с жаром ответил, что никаких таких обстоятельств он припомнить не может.
"Но что-то же вас подтолкнуло написать трактат, построить пирамиду, разбить шампанское?" - не унимался доктор.
И Т. ответил, что не имеет ни малейшего понятия о том первотолчке.
"В меня вложили Слово,- молвил он, извиваясь в чудовищных корчах.Разве я в силах сочинить что-либо сам? Я в лучшем случае наследую постороннюю, высшую мудрость".
Странное дело - в стенах больницы речи Т. звучали гораздо разумнее, чем можно было ожидать. Но ссылка на Высокое наследство окончательно убедила медиков в тяжёлом заболевании коллеги, и выпускать его на волю поостереглись.
Хотели послать машину в парк - за капсулой с письмом: надо же подшить в историю болезни. Но время стояло суровое, бензина не хватало, и пирамиду не тронули.
3
Армия готовилась к переходу в низшее измерение - там ей предстояло воплотиться. Эфир уже уподобился разбухшей грозовой туче, которая из последних сил сдерживает тонны воды. Идеи, слова, пожелания, которые как осмысленно, так и бездумно отпускались в мировое пространство со времён Адама, давным-давно нагуляли себе форму и сделались образами - дело теперь было за материей. Не только герои мифов, не только персонажи бродячих суеверий с нетерпением ждали сигнала к выступлению - с ними вместе томились в ожидании фантастические гипотезы, отвлечённые умопостроения, молитвы, бранные слова и даже междометия. Последние мечтали, как будут они, неуязвимые и вездесущие, шнырять туда-сюда, наслаждаясь безграничной властью.
Внизу, тревожно что-то предчувствуя, плавала Земля. Конечно, низ тот был абстрактным и назывался низом для удобства, по привычке. И Земля была никакой не планетой, а твердью вообще, грубой материей, до которой рукой подать из эфирных пространств. Но представлять, как нечто плавает внизу беззащитное, готовое к оккупации, - чрезвычайно приятно. Поэтому в эфире очень многие воображали себе разреженные облака, похожие в лучах солнца на куски обуглившейся, выцветшей от времени обёрточной бумаги. Получалось, что обёртка, наконец, не выдержала, порвалась, и вот открылся взору подпорченный эпохами, не слишком свежий сюрприз.
Каждый надеялся урвать себе кусок, разжиться собственным наделом в блаженных материнских пределах, где все они, сообщённые неисповедимыми отеческими силами, некогда появились на свет. Близился час, когда предводитель воинства, на которого и посмотреть-то было жутко, махнёт своей кожаной перчаткой с раструбом. Тогда многомиллиардные полчища, издав оглушительный рёв триумфа, устремятся сквозь хрупкие небеса вниз, и сам космический вакуум покажется им плотным, как будто он вовсе не пустота, но в испуге застывшая озёрная гладь, они же - команда бесстрашных, тренированных пловцов-профессионалов. Кое-кто строил планы немедленной мелиорации, собираясь осушить космическое пространство, словно болото, и после уж обустраиваться на свой вкус. Кто-то возражал, предлагая, напротив, затопить рассеянные участки ненужной - в их представлении - тверди. Поступали и другие ужасные предложения. Каждого из спорщиков поддерживали проклятья с одной стороны и молитвенные обращения - с другой. Стан любой фантазии, в какую ни ткни, кишмя кишел благородными херувимами и злонамеренными демонами. Многие из демонов имели форму гениталий, так как снискали себе жизнь посредством матерной ругани человечества.
Предводитель хорошо понимал, что в случае победы - а другого случая и быть не могло - его разношёрстная рать непременно передерётся. За годы бездарного и беспомощного управления землёй человек напридумывал слишком много нелепостей, среди которых изредка встречались и относительно умные мысли - что только осложняло положение и делало грядущую грызню неизбежной. Места, разумеется, хватит на всех, но каждый спит и видит себе монополию - в этом качестве мысли с идеями ничем не отличались от людей. Поэтому главнокомандующий твёрдо решил остановиться на чём-то одном, чему подчинится - не теряя разумной автономии - всё богатство недальновидного людского творчества.
