Так, солдаты должны были носить оружие, как и до порабощения, землепашцы и ремесленники входили в ремесленное сословие победителей, священники были приняты в среду мудрецов, астрологов и прорицателей, так далеко распространивших научную славу Халдеи, где процветали все знания, доступные тому времени, начиная с чистой философии и истории, кончая астрономией и общением с духами. Такова же была и судьба евреев, переселенных в Вавилон; и мы увидим Небукаднецзара, со времени первого взятия Иерусалима, окружающим себя молодыми пажами, набиравшимися среди благородных семей Иудеи. Впоследствии пророк Даниил делается даже главою халдейских жрецов.
Этому тесному сожительству переселенных евреев с халдеями не удалось вполне, как мы уже ранее говорили, уничтожить основные особенности еврейского народа, оно не смягчило даже отвращения побежденных к своим победителям, которых они всегда страстно ненавидели. Но тем не менее оно повлекло за собою общение между халдейскими жрецами и еврейскими левитами, призванными разделить ту же жизнь и заниматься теми же работами. Два духовных мира, до сего времени чуждых друг другу, пришли в соприкосновение.
Между тем, философская наука, господствовавшая среди ученых халдеев, кроме суеверных обобщений, приспособленных к пониманию и удовлетворению религиозных запросов народных масс, была чистейшим пантеизмом. В обширном храме, каковым является вселенная, ученый халдей упразднял Создателя, создавшего ее для своего прославления. Причина сливается со следствием, мир создался сам собою и сделался собственным Богом. Само понятие о Божестве сливалось с мировой гармонией, управляющей всем, существующим, и с каждой из частей, ею управляемых. Бог, следовательно, являлся по очереди и одновременно землей, чья грудь кормит людей, росой ее орошающей, солнцем ее освещающим и согревающим и ветром, разносящим цветочную пыль, оплодотворяющую растения; Бог есть жизненное начало, размножающее род человеческий и мир животных, заставляющее растения произрастать, развиваться, умирать и воскресать, и проявляющееся даже в веществах, по виду неодушевленных. Отожествляемый с чем то вроде самозарожденного и вечного дыхания природы, Бог происходил из мира, а не мир от Бога.
Понятно, что такое учение, проникнутое странной, но неоспоримой поэзией, имело во все времена прелесть, способную пленить душу человеческую. Оно привлекало ее тем сильнее, что прямым последствием имело расцвет человеческой гордости в поклонении обожествленному человеку. Действительно, если не было высшего существа, отличного от природы, являвшегося ее создателем, если каждая вещь обладала в известной степени умом и душей, и если Бог есть лишь сумма всех этих сознательных и бессознательных душ мира, то известная иерархия непременно должна существовать между этими душами, из которых каждая является частью Бога, воплотить которого они могут лишь в очень неравной мере. Божественное начало должно проявляться в меньшей мере в камне, нежели в дереве, живущем, дышащем, растущем и умирающем, в дереве в меньшей мере, нежели в животном мыслящем, рассуждающем и действующем, и в животном в меньшей мере, чем в человеке, размышляющем о прошедшем и будущем, постигающем цели природы, исправляющим своей работой и изобретательностью несовершенства этой последней и бесконечно себя совершенствующем. На верху этой лестницы существ стоит человек, несравненно более совершенный и умный, нежели остальные, очевидно, поглощающий наибольшую часть этой Божественной сущности, составляющей вселенную. Очистив небо от всякого высшего себя существа, человек становится действительно богом этого мира, где, все ему представляется низшим и ему подчиненным.
С этого момента все, нравственные основы, на которых утверждалась цивилизация, были в корне, подорваны. Человек, единственный истинный бог природы, не должен более склонять колен перед пустыми и глухими небесами; наоборот, в самом себе, вопрошая свои собственные влечения и инстинкт, он должен искать божество. Свободная воля человеческого существа делалась волей Бога, ей противиться, ее связывать, и дисциплинировать является беззаконием; истинная религия состоит в поклонении и удовлетворении всех похотей человеческих.
