Страждущий от бесов человек должен внимательно рассмотреть себя, припомнить все грехи, совершенные им от семилетнего возраста, и сознать в особенности тот грех, в котором заключается причина болезни. Потом он должен все эти грехи искренне исповедать пред священником, примириться с ближниими, оставить всякую против них злобу, и положить твердое намерение и начало не обращаться вновь на старые грехи, и, наконец, с сокрушением приступить к принятию Святых Христовых Таин”.
Лечиться от страха перед “порчей” прп. Илларион Оптинский советует так: “Много приводили к старцу страдающих нервными и душевными болезнями, которых обычно называют порчеными. Старец находил, что причиною подобных болезней бывают часто непримиримая вражда, раздоры семейные и тяжкие нераскаянные грехи. Старец указывал больным не мнимую, а действительно найденную им причину их болезни и приводил к сознанию, раскаянию и сокрушению о своих грехах. Если больные указывали на кого-либо как на причину своей болезни, что часто бывало с нервными больными, то о. Илларион советовал тогда испросить у того лица прощения, если оно живо, а если скончалось, то примириться с ним, отслужить на его могиле панихиду о его упокоении и дома за него молиться, принести покаяние, принять епитемию и положить начало добродетельной жизни”.
Совсем иной рецепт “лечения” от “порчи” предлагает книжка “Сказание о житии блаженной старицы Матроны”: “Одну больную привезли, порченая была. Матрона ей рукой по голове водит, другой рукой крестит, а сама читает. Больную вырвало в таз враг вышел, ящерица с рожками, и кружит по тазу. Мать плеснула в таз кипятку ящерица сдохла, она ее в туалет спустила. А Матрона потом сказала: Надо было ее посадить в баночку и закрыть крышечкой ведьма бы сама и пришла. “И вот пришла Прасковья, жалуется на здоровье, по всему телу и внутри какой-то кусок ходит кругом, шевелится по всему телу. Ей Матрона говорит: Завтра утром в церковь пойдешь причастишься там. После Причастия должна быть у тебя рвота, а ты не пожалей покрышку-то на голове, и прямо в нее, а после этого вместе с платком бросишь в печку. Прасковья все это сделала, вышел кусок кровяной “запеченный” и бросила в огонь. И, когда горело, из трубы шел столб черного дыма, высоко-высоко шел. И Прасковья выздоровела, и после этого Матронушка ей сказала: Ты будешь лечить людей. Она была крупная, здоровая женщина. Вывихи выправляла даже скотине. Вправляя вывихи, переломы, грыжи людям и животным. Шли к ней с зубами, с нарывами, со всеми болячками. Она исцеляла”. Матушка говорила: Психических заболеваний нет, есть духовные, одержимые разными духами злобы… Бесы проникают в человека с воздухом при дыхании, живут в крови. Часто после приема святой воды бывают рвоты, так Матушка говорила:Это хорошо, они с рвотой выходят.Странно, что настойчивые советы “блевать” после принятия Святыни издателям не показались кощунственными.
Впрочем, в житийной литературе (даже той, что вошла в Четьи Минеи) встречаются рассказы об успешных действиях колдунов против христиан (то есть о “порче”). Но не есть ли это тот случай, о котором говорил митрополит Платон: “В повестех церковных зело много басней, небылиц и безместностей"? Что сказалось в этих житийных эпизодах (например, в Житии прп. Макария Египетского повествуется о том, как колдун превратил некую христианку в лошадь, а в Житии свт. Киприана о том, как он сам, в бытность свою колдуном, превращался в птицу)? Эти эпизоды написаны в соответствии с учением Церкви или навеяны народным восприятием “духовной брани”? Вновь повторю: в церковно-учительной литературе, в творениях святых богословов такое понимание “духовной брани” отсутствует. Не было у подвижников благочестия веры в то, что колдун на кого хочет, на того и нашлет свою “порчу” и во что хочет, в то и превратится.
