Газов-Гагарин, подтверждая юнговское распределение субъектов по психологическим типам, в большей степени искал, с позволения будет сказано, разумные, гносеологические корни свалившихся с неба сведений,- искал и находил, за что и признан был идеологом секты. На секретных сходках ему вменили в обязанность выступать с проповедями; Газов-Гагарин охотно подчинился, почитал кое-какую литературу, после чего речи его с каждым разом делались все более отточенными, а идеологическая база Ордена успешно каменела, отливаясь в нечто вполне завершенное. Титулы и звания множились; Дуплоноженко, переварив очередное видение, предложил собратьям именоваться между собой иллюминатами и пеликанами. Газов-Гагарин восторженно расценил его слова как новое доказательство правоты их общего дела: откуда, как не свыше, мог темный Дуплоноженко получить информацию о давным-давно забытых иллюминатах и пеликанах, столь популярных некогда в масонских кругах? Уровень развития первого апостола не позволял ему даже правильно произнести слово"иллюминат". Вне всяких сомнений, первый апостол черпал знание из высших, вневременных источников, из вселенского океана сознания, и, заговори он вдруг на каком-нибудь редком наречии, Газов-Гагарин не удивился бы, так как узнал из научных и околонаучных трудов, что случаям подобного озарения несть числа. Предпочтение, отданное таким образом масонским пеликанам, было вполне объяснимо - если не сокровенный смысл его, то хотя бы происхождение. И вообще - сообщество Гептарха уже столько успело приобрести по милости своего верховного покровителя, что стало подумывать о выражении благодарности. Эта последняя могла излиться в каком-нибудь, к примеру, торжественном жертвоприношении. Скотиной тут не обойтись, тут нужен человек - желательно неверный и продажный человек.
*****
Через несколько дней поселок навестила гроза. Ливень застал Вьюшина врасплох, когда он выходил из лавки, где покупал консервы и хлеб. Пришлось укрыться под навесом; там же вскоре пристроился Ауслендер: он возвращался с почты и теперь с добродушной досадой тискал мокрые газеты, которыми прикрывал голову. Вьюшин взглянул на него так, будто видел впервые в жизни. Духовно слившись с коллективным поселковым сознанием, он не нашел следов присутствия Ауслендера в общем информационном поле и сразу сделал верный вывод, что рядом - чужак, изгой, пария. Самодостаточный Ауслендер ничего не замечал, он не чувствовал фальши в наигранном панибратстве, с которым относились к нему поселковые. Последние, связанные тайной, до поры до времени помалкивали, хлопали рубаху-парня по плечу, не упускали выглотнуть стаканчик-другой за компанию, и чекист ни о чем не подозревал. Между тем все без исключения знали, что в доме своем Ауслендер поставил дорогой иностранный фильтр для очистки воды - это открытие привело поначалу общество в сильное негодование. Получалось, что отщепенец прекрасно знал, что здешняя вода может оказаться отравленной, однако ни с кем словом не обмолвился, а сам продолжал очищать. На сходке руководство постановило не трогать подлеца и лишь вести за ним пристальное наблюдение. Очень скоро негодование сменилось злорадством: пришелец высек сам себя, готовя ближнему яму, и сделался лишенным высокой милости Гептарха.
- Вот ты где,- сказал Ауслендер удовлетворенно и протянул ладонь. Вьюшин сдержанно пожал ее и сухо поздоровался.
- Как поживают потроха?- спросил Ауслендер бодро.- Все еще беспокоят?
- Да, знаете, ничуть не лучше,- отозвался Вьюшин. Но в голосе его не было уныния, и даже ощутилось странное ликование - Вьюшин как бы намекал, что он всего-навсего подыгрывает собеседнику, тогда как сам владеет каким-то секретом. Этот тон не понравился Ауслендеру, и, словно оправдывая его дурные предчувствия, сверкнула сталью молния.
- Уговор-то наш помнишь?- чуть склонив голову, Ауслендер испытующе уставился прямо Вьюшину в глаза. Тот церемонно изобразил недопонимание.
- Я про Дуплоноженко говорю,- не отставал Ауслендер.- Просьбу мою не забыл?
