- Да, конечно! - неожиданно на живом языке сказал доктор и, махнув мальчику рукой, чтобы он одевался, покатился дальше.
Около четвертого больного уже копошилась сиделка, снимая халат. Больной неуклюже и беспомощно переваливался в ее сильных руках, тупо тыкая и мешая своими бесполезными обрубками. Обнажилось огромное вздутое, все покрытое язвами и обмотанное бинтами тело. Нудный сладковатый запах разложения тонкой струей потянулся в холодном воздухе палаты. На лице доктора ничего не отразилось. Он коротко осмотрел эту зловонную, лишенную образа массу кровоточащегося мяса и сделал знак сиделке. Та поспешно стала закрывать больного.
Больной испуганно и жадно следил глазами за каждой черточкой непроницаемого лица доктора, видимо боясь, что тот отойдет, ничего не сказав, как было в прошлый раз.
- Доктор! - поспешно вскрикнул он, когда доктор сделал движение отойти. - Ну, как я?.. Мне кажется, что немного лучше... Ноги не так болят и новых ран нет... И потом я сегодня превосходно спал...
- Да, да... это хорошо... - равнодушно ответил доктор и опять тронулся с места.
Больной протянул искалеченную руку, точно хотел схватить доктора за халат, и заторопился, боясь, что не успеет сказать всего:
- Я только хотел спросить вас: это ничего, что волосы так лезут? Я думаю, это от жара... У меня, должно быть, инфлюэнца... Доктор?.. И потом, мне кажется, что в коленях появилась какая-то опухоль... и вот тут... это, впрочем, бывает от ревматизма... у меня ведь застарелый ревматизм. Но все-таки... как вы думаете?
- Это ничего, это бывает... - торопливо ответил доктор и опять повернулся.
- И потом, - еще стремительнее, уже почти захлебываясь, метнулся больной, - я хотел вас попросить... мне кажется, что облатки, которые вы мне прописали, мне не помогают... нельзя ли чего-нибудь, что возбуждало бы аппетит... я почти ничего не ем. Доктор, я хотел, чтобы вы меня как-нибудь осмотрели особо... потому что... да, доктор, я бы хотел попросить, нельзя ли каждый день теплую ванну?.. Мне почему-то перестали делать, а мне от них было лучше и вот моему товарищу, - он показал на римлянина, - они тоже очень помогают... доктор...
Доктор пристально и терпеливо смотрел на него круглыми блестящими очками, как бы ожидая, чем он кончит. Потом быстро повернулся и покатился к новому больному.
Остановленный на полуслове полуразвалившийся человек тоскливо заметался, и судорога беспомощного отчаяния исказила его ужасное лицо. Он все еще что-то говорил и двигал обрубковатыми руками, точно силясь уцепиться за что-то.
- Новый? А, да... - сказал доктор, останавливаясь перед сидящим больным. - Разденьтесь.
Новый больной продолжал неподвижно сидеть.
Сиделка двинулась к нему. Он повернул к ней свою железную шею и взглянул прямо в глаза блестящим грозным взглядом.
- Это лишнее! - сказал он резко и громко. Доктор пожал плечами.
- Надо же осмотреть, - сказал он.
- Не надо, - так же громко и резко возразил больной.
Круглые блестящие очки изумленно блеснули. В группе белых фигур произошло какое-то движение.
- Вы, значит, не хотите лечиться? - спросил доктор.
- Нет.
- Но вы больны, - все выше и выше подымая плечи, сказал доктор.
- Знаю.
- И не хотите лечиться?
- Нет.
Доктор развел руками. Белые фигуры шевелились растерянно и недоуменно. В этой растерянности было что-то глупое, как у людей, уверенно шедших по совершенно правильному пути и вдруг неожиданно треснувшихся лбами о внезапно выросшую преграду.
- Но вы больны! - вразумительно и совершенно бестолково повторил доктор.
- Да.
- Вы умрете!
- Я все равно умру, как и вы... - резко ответил больной.
- Чего же вы хотите?
- Может быть, бессмертия, может быть - просто счастья, - с неуловимой иронией, в которой было что-то страшное, ответил больной.
Доктор высоко поднял брови, плечи, очки, надулся и превратился в какой-то белый шар.
- Но это невозможно... Надеюсь, это вы понимаете все-таки?
- Понимаю, и именно потому ничего не хочу. Оставьте меня в покое, - уже с гневом сказал странный человек, и негнущаяся железная шея его налилась синими жилами.
Доктор отодвинулся.
- Тогда зачем же вы поступили в больницу? - упавшим голосом спросил он.
- Меня посадили насильно. Это было выше моей воли. Но вы не беспокойтесь... долго я вас обременять не буду. Не имею никакого желания. До свиданья... Вы мне надоели!
Доктор и все белые фигуры зашумели, взметнулись, как листья осенью. И вдруг вся белая толпа повалила прочь из палаты, размахивая руками и возмущенно оглядываясь. Высокая дверь с шумом захлопнулась, и в палате настала тишина.
Новый больной все так же сидел на своей кровати. Остальные издали смотрели на него с удивлением, но он уже не обращал на них никакого внимания, точно они сразу потеряли для него всякий интерес.
Наконец римлянин засмеялся.
- Это мне нравится! - сказал он. - Красивый жест!.. Вы - стоик!
Новый больной не ответил.
- Что ж, если вам так хочется умереть, то конечно... - продолжал римлянин, снисходительно улыбаясь. - Но я не понимаю, к чему так торопиться... это всегда успеется.
- Вы не понимаете! - язвительно заметил четвертый больной. - Ну а я вот понимаю... Конечно, лучше сразу смерть, чем это бесконечное мучительное ожидание...
- В жизни все-таки много и хорошего! - раздумчиво перебил римлянин.
- Что?.. Ванны, завтраки и ногти?.. - еще язвительнее возразил четвертый больной.
- Не только это...
- Ну, глупые книги и цветы, которые завтра завянут?
Гордая и жестокая складка мелькнула между прекрасными бровями.
- Да. Это красиво. И это лучше бесполезного нытья, которое мы слышим тысячи веков именно от тех людей, которые не умеют в своей жизни создать ни одного красивого момента, которые живут, как скоты - тупым и пошлым стадом, которые не знают ни вдохновения, ни экстаза, ни веры, которые дорожат только своим драгоценным брюхом, которые ноют, гнусят, проклинают жизнь и все живут и живут, пока сама смерть с отвращением не уберет их в помойную яму...
Он гордо кивнул головой и отвернулся, закрыв прекрасные глаза, будто ему не хотелось смотреть на тусклую, жалкую, бессмысленную картину, которую он видел перед собой.
Четвертый больной шевелил дрожащими губами, усиливаясь найти слова. И вдруг заплакал неожиданно, жалко и беспомощно.
Мальчик испуганно прижался к старику.
- Вот оно... - глухо, но растерянно сказал старик. - Вот оно... без веры-то... что делается... а?
Он беспомощно зашевелил бородой и развел руками, не находя слов, позабыв те, что говорил при этом ужасном последнем плаче.
Долго было молчание. Римлянин лежал с закрытыми глазами, и меж бровями его все не сходила жестокая гордая складка. Мальчик испуганно переводил глаза с одного лица на другое. Тихий плач, жалкий, как у обиженного ребенка, с чуть слышными причитаниями и всхлипываниями, слышался из-под одеяла на четвертой постели.
1 2 3 4 5