Казалось, то, что ему пришлось так долго говорить, утомило его. Он помолчал, а потом уверенно повторил:
– Разбитый нос за подлинное понимание – не такая уж высокая цена… Понимаете?…
– Да… – сказал мастер Ли и непроизвольно потер рукой нос. Он прикрыл веки и сосредоточился на том, что рассказал ему брат Чен. Все было действительно прозрачно, очевидно. То, что послушник Фай Хун не смог сразу понять такого простого урока, можно было объяснить только его невнимательностью. Вдруг мастеру Ли пришла в голову замечательная мысль:
– А не мог ли быть его ответ в конце пути знаком его абсолютного понимания? Не промежуточного, на которое рассчитывали вы, а конечного? Ведь те его слова на вершине горы, слова «да, очень красиво» при виде кровавого заката, могли означать не только непонимание, но и наоборот, полное понимание…
Мастер Чен с уважением глянул на собеседника.
– Да, если бы эти слова были сказаны так, как они должны были быть сказаны, то это были бы слова Будды… Но они были сказаны так, что мне пришлось разбить брату Хуну нос…
– Конечно… Простите, я просто хотел произвести впечатление своим глубоким видением…
– Что вы, брат Ли, я рад, что вы мне указали на этот удивительный момент. Сегодня же вечером я снова заберусь на гору Кунь и попробую увидеть то, что вы сказали.
– Но мое понимание всего лишь теоретическое. Кто знает, что сказал бы я, пройдя весь путь и оказавшись на вершине горы Кунь…
– Подлинное понимание часто рождается из теоретического знания, если последнее не становится самоцелью…
– Но еще чаще теория порождает другую теорию. Подобно тому, как от верблюда рождается верблюд, а от обезьяны – обезьяна, так и теоретическое знание порождает лишь теоретическое понимание…
– Да, чтобы стать буддой, надо соприкоснуться с буддой, а не читать книги будды, – грустно согласился мастер Чен и после паузы с благодарностью заметил: – Наш разговор сегодня дал мне почву для вечерней медитации…
В комнате в который раз за беседу воцарилось молчание. Немного погодя, мастер Чен глубокомысленно произнес:
– На самом деле я был бы не против, чтобы какой-нибудь будда «ударил меня в нос»…
– Именно это вы называете «соприкоснуться с буддой»? – решил пошутить мастер Ли. Но мастер Чен только вежливо улыбнулся. Тогда, чувствуя неловкость, мастер Ли продолжил:
– Все-таки я хотел бы до конца разобраться с этой историей… Неужели нельзя было как-то по-другому? Как-то мягко объяснить брату Хуну?
– Зачем? – удивился мастер Чен.
– Но ведь можно было обойтись без вашего сурового урока. Можно было подробно объяснить, чем в тот вечер была гора Кунь, что было ее подножием, и острым камнем, и тропинкой, и площадкой наверху, перед обрывом, что значил закат, в конце концов… Ведь это все можно было просто объяснить!
– Объяснить? Вы думаете, мастер Ли? Разве такие вещи можно ОБЪЯСНИТЬ? Мне всегда казалось, что понимание невозможно дать просто объяснениями… Только действие поможет. И пусть оно будет казаться жестоким… Это только кажущаяся… Видите осу? – вдруг перебил мастер Чен сам себя и указал собеседнику на окно. Мастер Ли посмотрел в указанную сторону и увидел маленькое желтое насекомое, упорно бьющееся в закрытую часть окна. – Видите, как она бьется? Подойдите и объясните ей, что стоит чуть-чуть отлететь назад, потом еще чуть-чуть полететь направо, и она – свободна. Потому что вторая створка окна открыта, и оса сможет лететь, куда ей вздумается. Попробуйте ей объяснить все это! Ведь это так просто…
Мастер Чен замолчал, словно ожидая от коллеги попытки убедить бедное насекомое, а потом закончил:
– Сколько бы вы не объясняли ей, что свобода в двух сантиметрах от нее, оса будет биться и биться в стекло, пока не умрет… Понимаете?
– Да, но человек – не оса…
– Разве? Вы всерьез думаете, что большинство людей чем-то отличаются от нее? Вспомните всех этих многочисленных мистеров смитов! Разве они не бьются в свои окна? Разве их не ждет неминуемая гибель, хотя спасение всего лишь в двух шагах от них?
– Да, но ваш метод…
– А мой метод таков!… – мастер Чен вдруг встал с кресла, взял со стола серебряную шкатулку, шагнул к окну, быстро накрыл осу шкатулкой и щелкнул крышкой. Жужжание на секунду прекратилось, а потом возобновилось с новой силой, но уже внутри шкатулки. Мастер Чен поднял шкатулку в руке, показывая собеседнику.