В сей же миг Вьюшину все сделалось ясно. В собеседнике промелькнуло нечто до боли знакомое - образ жизни Вьюшина предполагал периодическое общение с личностями, которые расположены к допросам как внутренне, так и по долгу службы.
- Ах, вон вы о чем!- он ударил себя по лбу.- Если честно, то да, вылетело из башки. Это, наверно, оттого, что и сказать-то нечего. Строит из себя кого-то, а на деле - пустое место.
"Что ж ты, сука, заливаешь?"- подумал Ауслендер. Вслух же безразлично поинтересовался:
- Ну, а группа его - как? Наводит на мысли?
- Лучше б тех мыслей не было,- Вьюшин расслабленно отмахнулся.Обставил все иконами, дурацкие фотографии развесил. Молиться ходит к рукомойнику, - Вьюшин, выкладывая толику правды, развлекался: он играл, полагая, что Ауслендеру ничего не известно о принятых у Дуплоноженко обычаях. Ему приятно было изложить реальные факты и знать, что враг - по всей вероятности, Ауслендер был враг,- не сможет заключить к чему-то серьезному. Но сказал он много больше своего желания: чекист сопоставил скудные сведения с новым, недавно взыгравшим блеском в глазах Вьюшина и получил более или менее ясную картину. Неофит попал в расставленные сектантами силки, это очевидно. Что же там за дьявольщина?
- Небось их, слава Богу, раз, два и обчелся,- заметил Ауслендер коварно. - Кто там может околачиваться? Ну, Выморков с фельдшером, Чентуков, Зародов...так?
- Точно,- кивнул Вьюшин утвердительно.- На такую лажу не каждый купится. А дураки - они всегда были.
- А как он лечит-то тебя - порошками или травами?
Вьюшин немного подумал.
- Нет,- сказал он и чуть улыбнулся.- Скачет, как шаман, и блеет козлом.
Ауслендер огорченно и понимающе закивал. Вьюшин решил, что придумал топорно, с перехлестом.
- Но все-таки я не теряю надежды,- сказал он серьезным тоном. Опять сверкнула молния, Вьюшин озорно подмигнул небесам, и те незамедлительно зарокотали громом.- Откровенно говоря, идти мне больше некуда. У Дуплоноженко и крыша, и харчи - пускай чудит. Да и Выморкова вы сами помянули - нет, никуда мне от них не деться.
- Я не отговариваю,- запротестовал Ауслендер.- Оно ежели припрет, так и шаман хорош, только бы здоровье вернуть. Правильно я говорю?
- Угу, - Вьюшин не стал спорить против банальности.
Дверь магазина отворилась, под навес шагнул высохший старичок с кульком гречки под мышкой. Он посмотрел на беседующих и ни с того, ни с сего поплыл в беззубой извиняющейся улыбке.
- Щи да каша - пища наша,- молвил он, прося прощения за купленную крупу, и для верности тряхнул кулечком.
И было в этом старичке что-то очень и очень согласное с его бессмысленной присказкой, неуловимое родство неприглядной наружности со сказанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11
*****
Через несколько дней поселок навестила гроза. Ливень застал Вьюшина врасплох, когда он выходил из лавки, где покупал консервы и хлеб. Пришлось укрыться под навесом; там же вскоре пристроился Ауслендер: он возвращался с почты и теперь с добродушной досадой тискал мокрые газеты, которыми прикрывал голову. Вьюшин взглянул на него так, будто видел впервые в жизни. Духовно слившись с коллективным поселковым сознанием, он не нашел следов присутствия Ауслендера в общем информационном поле и сразу сделал верный вывод, что рядом - чужак, изгой, пария. Самодостаточный Ауслендер ничего не замечал, он не чувствовал фальши в наигранном панибратстве, с которым относились к нему поселковые. Последние, связанные тайной, до поры до времени помалкивали, хлопали рубаху-парня по плечу, не упускали выглотнуть стаканчик-другой за компанию, и чекист ни о чем не подозревал. Между тем все без исключения знали, что в доме своем Ауслендер поставил дорогой иностранный фильтр для очистки воды - это открытие привело поначалу общество в сильное негодование. Получалось, что отщепенец прекрасно знал, что здешняя вода может оказаться отравленной, однако ни с кем словом не обмолвился, а сам продолжал очищать. На сходке руководство постановило не трогать подлеца и лишь вести за ним пристальное наблюдение. Очень скоро негодование сменилось злорадством: пришелец высек сам себя, готовя ближнему яму, и сделался лишенным высокой милости Гептарха.
