Возникновение коллективистического общества – это всегда резкий скачок в истории народа, и это непременный разрыв со всеми старыми его традициями.
В средние века все устоявшееся, завоевавшее в жизни прочное место, все, что обрело определенную форму, считается правильным. Оно не обязательно закрепляется в нормах права, но охраняется традицией, обычаем и в большинстве случаев этого вполне достаточно. Само право мыслится как старинное, авторитет его подкрепляется ссылкой на старину. «Нововведение не осознавалось как таковое, и вся законодательная деятельность проходила преимущественно в форме реставрации старинного права, нахождения и уточнения обычаев отцов и дедов. Право той эпохи было ориентировано на прошлое. Высокая оценка старины характерна для всех сфер средневековой жизни».
Предание, или традиция, истолковывается как фактор, поправляющий «писаные законы» на основе утвердившихся в текущей жизни новых правил и норм поведения. «Мы видим, – писал, например, патриарх Никифор, – что даже писаные законы теряют значение вследствие того, что получают силу отличные от них предания и обычаи. Обычай укрепляет, ибо дело сильнее слова. Что такое закон, как не писаный обычай? Равно как и обычай опять же есть неписаный закон».
Средневековый человек благоговейно относится к прошлому. В нем он видит идеальное состояние общества и стремится его возродить или к нему возвратиться. Древность какого-то установления рассматривается как несомненное свидетельство в его пользу. Обновление понимается как реставрация, прогресс – как возвращение к прошлому.
Сходным образом обстоит дело и в коммунистическом обществе. Но поскольку оно существовало совсем недолго, речь шла не о «многовековых традициях», а о «революционных традициях» и обновление понималось как возвращение к ним. В коммунистическом обществе новые поколения живут как бы бок о бок со всеми теми, кто устанавливал и упрочнял это общество. Отсюда обилие памятников героям революции и гражданской войны, несчетное число улиц Ленина, Сталина, Дзержинского, множество городов, названных по имени Кирова, и т. п.
Имеется вместе с тем важное различие между средневековым и коммунистическим традиционализмом. В средневековом обществе традиция – это связь поколений, предание и историческая память. В коммунистическом обществе история не столько последовательность и связь поколений, сколько поле действия непреложных исторических законов. Признания и почитания заслуживает не то, что освящено веками, а лишь то, что шло в русле этих законов, способствовало приближению и установлению коммунистического общества. Вся история России, включая и XIX век, должна служить введением к Октябрю и его двум героям, пишет Г.П. Федотов по поводу изданного в 1937 г. «Краткого курса истории СССР». Само название этого учебника вызывает недоумение: как можно говорить об истории Советского Союза в XIX в. и в более ранние века, если он возник только в XX в.? Из курса истории ученик узнает о Ледовом побоище, но не узнает, что им руководил князь Александр Невский (он не упоминается, по-видимому, потому что был канонизирован церковью). «Краткий курс истории СССР» – не социологическая схема, но и не история. «Правильно было бы ее назвать, – пишет Федотов, – конспектом агитатора. Самая тема ее – в сущности, история русской революции. Непосредственно революции (с 1905 года) посвящена половина книги. И большая часть первой половины занята революционными движениями и бичеванием старой России. Само собой разумеется, что история революции трактуется как история Сталина. Даже здесь искажена вся историческая перспектива. Жестоко расправляется автор с народничеством, эсеры и меньшевики с самого начала предатели, как и все сподвижники Ленина первого призыва. Несчастный школьник и не догадается о роли Троцкого в революции. Вся военная сторона се отдана Сталину, который неизменно сопровождает Ленина. С 1905 г. имя Ленина почти ни разу не употребляется без его спутника. „Ленин и Сталин“ соответствуют чете „Маркс и Энгельс“. Только эта четверка и заслужила отдельные большие портреты в учебнике истории СССР». Завершается книга портретами партийных вельмож 1937 г., что справедливо кажется Федотову большой неосторожностью.
Хорошо говорит о взаимозависимости трех времен – прошлого, настоящего и будущего – в коммунистической идеологии и практике А. Беловежский (Карпенко): «При поверхностном взгляде коммунистический эксперимент выглядит только как воздействие на будущее в целях его усовершенствования посредством полного уничтожения сложившихся структур. Реально же происходит систематическое воздействие на прошлое, и чем больше развита коммунистическая система, тем в большей мере в ней происходит искажение прошлого. Практика коммунистического тоталитаризма показала, что конструирование будущего невозможно без того, чтобы не воздействовать на прошлое по крайней мере посредством искажения и уничтожения информации о нем». Беловежский связывает постоянную реконструкцию прошлого с одной из основных идей коммунизма – замыслом создания нового человека: «Коммунистическая идеология в лице своих рьяных адептов открыто заявила, что в новом обществе должен жить новый человек. И логика развития коммунистического тоталитаризма нашла наиболее эффективный путь для создания нового человека – уничтожение старой его памяти, а значит, создание новой. Поэтому прошлое приходится конструировать так же, как и будущее, но поскольку будущее здесь задано раз и навсегда, то с этим надо привести в соответствие чуть ли не всю мировую историю. Так как предсказать сразу все невозможно и возникают непредвиденные ситуации, то приходится переделывать Историю, по крайней мере свою собственную, по многу раз. В силу этого естественное соотношение между прошлым и будущим, заключающееся в том, что прошлое необходимо, неизменяемо и замкнуто, а будущее возможно, изменчиво и открыто, вдруг переворачивается в коммунистическом тоталитарном мире». В другом месте Беловежский связывает коммунистическую устремленность в будущее и постоянную переделку прошлого с основной темой тоталитаризма – властью над настоящим: «Безжалостное вторжение в будущее необходимо авангарду коммунистического тоталитаризма для того, чтобы установить власть над настоящим; власть над настоящим нужна для того, чтобы установить власть над прошлым. А власть над прошлым, как мы уже знаем, нужна для того, чтобы установить власть над будущим, и так далее до бесконечности. Получается замкнутый круг – власть замыкается на самой себе. Борьба за власть становится самоцелью, патологией и переходит в самоистребление, так сказать, коммунистический мазохизм».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192