Сегодня некоторые православные писатели (правда, не могу сказать, что по делу) упоминают библейский стих о том, что “создал Бог зверей земных по роду их” (Быт. 1, 25), как аргумент для полемики с теорией эволюции и развития животных видов. Но если в этом стихе видеть отрицание того, что из одного животного может появиться другое то не тем ли резче этот стих отвергает возможность “перевоплощения” человека в лошадь или птицу? Так что у меня вопрос к духовным академиям и к Синодальной богословской комиссии: обязан ли православный христианин, почитающий жития святых как одно из свидетельств церковного предания, верить во все, что в них написано в том числе и в оборотней? Если обязан, – то не дополнить ли Символ веры соответствующей формулировкой? “Верую в оборотней, в сглазы, в суккубов и инкубов…”
Очень многое в нашу церковную жизнь приходит минуя цензуру богословского разума. Приходит, обживается. И спустя несколько поколений уже начинает казаться частью Предания (скажем, убеждение в том, что нельзя есть арбуз в день усекновения главы Иоанна Предтечи, или уверенность в том, что страшный грех – передавать свечку через левое плечо). Здоровое чувство церковного консерватизма требует найти духовный смысл и оправдание любой подробности церковного быта. И уже не от своего опыта, а под давлением некоего “авторитета” человек говорит: “Да, пожалуй, раз это встречается в церковных рассказах, то в этом есть смысл…” Именно такая интонация все же мелькает у двух оптинских подвижников, когда они касаются темы народной веры в “порчу”. Они ссылаются на то, что им представляется частью подлинного церковного предания. Так, прп. Амвросий Оптинский пишет: “От очес призора, от ревности и зависти и от невидимых духов молится священник избавить родительницу и новорожденного. Значит, сомневаться в дурном глазе нельзя”. А прп. Макарий Оптинский свое согласие с существованием порчи обосновывает ссылкой на три житийных рассказа.
Но у агиографической литературы долгая и сложная история. Нельзя просто так ссылаться на жития (в тех случая, когда они говорят о вещах, не подтверждаемых Писанием и учением древних отцов), не задаваясь вопросом о том – когда и кем было написано это житие, какие оно имеет варианты, когда и кем оно правилось… То же можно сказать и о чинопоследованиях наших треб и служб.
Когда и кто составил именно тот вариант молитвы “В первый день внегда родити отроча”, на который ссылается прп. Амвросий? В “Требнике” митр. Петра Могилы, изданном Киево-Печерским монастырем в 1646 г., это прошение читается так: “Ей, Господи, от недуга и язвы, от рвения и зависти и от очеснаго негодования…” Имеет ли отношение это “очесное негодование” именно к магии, или же это просто синоним зависти?
По поводу перевода этого неясного места из “Требника” А. Г. Дунаев подготовил справку, которую уместно здесь привести:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Лечиться от страха перед “порчей” прп. Илларион Оптинский советует так: “Много приводили к старцу страдающих нервными и душевными болезнями, которых обычно называют порчеными. Старец находил, что причиною подобных болезней бывают часто непримиримая вражда, раздоры семейные и тяжкие нераскаянные грехи. Старец указывал больным не мнимую, а действительно найденную им причину их болезни и приводил к сознанию, раскаянию и сокрушению о своих грехах. Если больные указывали на кого-либо как на причину своей болезни, что часто бывало с нервными больными, то о. Илларион советовал тогда испросить у того лица прощения, если оно живо, а если скончалось, то примириться с ним, отслужить на его могиле панихиду о его упокоении и дома за него молиться, принести покаяние, принять епитемию и положить начало добродетельной жизни”.
Совсем иной рецепт “лечения” от “порчи” предлагает книжка “Сказание о житии блаженной старицы Матроны”: “Одну больную привезли, порченая была. Матрона ей рукой по голове водит, другой рукой крестит, а сама читает. Больную вырвало в таз враг вышел, ящерица с рожками, и кружит по тазу. Мать плеснула в таз кипятку ящерица сдохла, она ее в туалет спустила. А Матрона потом сказала: Надо было ее посадить в баночку и закрыть крышечкой ведьма бы сама и пришла. “И вот пришла Прасковья, жалуется на здоровье, по всему телу и внутри какой-то кусок ходит кругом, шевелится по всему телу. Ей Матрона говорит: Завтра утром в церковь пойдешь причастишься там. После Причастия должна быть у тебя рвота, а ты не пожалей покрышку-то на голове, и прямо в нее, а после этого вместе с платком бросишь в печку. Прасковья все это сделала, вышел кусок кровяной “запеченный” и бросила в огонь. И, когда горело, из трубы шел столб черного дыма, высоко-высоко шел. И Прасковья выздоровела, и после этого Матронушка ей сказала: Ты будешь лечить людей. Она была крупная, здоровая женщина. Вывихи выправляла даже скотине. Вправляя вывихи, переломы, грыжи людям и животным. Шли к ней с зубами, с нарывами, со всеми болячками. Она исцеляла”. Матушка говорила: Психических заболеваний нет, есть духовные, одержимые разными духами злобы… Бесы проникают в человека с воздухом при дыхании, живут в крови. Часто после приема святой воды бывают рвоты, так Матушка говорила:Это хорошо, они с рвотой выходят.Странно, что настойчивые советы “блевать” после принятия Святыни издателям не показались кощунственными.