- Вот ты где,- сказал Ауслендер удовлетворенно и протянул ладонь. Вьюшин сдержанно пожал ее и сухо поздоровался.
- Как поживают потроха?- спросил Ауслендер бодро.- Все еще беспокоят?
- Да, знаете, ничуть не лучше,- отозвался Вьюшин. Но в голосе его не было уныния, и даже ощутилось странное ликование - Вьюшин как бы намекал, что он всего-навсего подыгрывает собеседнику, тогда как сам владеет каким-то секретом. Этот тон не понравился Ауслендеру, и, словно оправдывая его дурные предчувствия, сверкнула сталью молния.
- Уговор-то наш помнишь?- чуть склонив голову, Ауслендер испытующе уставился прямо Вьюшину в глаза. Тот церемонно изобразил недопонимание.
- Я про Дуплоноженко говорю,- не отставал Ауслендер.- Просьбу мою не забыл?
В сей же миг Вьюшину все сделалось ясно. В собеседнике промелькнуло нечто до боли знакомое - образ жизни Вьюшина предполагал периодическое общение с личностями, которые расположены к допросам как внутренне, так и по долгу службы.
- Ах, вон вы о чем!- он ударил себя по лбу.- Если честно, то да, вылетело из башки. Это, наверно, оттого, что и сказать-то нечего. Строит из себя кого-то, а на деле - пустое место.
"Что ж ты, сука, заливаешь?"- подумал Ауслендер. Вслух же безразлично поинтересовался:
- Ну, а группа его - как? Наводит на мысли?
- Лучше б тех мыслей не было,- Вьюшин расслабленно отмахнулся.Обставил все иконами, дурацкие фотографии развесил. Молиться ходит к рукомойнику, - Вьюшин, выкладывая толику правды, развлекался: он играл, полагая, что Ауслендеру ничего не известно о принятых у Дуплоноженко обычаях. Ему приятно было изложить реальные факты и знать, что враг - по всей вероятности, Ауслендер был враг,- не сможет заключить к чему-то серьезному. Но сказал он много больше своего желания: чекист сопоставил скудные сведения с новым, недавно взыгравшим блеском в глазах Вьюшина и получил более или менее ясную картину. Неофит попал в расставленные сектантами силки, это очевидно. Что же там за дьявольщина?
- Небось их, слава Богу, раз, два и обчелся,- заметил Ауслендер коварно. - Кто там может околачиваться? Ну, Выморков с фельдшером, Чентуков, Зародов...так?
- Точно,- кивнул Вьюшин утвердительно.- На такую лажу не каждый купится. А дураки - они всегда были.
- А как он лечит-то тебя - порошками или травами?
Вьюшин немного подумал.
- Нет,- сказал он и чуть улыбнулся.- Скачет, как шаман, и блеет козлом.
Ауслендер огорченно и понимающе закивал. Вьюшин решил, что придумал топорно, с перехлестом.
- Но все-таки я не теряю надежды,- сказал он серьезным тоном. Опять сверкнула молния, Вьюшин озорно подмигнул небесам, и те незамедлительно зарокотали громом.- Откровенно говоря, идти мне больше некуда. У Дуплоноженко и крыша, и харчи - пускай чудит. Да и Выморкова вы сами помянули - нет, никуда мне от них не деться.
- Я не отговариваю,- запротестовал Ауслендер.- Оно ежели припрет, так и шаман хорош, только бы здоровье вернуть. Правильно я говорю?
- Угу, - Вьюшин не стал спорить против банальности.
Дверь магазина отворилась, под навес шагнул высохший старичок с кульком гречки под мышкой. Он посмотрел на беседующих и ни с того, ни с сего поплыл в беззубой извиняющейся улыбке.
- Щи да каша - пища наша,- молвил он, прося прощения за купленную крупу, и для верности тряхнул кулечком.
И было в этом старичке что-то очень и очень согласное с его бессмысленной присказкой, неуловимое родство неприглядной наружности со сказанным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11