В победе не сомневался никто. Оптимизм внушал хотя бы тот малозначащий сам по себе факт, что на каждого отдельного человека приходится много тысяч рыл, сук, дебилов и прочих, им подобных - тех, кем мысленно и вслух его ежедневно называют окружающие. Эта свита, неуклонно растущая, как на дрожжах, и следующая по пятам за человеком всю его жизнь, несёт в себе черты как отправителя, так и получателя ругательств. Всегда выходит так, что сук и рыл гораздо больше, чем ангелочков и котиков, которые тоже сопутствуют человеку, но значительно уступают первым в численности. Дело понятное котиком можно быть для одного, двух - ну, пусть даже десяти персон, тогда как сукой - для всех остальных. Легко представить, в каком обществе суждено оказаться субъекту в случае материализации его эфирных тёзок, о существовании коих он догадывается, но точно не знает. "И свита эта требует места!" - так было сказано по похожему случаю в знаменитом романе.
Близок стал тот час, когда несчастные аборигены воочию узрят плоды своей умственной активности: познакомятся с яйцеблудами, поздороваются за руку с motherfucker'ами, обнимут мудозвона, полюбуются моржовым хером. Они узнают, как работает и выглядит эфирный двойник выражения "fuck you". И все эти радостные встречи состоятся под патронажем идеальных государств, отразятся в параллельных мерах, которых сверх всякой меры насочиняло человечество, пройдут они также в садах Эдема, льдах Коцита и галлюцинациях. А время потечёт в согласии с десятками гипотез и мнений, неосторожно высказанных по поводу этого процесса. И вообще - где бы не была сформулирована гипотеза, за пьяным ли столом или в лаборатории алхимика, она не останется без внимания и найдёт себе достойное земное соответствие.
...Остановились на жребии.
Притащили однорогий шлем; его хозяин внешне отличался от земного прототипа только рогом на лбу и очень в связи с этим гневался (прототипу в своё время пожелали, чтобы вырос у него на лбу рог). В шлем побросали бумажки - не менее ( в эфире всё возможно) миллиона; на каждом из клочков было кратко изложено то или иное видение мирового устройства.
Маршалы и сотники застыли в предвкушении счастливого билета. Притихли полки и обозы, угомонились герои сказок и басен, замолчали персонажи пьес и мыльных опер. Горнисты и трубачи изготовились играть. С невозмутимым видом главарь, страдавший почему-то дальнозоркостью, отставил ладонь и страшным голосом огласил содержание записки. По сомкнутым рядам прокатился вздох неудовольствия - то была вполне предсказуемая реакция. При таком изобилии возможностей и вариантов трудно было ждать, чтобы какой-то из них, пусть самый совершенный и универсальный, устроит всех и каждого в отдельности.
1 2 3 4 5 6
"Но что-то же вас подтолкнуло написать трактат, построить пирамиду, разбить шампанское?" - не унимался доктор.
И Т. ответил, что не имеет ни малейшего понятия о том первотолчке.
"В меня вложили Слово,- молвил он, извиваясь в чудовищных корчах.Разве я в силах сочинить что-либо сам? Я в лучшем случае наследую постороннюю, высшую мудрость".
Странное дело - в стенах больницы речи Т. звучали гораздо разумнее, чем можно было ожидать. Но ссылка на Высокое наследство окончательно убедила медиков в тяжёлом заболевании коллеги, и выпускать его на волю поостереглись.
Хотели послать машину в парк - за капсулой с письмом: надо же подшить в историю болезни. Но время стояло суровое, бензина не хватало, и пирамиду не тронули.
3
Армия готовилась к переходу в низшее измерение - там ей предстояло воплотиться. Эфир уже уподобился разбухшей грозовой туче, которая из последних сил сдерживает тонны воды. Идеи, слова, пожелания, которые как осмысленно, так и бездумно отпускались в мировое пространство со времён Адама, давным-давно нагуляли себе форму и сделались образами - дело теперь было за материей. Не только герои мифов, не только персонажи бродячих суеверий с нетерпением ждали сигнала к выступлению - с ними вместе томились в ожидании фантастические гипотезы, отвлечённые умопостроения, молитвы, бранные слова и даже междометия. Последние мечтали, как будут они, неуязвимые и вездесущие, шнырять туда-сюда, наслаждаясь безграничной властью.
Внизу, тревожно что-то предчувствуя, плавала Земля. Конечно, низ тот был абстрактным и назывался низом для удобства, по привычке. И Земля была никакой не планетой, а твердью вообще, грубой материей, до которой рукой подать из эфирных пространств. Но представлять, как нечто плавает внизу беззащитное, готовое к оккупации, - чрезвычайно приятно. Поэтому в эфире очень многие воображали себе разреженные облака, похожие в лучах солнца на куски обуглившейся, выцветшей от времени обёрточной бумаги. Получалось, что обёртка, наконец, не выдержала, порвалась, и вот открылся взору подпорченный эпохами, не слишком свежий сюрприз.
