Менделеев детально показывает, как сделана установка или, что то же самое, как её можно сделать. Описание и предписание и здесь легко преобразуются друг в друга.
Сказанное позволяет обобщить в конечном итоге идею операциональности знания и на описания природных объектов. Дело в том, что мы начинаем и природу описывать по образцам описания деятельности, рассматривая природные объекты в качестве субъектов действий. Приведём в качестве примера описание реки Меза, взятое из работ крупнейшего геоморфолога В. М. Дэвиса: «Узкий бассейн Меза расположен между широко раскинувшимися притоками Сены на западе и Мозелем на востоке. Стройный ствол русла Меза, с обеих сторон почти совсем лишённый притоков, похож на один из тех высоких, коротко остриженных тополей, которые путешественник часто встречает вдоль магистральных дорог Франции, – и это сравнение вполне законно, так как есть серьёзные основания думать, что у Меза действительно некоторые притоки были отсечены и присоединены к бассейнам его более мощных соседей. Бассейн Меза подобен остаткам владений маленького принца, расположенных между двумя могущественными королевствами, покушающимися на его права. Правильность такого сравнения станет очевидной, когда мы рассмотрим все особенности трёх названных рек». Нужно ли специально доказывать, что репрезентация и здесь носит операциональный характер? Речь идёт об описании «деятельности» трёх рек, две из которых «отобрали» притоки у третьей. Все строится по схеме: было сделано то-то и получено то-то. И это описание легко преобразовать в рецепт, хотя и трудно реализуемый, если его адресовать человеку.
Репрезентация в художественном мышлении
В дневниках М.М. Пришвина есть очень интересное рассуждение, сближающее научное и художественное мышление. Приведём это рассуждение целиком, ибо оно вполне того заслуживает.
"Fodis. Этот инструмент для измерения расстояния от предмета не сходя с места и без метра устроен так, что смотришь в щёлку на предмет и видишь два изображения его, повёртываешь колесцо таким образом, чтобы эти два изображения слились в одно, и когда они сливаются – конечно! смотришь на деление, и чёрточка на движущемся круге указывает число метров от себя до предмета.
Я работаю в литературе совершенно так же, как Fodis: у меня два круга, один видимый и другой в себе самом, но, видя все вокруг себя, я ничего не нахожу ценного для изображения словом, и точно так же, бродя постоянно где-то в себе, я тоже ничего не могу извлечь оттуда и сказать с уверенностью, что раньше меня никто не говорил об этом, притом ещё и много значительней. Но случается, когда я брожу где-то в себе, происходит встреча этого моего личного круга или пятна с видимым кругом, часто совершенно ничтожным предметом. И вот, когда эти два круга сходятся в один, то видимый предмет как бы вспыхивает внутри «душой» и волшебно просвечивает. Весь этот сложный процесс можно выразить простыми словами: я обратил на предмет жизни родственное внимание".
То, о чем говорит Пришвин, – это тоже своеобразное явление репрезентации. Суть репрезентации вообще как раз и состоит в том, что мы в одном усматриваем другое. Наука в явлениях усматривает деятельность, она технологична по своей природе. Пришвин в явлениях видит себя, свои переживания. Он далеко не одинок в своём понимании творчества. Вот что пишет Марк Твен в небольшой заметке «Как писать автобиографию»: «И ещё: пусть этот рассказ будет одновременно дневником и автобиографией. Тогда ты сумеешь столкнуть животрепещущую современность с воспоминаниями о чем-то, что было сходно с нею, но случилось в далёком прошлом; в этих контрастах скрыто неповторимое очарование. Не нужно никакого таланта, чтобы придать интерес рассказу, который будет одновременно дневником и автобиографией». И здесь та же идея: в одном увидеть другое, свести прошлое к настоящему или настоящее к прошлому.
Глава 7.
Наука как система с рефлексией
Понятие рефлексирующей системы
Что такое научная рефлексия?
Термин «рефлексия» в той или иной степени знаком каждому. Под рефлексией понимают самопознание, способность человека осознавать самого себя, свою деятельность, своё поведение. Применение этого термина к науке может вызвать некоторое недоумение и поэтому нуждается в разъяснении. Действительно, разве наука познает себя, разве в этом её задача? Очевидно, что по крайней мере естествознание нацелено не на изучение науки, а на изучение природных явлений. Но, строго говоря, самих себя не изучают и гуманитарные дисциплины. Науковедение, например, строит знания не о себе, а о физике, химии, биологии... Короче, наука познает внешние по отношению к ней явления, но никак не себя самое.
