«Пусть все так и остается, – мечтает Флориан. – Не двигайся, обнимай меня и дальше, пока я не расскажу тебе все об Альфреде, все, что знаю о нем. Оставь все как есть, чтобы я ничего не боялся, и сам оставайся, какой есть». Но музыка снова меняется, опять бешено ревут трубы, опять Фидель отталкивает его от себя, и оба скачут и топают, трясут друг друга, дергаются как безумные, как звери, попавшие в ловушку. Как будто такая пляска поможет стряхнуть с себя боль.
Бабетта поздно вечером возвращается домой одна. Она словно потеряла верного пса, а поводок все еще в руке. Где теперь ее песик? Львы скушали, пока она глядела в другую сторону, упал в пропасть между скал, пропал навсегда? Да нет, ей известно, кто его проглотил – не львы и не бездна, а мужчина, мексиканский паренек. Она давно ждала этого. И теперь опять осталась совсем одна.
Мертвые сидят кружком на ее кровати. Пошли вон! Уйдите! Оставьте меня одну! Оставьте меня в покое! Убирайтесь отсюда! Они закидывают ногу на ногу и пялятся на нее пустыми черными глазницами. Она включает телевизор в поисках Дональда Дака, он однажды ее уже успокоил. Но сегодня по всем каналам – только новости со всей Мексики: кто, где и как празднует День всех усопших. В Кампече косточки почивших достают в этот день из деревянного ящика, чистят, украшают, иногда даже надевают на череп маленький паричок и в глазницы вставляют цветы. А когда праздник проходит, останки снова на целый год убирают в ящик. В Патсуокаро украшенные лодки отправляются на кладбище, расположенное на маленьком острове. В Мехико на рыночной площади стоит гигантский ofrenda, алтарь для поминовения, а в городских клубах устраивают дискотеки, посвященные Дню мертвых.
Бабетта видит, как танцуют парами женщины в блестящих мини-юбках и мужчины с иссиня-черными волосами. Чем бы заняться, что бы предпринять… Развлечения ради она делает пару кругов по комнате, проходит от кровати к окну и обратно. Мертвые смеются: зря стараешься. И ребра у них жутковато постукивают друг о друга.
В тоске бежит она в сад. Трава под луной отливает ядовитым зеленым оттенком. Попугай выкрикивает имя хозяйки. Но Марии нет, она на кладбище, как и все остальные. В пансионе темно, пусто и тихо, как в склепе.
Дверь в хозяйкино бюро заперта, но дверь на кухню открыта. В холодильнике стоит блюдо с соусом моле, острым и сладким. Бабетта опускает туда палец и слизывает шоколад. Ее обдает холодом из холодильника, и ей становится зябко, как в Германии. Через кухню она пробирается в офис хозяйки. Телефон. Пальцы набирают номер Томаса. Гудок похож на пароходный, будто судно трубит в тумане. Там, на другом конце земли, звонит телефон. Но никто не отвечает.
Она принимает две таблетки снотворного и проваливается в сон, как в снег. Холодно. Через ее сон шествует снеговик в черном бюстгальтере. Это она там, под снегом, потому что это ее бюстгальтер, ее любимый, из черных кружев, она его узнала. Стоил, надо сказать, немало.
– Где же сеньор? – спрашивает утром Мария.
Бабетта улыбается.
– Спит, – отвечает она. На самом деле сеньор вообще не приходил ночью домой.
Туристы за столиками выглядят утомленными. Прошедшая ночь порядочно всех измотала, они даже осунулись. Сегодня нужно сходить на кладбище еще раз, но ненадолго, и сразу домой, в гостиную, на диван, – все, слава богу, мы в безопасности. Жизнь и смерть теперь будут сражаться только на экране, а не внутри тебя. Такого поединка никто ведь не выдержит!
– По-моему, это уж слишком, – по-английски произносит дама в голубом костюме, – вам так не кажется?
– Это уж слишком, – шепотом повторяет Бабетта. Она придвигает к себе тарелку и распеленывает из кукурузных листьев острые кусочки мяса тамалес, как куколку из платья. Кукуруза. Кукурузное поле. Томас. Томас, шепчет она. И имя исчезает в мексиканском воздухе, как мыльный пузырь, как будто она придумала его.
Она покупает сувениры. Для кого только? Для коллег в издательстве? Нужны ли им маленькие гипсовые скелеты: секретарши с безглазыми мертвыми лицами, монахини и невесты, женщины в бикини, музыканты и бизнесмены с мобильными телефонами? А вот этого надо купить Томасу – скелетик врача в белом халате со стетоскопом вокруг костлявой шейки. С осторожной улыбкой он возьмет у нее из рук эту маленькую фигурку и поставит на книжную полку, где она скоро покроется пылью и станет еще мертвее. И никто не станет больше подсмеиваться над этим скелетом, никто не станет выкрикивать: «Ах, а покойничек-то какой хорошенький!»
На Ськало продавец воздушных шаров тащит свой товар за собой, споря с ветром, будто тянет упряжку упрямых волов. Ветер намел на площади причудливые рисунки из песка. Это от песчаных черепов, конечно, откуда же еще? Бабетте хочется, как девчонке, пронестись по ним, растоптать, расшвырять в разные стороны песок мертвых голов.
А еще ей хочется в Мюнхене, сразу по приезде, самой слепить из песка мертвую голову с пустыми глазницами, а потом набить их черной, как смоль, землей. Из разных уголков детской площадки к ней сползутся дети с разноцветными совочками и будут помогать: просеивать песок, укладывать его в формочки. Пусть постучат ладошками, утрамбуют как следуют, чтобы череп получился плотный и гладкий. И пусть сердитые мамаши в тренировочных штанах грозно зовут своих отпрысков, возмущенно поглядывая на Бабетту и закрывая глаза детям: не смотрите на нее. Она ненормальная, она больше не хозяйка своей жизни.
«А ведь я могла бы бесследно исчезнуть, пропасть без вести, – думает Бабетта. – В газетах так и написали бы: двое немцев не вернулись с праздника всех усопших, канули в вечность, исчезли навсегда: Бабетта Шредер и Флориан Вебер».
Молодая американка с ребенком на руках присаживается рядом с ней на скамью. Мальчик держит в руке красный воздушный шар и рассматривает его снизу вверх – красный круг на синем фоне неба. Загляделся, разжал кулачок, и шарик был таков: «Счастливо оставаться, вы там внизу, дурачки! Вас сила притяжения навсегда прилепила к земле, как сосиску к булке. Пока, свиньи вы мои несчастные, чао!» Бабетта и малыш провожают глазами шарик, он летит все дальше, все веселее. Немного подумав, мальчик истошно кричит. Бабетта молча покупает ему новый шар.
Мать по-английски благодарит и тут же, хотя ее и не спрашивали, рассказывает свою историю. Два года назад, во время свадебного путешествия в Акапулько, ее муж скончался от инфаркта, хотя ему не было еще и тридцати. Вдова добилась от мексиканских чиновников, чтобы ей позволили взять у покойного сперму. Результат сидел теперь у матери на коленях, равнодушно взирал на Бабетту и пускал слюни, нимало не интересуясь новым шариком.
Бабетта прощается и уходит.
«Как же надоели мне все эти истории, – думает она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36