– Смотрите, она недовольна. Она возмущена и готова жалить за такую несправедливость. Ведь ее лишили свободы, теперь она не может свободно биться в стекло до смерти. Но… – мастер Чен выставил руку со шкатулкой в открытое окно и легко, привычно перещелкнул крышечкой. Мастер Ли успел увидеть, как оса с огромной скоростью вылетела из открытой шкатулки и исчезла в солнечных лучах. – Но… теперь она действительно свободна… – закончил мастер Чен и вернулся в кресло. – Пусть она думает обо мне, что хочет. Я не привязан к благодарности… Да, может быть, если бы я потратил полжизни, объясняя ей природу стекла и полуоткрытого окна, и каким-то чудом достиг в этом успеха, то она была бы мне очень благодарна, сказала бы: «Спасибо, мастер Чен, за великую науку, теперь я знаю так много, и могу лететь». И если бы для меня существовала разница между славой и оскорблениями… А ведь она, несомненно, ругает меня на чем свет стоит, не так ли, брат Ли? «Поймал, запер, да еще неосторожно стукнул крышкой…» Так вот, если бы для меня существовала разница, то я бы предпочел первый путь… Но меня не интересует отношение ученика ко мне, меня заботит его свобода, и если для этого надо разбить нос, то я разобью нос. И не важно чей…
Мастер Чен замолчал. Его собеседник неожиданно поклонился и вышел. Мастер Чен удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и погрузился в медитацию.
Мастер Ли вышел, закрыл за собой дверь и остановился. Ему было одновременно грустно и радостно. Грустно за себя и радостно за брата Чена.
– Брат Чен по-настоящему идет по пути Будды, – тихо сказал сам себе мастер Ли. – А я… Я слишком привязан…
Мастер Ли вышел во двор монастыря, и его тут же окружили ученики.
– Мастер Ли! Мастер Ли! Расскажите нам историю о блуждающем будде! Вы обещали!…
Мастер Ли посмотрел на горящие интересом глаза, на знакомые, такие родные лица. Вот недавно прибившийся к монастырю послушник, которого он пару месяцев назад вылечил от малярии, выхаживая день и ночь; вот брат Тэн, пожилой монах, с которым они однажды потерялись в снегах и чуть не замерзли насмерть; вот совсем молодой послушник-сирота, для которого мастер Ли стал и отцом и матерью. Родители парнишки погибли во время обвала. Его сегодняшняя улыбка стоила мастеру Ли немало дней и ночей…
«Мастер Чен прав – я слишком привязан, я никогда не смогу ударить никого из них… Даже ради просветления… Я привязан к благодарности, к этим любящим взглядам, к этой теплоте, мое сердце принадлежит им, а не пустоте…»
Мастер Ли опустился на предусмотрительно подготовленную учениками подстилку и приготовился рассказывать обещанную историю.
1 2 3 4 5
– Разбитый нос за подлинное понимание – не такая уж высокая цена… Понимаете?…
– Да… – сказал мастер Ли и непроизвольно потер рукой нос. Он прикрыл веки и сосредоточился на том, что рассказал ему брат Чен. Все было действительно прозрачно, очевидно. То, что послушник Фай Хун не смог сразу понять такого простого урока, можно было объяснить только его невнимательностью. Вдруг мастеру Ли пришла в голову замечательная мысль:
– А не мог ли быть его ответ в конце пути знаком его абсолютного понимания? Не промежуточного, на которое рассчитывали вы, а конечного? Ведь те его слова на вершине горы, слова «да, очень красиво» при виде кровавого заката, могли означать не только непонимание, но и наоборот, полное понимание…
Мастер Чен с уважением глянул на собеседника.
– Да, если бы эти слова были сказаны так, как они должны были быть сказаны, то это были бы слова Будды… Но они были сказаны так, что мне пришлось разбить брату Хуну нос…
– Конечно… Простите, я просто хотел произвести впечатление своим глубоким видением…
– Что вы, брат Ли, я рад, что вы мне указали на этот удивительный момент. Сегодня же вечером я снова заберусь на гору Кунь и попробую увидеть то, что вы сказали.
– Но мое понимание всего лишь теоретическое. Кто знает, что сказал бы я, пройдя весь путь и оказавшись на вершине горы Кунь…
– Подлинное понимание часто рождается из теоретического знания, если последнее не становится самоцелью…
– Но еще чаще теория порождает другую теорию. Подобно тому, как от верблюда рождается верблюд, а от обезьяны – обезьяна, так и теоретическое знание порождает лишь теоретическое понимание…
– Да, чтобы стать буддой, надо соприкоснуться с буддой, а не читать книги будды, – грустно согласился мастер Чен и после паузы с благодарностью заметил: – Наш разговор сегодня дал мне почву для вечерней медитации…
В комнате в который раз за беседу воцарилось молчание. Немного погодя, мастер Чен глубокомысленно произнес:
– На самом деле я был бы не против, чтобы какой-нибудь будда «ударил меня в нос»…
– Именно это вы называете «соприкоснуться с буддой»? – решил пошутить мастер Ли. Но мастер Чен только вежливо улыбнулся. Тогда, чувствуя неловкость, мастер Ли продолжил:
– Все-таки я хотел бы до конца разобраться с этой историей… Неужели нельзя было как-то по-другому? Как-то мягко объяснить брату Хуну?