Эта религия гордости человеческой, основы которой халдейские ученые изложили три тысячи лет тому назад так же определенно и ясно, как они могли бы быть выражены в ХVIII веке Клодом де Сен-Мартеном, встретилась у левитов с учением совершенно отличного происхождения, но имевшем с этой последней странное сходство: в поклонении гордости расовой. Здесь нам приходится говорить о странном извращении, проникшем даже в среду правоверных евреев, касающемся предназначения Израиля и обетования истинной веры, им полученного.
Пророки не переставали твердить евреям ту истину, что Бог избрал народ еврейский, дабы сделать из него «избранный народ», что Он направлял и охранял его с особенной любовью и что другие народы никогда не были предметом такого постоянного попечения. Эта мысль, не всегда удерживавшая евреев на наклонной плоскости, ведшей к отступничеству, однако, заставляла их убеждаться в их племенном превосходстве.
В силу уверенности, что Божество имело на них особые виды, многие из них верили, что это божественное избрание было справедливой наградой за заслуги их расы. Они рассматривали «завет» сынам Израиля, как договор между двумя силами, закреплявший за евреями, в обмен за их верность, материальное господство над прочими народами; презрение, смешанное с ненавистью, было единственным чувством, которое им внушали другие народы, что же касается до их собственного, то он, в их представлении, возвышался до признания себя «народом-богом» более, нежели «народом Божьим».
Таково было состояние умов большей части обитателей Иудеи, когда пленение открыло им Халдею с ее мудрецами. В то время когда Ассирия, Иран, Мидия и Персия были населены исключительно воинами, когда все способности финикийцев были поглощены торговлей, евреи и халдеи являлись двумя самыми развитыми народами Азии. Несходные во многих отношениях, они были близки по развитию своих образованных кругов: поклонение гордости человеческой, убаюкивавшее халдеев, служение расовой гордости, вдохновлявшее евреев, способствовали их взаимному пониманию и влиянию друг на друга.
В нашу задачу не входит выяснение того, что халдейская философия сначала, а впоследствии персидская, заимствована у левитов. Достаточно будет напомнить, что предание называет учителем Зороастра еврейского пророка Даниила или Эздру, и что, вне сомнения, там надо искать зарождение некоторых возвышенных начал, вытекающих из еврейского единобожия, встречаемых в учении азиатского философа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Этому тесному сожительству переселенных евреев с халдеями не удалось вполне, как мы уже ранее говорили, уничтожить основные особенности еврейского народа, оно не смягчило даже отвращения побежденных к своим победителям, которых они всегда страстно ненавидели. Но тем не менее оно повлекло за собою общение между халдейскими жрецами и еврейскими левитами, призванными разделить ту же жизнь и заниматься теми же работами. Два духовных мира, до сего времени чуждых друг другу, пришли в соприкосновение.
Между тем, философская наука, господствовавшая среди ученых халдеев, кроме суеверных обобщений, приспособленных к пониманию и удовлетворению религиозных запросов народных масс, была чистейшим пантеизмом. В обширном храме, каковым является вселенная, ученый халдей упразднял Создателя, создавшего ее для своего прославления. Причина сливается со следствием, мир создался сам собою и сделался собственным Богом. Само понятие о Божестве сливалось с мировой гармонией, управляющей всем, существующим, и с каждой из частей, ею управляемых. Бог, следовательно, являлся по очереди и одновременно землей, чья грудь кормит людей, росой ее орошающей, солнцем ее освещающим и согревающим и ветром, разносящим цветочную пыль, оплодотворяющую растения; Бог есть жизненное начало, размножающее род человеческий и мир животных, заставляющее растения произрастать, развиваться, умирать и воскресать, и проявляющееся даже в веществах, по виду неодушевленных. Отожествляемый с чем то вроде самозарожденного и вечного дыхания природы, Бог происходил из мира, а не мир от Бога.