Каждый надеялся урвать себе кусок, разжиться собственным наделом в блаженных материнских пределах, где все они, сообщённые неисповедимыми отеческими силами, некогда появились на свет. Близился час, когда предводитель воинства, на которого и посмотреть-то было жутко, махнёт своей кожаной перчаткой с раструбом. Тогда многомиллиардные полчища, издав оглушительный рёв триумфа, устремятся сквозь хрупкие небеса вниз, и сам космический вакуум покажется им плотным, как будто он вовсе не пустота, но в испуге застывшая озёрная гладь, они же - команда бесстрашных, тренированных пловцов-профессионалов. Кое-кто строил планы немедленной мелиорации, собираясь осушить космическое пространство, словно болото, и после уж обустраиваться на свой вкус. Кто-то возражал, предлагая, напротив, затопить рассеянные участки ненужной - в их представлении - тверди. Поступали и другие ужасные предложения. Каждого из спорщиков поддерживали проклятья с одной стороны и молитвенные обращения - с другой. Стан любой фантазии, в какую ни ткни, кишмя кишел благородными херувимами и злонамеренными демонами. Многие из демонов имели форму гениталий, так как снискали себе жизнь посредством матерной ругани человечества.
Предводитель хорошо понимал, что в случае победы - а другого случая и быть не могло - его разношёрстная рать непременно передерётся. За годы бездарного и беспомощного управления землёй человек напридумывал слишком много нелепостей, среди которых изредка встречались и относительно умные мысли - что только осложняло положение и делало грядущую грызню неизбежной. Места, разумеется, хватит на всех, но каждый спит и видит себе монополию - в этом качестве мысли с идеями ничем не отличались от людей. Поэтому главнокомандующий твёрдо решил остановиться на чём-то одном, чему подчинится - не теряя разумной автономии - всё богатство недальновидного людского творчества.
В победе не сомневался никто. Оптимизм внушал хотя бы тот малозначащий сам по себе факт, что на каждого отдельного человека приходится много тысяч рыл, сук, дебилов и прочих, им подобных - тех, кем мысленно и вслух его ежедневно называют окружающие. Эта свита, неуклонно растущая, как на дрожжах, и следующая по пятам за человеком всю его жизнь, несёт в себе черты как отправителя, так и получателя ругательств. Всегда выходит так, что сук и рыл гораздо больше, чем ангелочков и котиков, которые тоже сопутствуют человеку, но значительно уступают первым в численности. Дело понятное котиком можно быть для одного, двух - ну, пусть даже десяти персон, тогда как сукой - для всех остальных. Легко представить, в каком обществе суждено оказаться субъекту в случае материализации его эфирных тёзок, о существовании коих он догадывается, но точно не знает. "И свита эта требует места!" - так было сказано по похожему случаю в знаменитом романе.
Близок стал тот час, когда несчастные аборигены воочию узрят плоды своей умственной активности: познакомятся с яйцеблудами, поздороваются за руку с motherfucker'ами, обнимут мудозвона, полюбуются моржовым хером. Они узнают, как работает и выглядит эфирный двойник выражения "fuck you". И все эти радостные встречи состоятся под патронажем идеальных государств, отразятся в параллельных мерах, которых сверх всякой меры насочиняло человечество, пройдут они также в садах Эдема, льдах Коцита и галлюцинациях. А время потечёт в согласии с десятками гипотез и мнений, неосторожно высказанных по поводу этого процесса. И вообще - где бы не была сформулирована гипотеза, за пьяным ли столом или в лаборатории алхимика, она не останется без внимания и найдёт себе достойное земное соответствие.
...Остановились на жребии.
Притащили однорогий шлем; его хозяин внешне отличался от земного прототипа только рогом на лбу и очень в связи с этим гневался (прототипу в своё время пожелали, чтобы вырос у него на лбу рог). В шлем побросали бумажки - не менее ( в эфире всё возможно) миллиона; на каждом из клочков было кратко изложено то или иное видение мирового устройства.
Маршалы и сотники застыли в предвкушении счастливого билета. Притихли полки и обозы, угомонились герои сказок и басен, замолчали персонажи пьес и мыльных опер. Горнисты и трубачи изготовились играть. С невозмутимым видом главарь, страдавший почему-то дальнозоркостью, отставил ладонь и страшным голосом огласил содержание записки. По сомкнутым рядам прокатился вздох неудовольствия - то была вполне предсказуемая реакция. При таком изобилии возможностей и вариантов трудно было ждать, чтобы какой-то из них, пусть самый совершенный и универсальный, устроит всех и каждого в отдельности.
1 2 3 4 5 6