Впрочем, в житийной литературе (даже той, что вошла в Четьи Минеи) встречаются рассказы об успешных действиях колдунов против христиан (то есть о “порче”). Но не есть ли это тот случай, о котором говорил митрополит Платон: “В повестех церковных зело много басней, небылиц и безместностей"? Что сказалось в этих житийных эпизодах (например, в Житии прп. Макария Египетского повествуется о том, как колдун превратил некую христианку в лошадь, а в Житии свт. Киприана о том, как он сам, в бытность свою колдуном, превращался в птицу)? Эти эпизоды написаны в соответствии с учением Церкви или навеяны народным восприятием “духовной брани”? Вновь повторю: в церковно-учительной литературе, в творениях святых богословов такое понимание “духовной брани” отсутствует. Не было у подвижников благочестия веры в то, что колдун на кого хочет, на того и нашлет свою “порчу” и во что хочет, в то и превратится.
Сегодня некоторые православные писатели (правда, не могу сказать, что по делу) упоминают библейский стих о том, что “создал Бог зверей земных по роду их” (Быт. 1, 25), как аргумент для полемики с теорией эволюции и развития животных видов. Но если в этом стихе видеть отрицание того, что из одного животного может появиться другое то не тем ли резче этот стих отвергает возможность “перевоплощения” человека в лошадь или птицу? Так что у меня вопрос к духовным академиям и к Синодальной богословской комиссии: обязан ли православный христианин, почитающий жития святых как одно из свидетельств церковного предания, верить во все, что в них написано в том числе и в оборотней? Если обязан, – то не дополнить ли Символ веры соответствующей формулировкой? “Верую в оборотней, в сглазы, в суккубов и инкубов…”
Очень многое в нашу церковную жизнь приходит минуя цензуру богословского разума. Приходит, обживается. И спустя несколько поколений уже начинает казаться частью Предания (скажем, убеждение в том, что нельзя есть арбуз в день усекновения главы Иоанна Предтечи, или уверенность в том, что страшный грех – передавать свечку через левое плечо). Здоровое чувство церковного консерватизма требует найти духовный смысл и оправдание любой подробности церковного быта. И уже не от своего опыта, а под давлением некоего “авторитета” человек говорит: “Да, пожалуй, раз это встречается в церковных рассказах, то в этом есть смысл…” Именно такая интонация все же мелькает у двух оптинских подвижников, когда они касаются темы народной веры в “порчу”. Они ссылаются на то, что им представляется частью подлинного церковного предания. Так, прп. Амвросий Оптинский пишет: “От очес призора, от ревности и зависти и от невидимых духов молится священник избавить родительницу и новорожденного. Значит, сомневаться в дурном глазе нельзя”. А прп. Макарий Оптинский свое согласие с существованием порчи обосновывает ссылкой на три житийных рассказа.
Но у агиографической литературы долгая и сложная история. Нельзя просто так ссылаться на жития (в тех случая, когда они говорят о вещах, не подтверждаемых Писанием и учением древних отцов), не задаваясь вопросом о том – когда и кем было написано это житие, какие оно имеет варианты, когда и кем оно правилось… То же можно сказать и о чинопоследованиях наших треб и служб.
Когда и кто составил именно тот вариант молитвы “В первый день внегда родити отроча”, на который ссылается прп. Амвросий? В “Требнике” митр. Петра Могилы, изданном Киево-Печерским монастырем в 1646 г., это прошение читается так: “Ей, Господи, от недуга и язвы, от рвения и зависти и от очеснаго негодования…” Имеет ли отношение это “очесное негодование” именно к магии, или же это просто синоним зависти?
По поводу перевода этого неясного места из “Требника” А. Г. Дунаев подготовил справку, которую уместно здесь привести:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27