Понятно, что такое учение, проникнутое странной, но неоспоримой поэзией, имело во все времена прелесть, способную пленить душу человеческую. Оно привлекало ее тем сильнее, что прямым последствием имело расцвет человеческой гордости в поклонении обожествленному человеку. Действительно, если не было высшего существа, отличного от природы, являвшегося ее создателем, если каждая вещь обладала в известной степени умом и душей, и если Бог есть лишь сумма всех этих сознательных и бессознательных душ мира, то известная иерархия непременно должна существовать между этими душами, из которых каждая является частью Бога, воплотить которого они могут лишь в очень неравной мере. Божественное начало должно проявляться в меньшей мере в камне, нежели в дереве, живущем, дышащем, растущем и умирающем, в дереве в меньшей мере, нежели в животном мыслящем, рассуждающем и действующем, и в животном в меньшей мере, чем в человеке, размышляющем о прошедшем и будущем, постигающем цели природы, исправляющим своей работой и изобретательностью несовершенства этой последней и бесконечно себя совершенствующем. На верху этой лестницы существ стоит человек, несравненно более совершенный и умный, нежели остальные, очевидно, поглощающий наибольшую часть этой Божественной сущности, составляющей вселенную. Очистив небо от всякого высшего себя существа, человек становится действительно богом этого мира, где, все ему представляется низшим и ему подчиненным.
С этого момента все, нравственные основы, на которых утверждалась цивилизация, были в корне, подорваны. Человек, единственный истинный бог природы, не должен более склонять колен перед пустыми и глухими небесами; наоборот, в самом себе, вопрошая свои собственные влечения и инстинкт, он должен искать божество. Свободная воля человеческого существа делалась волей Бога, ей противиться, ее связывать, и дисциплинировать является беззаконием; истинная религия состоит в поклонении и удовлетворении всех похотей человеческих.
Эта религия гордости человеческой, основы которой халдейские ученые изложили три тысячи лет тому назад так же определенно и ясно, как они могли бы быть выражены в ХVIII веке Клодом де Сен-Мартеном, встретилась у левитов с учением совершенно отличного происхождения, но имевшем с этой последней странное сходство: в поклонении гордости расовой. Здесь нам приходится говорить о странном извращении, проникшем даже в среду правоверных евреев, касающемся предназначения Израиля и обетования истинной веры, им полученного.
Пророки не переставали твердить евреям ту истину, что Бог избрал народ еврейский, дабы сделать из него «избранный народ», что Он направлял и охранял его с особенной любовью и что другие народы никогда не были предметом такого постоянного попечения. Эта мысль, не всегда удерживавшая евреев на наклонной плоскости, ведшей к отступничеству, однако, заставляла их убеждаться в их племенном превосходстве.
В силу уверенности, что Божество имело на них особые виды, многие из них верили, что это божественное избрание было справедливой наградой за заслуги их расы. Они рассматривали «завет» сынам Израиля, как договор между двумя силами, закреплявший за евреями, в обмен за их верность, материальное господство над прочими народами; презрение, смешанное с ненавистью, было единственным чувством, которое им внушали другие народы, что же касается до их собственного, то он, в их представлении, возвышался до признания себя «народом-богом» более, нежели «народом Божьим».
Таково было состояние умов большей части обитателей Иудеи, когда пленение открыло им Халдею с ее мудрецами. В то время когда Ассирия, Иран, Мидия и Персия были населены исключительно воинами, когда все способности финикийцев были поглощены торговлей, евреи и халдеи являлись двумя самыми развитыми народами Азии. Несходные во многих отношениях, они были близки по развитию своих образованных кругов: поклонение гордости человеческой, убаюкивавшее халдеев, служение расовой гордости, вдохновлявшее евреев, способствовали их взаимному пониманию и влиянию друг на друга.
В нашу задачу не входит выяснение того, что халдейская философия сначала, а впоследствии персидская, заимствована у левитов. Достаточно будет напомнить, что предание называет учителем Зороастра еврейского пророка Даниила или Эздру, и что, вне сомнения, там надо искать зарождение некоторых возвышенных начал, вытекающих из еврейского единобожия, встречаемых в учении азиатского философа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23