаешься на смятую подушку, еще хранящую ее тепло.
Ты снова шепчешь ее имя.
А когда наконец открываешь глаза, она стоит в изножье кровати и улыбается, но не глядит на тебя. Потом медленно направляется в угол комнаты, садится на пол, кладет руки на чьи-то темные колени – тебе приходится напрячь зрение, чтобы различить их в полумраке, – гладит морщинистую руку, возникающую из тьмы, и теперь ты все отчетливо видишь: она устроилась у ног сеньоры Консуэло. Старуха восседает в кресле, которого раньше в комнате не было, с улыбкой кивает тебе, и Аура делает то же самое… Они обе улыбаются, кивают тебе, благодарят. Ужасная мысль пронзает тебя: выходит, старуха все это время была здесь! Вжавшись головой в подушку, ты вспоминаешь ваш танец, ее движения, голос, и все больше и больше уверяешься в этом, хотя знаешь, что такого быть не могло.
Обе встанут одновременно, сеньора Консуэло с кресла, Аура с пола. Вместе медленно направятся к двери, что ведет в комнату старухи, и уйдут туда, где подрагивает пламя свечей, закрыв за собой дверь и оставив тебя спать в постели Ауры.
5
Ты засыпаешь, чувствуя себя совершенно разбитым. И даже во сне не можешь избавиться от смутной тревоги, уныния, глухой тоски, сдавливающей грудь. И хотя спишь в комнате Ауры, как хозяин, сама она тебе словно уже не принадлежит.
Проснувшись, ты лихорадочно оглядываешь комнату, но ищешь не Ауру, а следы того, что тебе привиделось прошлой ночью. Ты потираешь пальцами виски, стараясь прийти в себя, успокоиться, но отступившая было тоска вновь отзывается в тебе смутным предчувствием, словно нашептывая, что ищешь ты не что иное, как свою вторую половину, что после вчерашних событий ты сам неожиданным образом раздвоился и теперь у тебя есть двойник.
Подчиняясь силе привычки, ты встаешь, отправляешься на поиски ванной, но не находишь ее, а потому поднимаешься к себе на второй этаж – обросший щетиной, с ощущением неприятного привкуса во рту. Ты наполняешь ванну, погружаешься в теплую воду и забываешь обо всем на свете.
Но когда станешь вытираться, снова вспомнишь старуху и девушку: как они улыбались тебе, как уходили, обнявшись, – да-да, они обнялись перед тем, как уйти. Всякий раз, когда ты видишь их вместе, они все делают абсолютно одинаково: улыбаются, едят, разговаривают, одновременно входят и выходят, как будто одна подражает другой или слепо повинуется ее воле. Ты так разволновался, что даже порезался бритвой. Нужно взять себя в руки, отвлечься от тягостных мыслей. И ты начинаешь просматривать свою аптечку, все эти пузырьки и тюбики, что доставил из пансиона слуга, которого ты ни разу не видел. Ты бормочешь себе под нос названия лекарств, читаешь указания к применению и состав, разглядываешь фабричную марку на этикетке – лишь бы не вспоминать о другом, о том, что не имеет ни названия, ни разумного объяснения. Чего ждет от тебя Аура? – задумываешься ты и захлопываешь аптечку. Чего она хочет?
Ответом тебе служит глухой перезвон колокольчика, плывущий по коридору и возвещающий, что завтрак готов. Даже не накинув рубашку, ты бежишь к двери, распахиваешь ее и видишь перед собой Ауру. Да, это точно Аура, ведь на ней все то же платье из тафты, хотя лицо скрыто под зеленоватой вуалью. Ты берешь ее за тонкое подрагивающее запястье…
– Завтрак готов, – проговорит она еще тише, чем обычно.
– Аура, не надо обманывать меня.
– Обманывать?
– Признайся, ведь это сеньора Консуэло не отпускает тебя, не дает устроить собственную жизнь… Почему она во все сует свой нос, и даже когда мы… когда мы с тобой,… Обещай, что уйдешь со мной отсюда, как только…
– Уйду с тобой? Но куда?
– Куда угодно. Туда, где мы будем вместе. Здесь ты день и ночь прикована к своей тетке… Ради чего губить себя? Ты что, ее очень любишь?
– Люблю ли я ее…
– Да, почему ты должна жертвовать собой?
– Люблю ли я ее? Это она меня любит, это она жертвует собой ради меня.
– Но она дряхлая старуха, одной ногой в могиле, и ты не можешь…
– Она переживет меня… Да, она старуха, мерзкая, безобразная старуха… Фелипе, я не хочу… не хочу превращаться в нее, стать такой, как она…
– Она же тебя хоронит заживо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10