– Зачем? – удивился мастер Чен.
– Но ведь можно было обойтись без вашего сурового урока. Можно было подробно объяснить, чем в тот вечер была гора Кунь, что было ее подножием, и острым камнем, и тропинкой, и площадкой наверху, перед обрывом, что значил закат, в конце концов… Ведь это все можно было просто объяснить!
– Объяснить? Вы думаете, мастер Ли? Разве такие вещи можно ОБЪЯСНИТЬ? Мне всегда казалось, что понимание невозможно дать просто объяснениями… Только действие поможет. И пусть оно будет казаться жестоким… Это только кажущаяся… Видите осу? – вдруг перебил мастер Чен сам себя и указал собеседнику на окно. Мастер Ли посмотрел в указанную сторону и увидел маленькое желтое насекомое, упорно бьющееся в закрытую часть окна. – Видите, как она бьется? Подойдите и объясните ей, что стоит чуть-чуть отлететь назад, потом еще чуть-чуть полететь направо, и она – свободна. Потому что вторая створка окна открыта, и оса сможет лететь, куда ей вздумается. Попробуйте ей объяснить все это! Ведь это так просто…
Мастер Чен замолчал, словно ожидая от коллеги попытки убедить бедное насекомое, а потом закончил:
– Сколько бы вы не объясняли ей, что свобода в двух сантиметрах от нее, оса будет биться и биться в стекло, пока не умрет… Понимаете?
– Да, но человек – не оса…
– Разве? Вы всерьез думаете, что большинство людей чем-то отличаются от нее? Вспомните всех этих многочисленных мистеров смитов! Разве они не бьются в свои окна? Разве их не ждет неминуемая гибель, хотя спасение всего лишь в двух шагах от них?
– Да, но ваш метод…
– А мой метод таков!… – мастер Чен вдруг встал с кресла, взял со стола серебряную шкатулку, шагнул к окну, быстро накрыл осу шкатулкой и щелкнул крышкой. Жужжание на секунду прекратилось, а потом возобновилось с новой силой, но уже внутри шкатулки. Мастер Чен поднял шкатулку в руке, показывая собеседнику.
– Смотрите, она недовольна. Она возмущена и готова жалить за такую несправедливость. Ведь ее лишили свободы, теперь она не может свободно биться в стекло до смерти. Но… – мастер Чен выставил руку со шкатулкой в открытое окно и легко, привычно перещелкнул крышечкой. Мастер Ли успел увидеть, как оса с огромной скоростью вылетела из открытой шкатулки и исчезла в солнечных лучах. – Но… теперь она действительно свободна… – закончил мастер Чен и вернулся в кресло. – Пусть она думает обо мне, что хочет. Я не привязан к благодарности… Да, может быть, если бы я потратил полжизни, объясняя ей природу стекла и полуоткрытого окна, и каким-то чудом достиг в этом успеха, то она была бы мне очень благодарна, сказала бы: «Спасибо, мастер Чен, за великую науку, теперь я знаю так много, и могу лететь». И если бы для меня существовала разница между славой и оскорблениями… А ведь она, несомненно, ругает меня на чем свет стоит, не так ли, брат Ли? «Поймал, запер, да еще неосторожно стукнул крышкой…» Так вот, если бы для меня существовала разница, то я бы предпочел первый путь… Но меня не интересует отношение ученика ко мне, меня заботит его свобода, и если для этого надо разбить нос, то я разобью нос. И не важно чей…
Мастер Чен замолчал. Его собеседник неожиданно поклонился и вышел. Мастер Чен удовлетворенно кивнул, закрыл глаза и погрузился в медитацию.
Мастер Ли вышел, закрыл за собой дверь и остановился. Ему было одновременно грустно и радостно. Грустно за себя и радостно за брата Чена.
– Брат Чен по-настоящему идет по пути Будды, – тихо сказал сам себе мастер Ли. – А я… Я слишком привязан…
Мастер Ли вышел во двор монастыря, и его тут же окружили ученики.
– Мастер Ли! Мастер Ли! Расскажите нам историю о блуждающем будде! Вы обещали!…
Мастер Ли посмотрел на горящие интересом глаза, на знакомые, такие родные лица. Вот недавно прибившийся к монастырю послушник, которого он пару месяцев назад вылечил от малярии, выхаживая день и ночь; вот брат Тэн, пожилой монах, с которым они однажды потерялись в снегах и чуть не замерзли насмерть; вот совсем молодой послушник-сирота, для которого мастер Ли стал и отцом и матерью. Родители парнишки погибли во время обвала. Его сегодняшняя улыбка стоила мастеру Ли немало дней и ночей…
«Мастер Чен прав – я слишком привязан, я никогда не смогу ударить никого из них… Даже ради просветления… Я привязан к благодарности, к этим любящим взглядам, к этой теплоте, мое сердце принадлежит им, а не пустоте…»
Мастер Ли опустился на предусмотрительно подготовленную учениками подстилку и приготовился рассказывать обещанную историю.
1 2 3 4 5