Все это так, и тем не менее наука не существует без описания экспериментов и методов исследования, без формулировки своих задач, без обсуждения предмета отдельных дисциплин... Более того, при ближайшем рассмотрении довольно легко придти к выводу, что фактически почти все в науке сводится к рефлексии. Кое-что, разумеется, надо отбросить с самого начала. Рассмотрим это более подробно. Стоит хотя бы бегло просмотреть с десяток учебных курсов или монографий из разных областей знания, и мы найдём уйму сведений и об истории этих областей, и о закономерностях их развития. Выше уже приводилось немало цитат подобного рода. Нет никаких оснований относить все это к научной рефлексии. Просто любой учёный, будучи химиком или биологом, может в то же время интересоваться и живописью, и историей своей науки, и теорией познания. Живописью или историей в данном случае интересуется физик, а не физика, учёный, а не наука.
Но, даже отбросив все эти привходящие компоненты научных текстов и сосредоточив своё внимание на науке как таковой, мы не избавимся от представления, что наука – это и есть рефлексия. Действительно, можно ли провести резкую границу между описанием объекта и описанием деятельности с объектом, между знанием о мире и знанием возможностей и границ человеческой деятельности? Здесь уместно напомнить то, что уже обсуждалось в главе о знании – тезис об операциональной природе репрезентаторов. Вернёмся к химии, где мы уже встречали тексты такого вида: вещество Х чаще всего получают путём. Далее следует описание того, как именно получают Х. Следует ли рассматривать этот отрывок как описание деятельности химика, т. е. как продукт его рефлексии, или перед нами характеристика вещества Х? Очевидно, что имеет место и первое, и второе одновременно и, более того, едва ли можно названные аспекты полностью отделить и противопоставить друг другу. Любые знания о мире связаны в конечном итоге с человеческой практикой, с человеческой деятельностью, без этой связи они, вероятно, просто не существуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
Сказанное позволяет обобщить в конечном итоге идею операциональности знания и на описания природных объектов. Дело в том, что мы начинаем и природу описывать по образцам описания деятельности, рассматривая природные объекты в качестве субъектов действий. Приведём в качестве примера описание реки Меза, взятое из работ крупнейшего геоморфолога В. М. Дэвиса: «Узкий бассейн Меза расположен между широко раскинувшимися притоками Сены на западе и Мозелем на востоке. Стройный ствол русла Меза, с обеих сторон почти совсем лишённый притоков, похож на один из тех высоких, коротко остриженных тополей, которые путешественник часто встречает вдоль магистральных дорог Франции, – и это сравнение вполне законно, так как есть серьёзные основания думать, что у Меза действительно некоторые притоки были отсечены и присоединены к бассейнам его более мощных соседей. Бассейн Меза подобен остаткам владений маленького принца, расположенных между двумя могущественными королевствами, покушающимися на его права. Правильность такого сравнения станет очевидной, когда мы рассмотрим все особенности трёх названных рек». Нужно ли специально доказывать, что репрезентация и здесь носит операциональный характер? Речь идёт об описании «деятельности» трёх рек, две из которых «отобрали» притоки у третьей. Все строится по схеме: было сделано то-то и получено то-то. И это описание легко преобразовать в рецепт, хотя и трудно реализуемый, если его адресовать человеку.
Репрезентация в художественном мышлении
В дневниках М.М. Пришвина есть очень интересное рассуждение, сближающее научное и художественное мышление. Приведём это рассуждение целиком, ибо оно вполне того заслуживает.
"Fodis. Этот инструмент для измерения расстояния от предмета не сходя с места и без метра устроен так, что смотришь в щёлку на предмет и видишь два изображения его, повёртываешь колесцо таким образом, чтобы эти два изображения слились в одно, и когда они сливаются – конечно! смотришь на деление, и чёрточка на движущемся круге указывает число метров от себя до предмета.
Я работаю в литературе совершенно так же, как Fodis: у меня два круга, один видимый и другой в себе самом, но, видя все вокруг себя, я ничего не нахожу ценного для изображения словом, и точно так же, бродя постоянно где-то в себе, я тоже ничего не могу извлечь оттуда и сказать с уверенностью, что раньше меня никто не говорил об этом, притом ещё и много значительней. Но случается, когда я брожу где-то в себе, происходит встреча этого моего личного круга или пятна с видимым кругом, часто совершенно ничтожным предметом. И вот, когда эти два круга сходятся в один, то видимый предмет как бы вспыхивает внутри «душой» и волшебно просвечивает. Весь этот сложный процесс можно выразить простыми словами: я обратил на предмет жизни родственное внимание".
То, о чем говорит Пришвин, – это тоже своеобразное явление репрезентации. Суть репрезентации вообще как раз и состоит в том, что мы в одном усматриваем другое. Наука в явлениях усматривает деятельность, она технологична по своей природе. Пришвин в явлениях видит себя, свои переживания. Он далеко не одинок в своём понимании творчества. Вот что пишет Марк Твен в небольшой заметке «Как писать автобиографию»: «И ещё: пусть этот рассказ будет одновременно дневником и автобиографией. Тогда ты сумеешь столкнуть животрепещущую современность с воспоминаниями о чем-то, что было сходно с нею, но случилось в далёком прошлом; в этих контрастах скрыто неповторимое очарование. Не нужно никакого таланта, чтобы придать интерес рассказу, который будет одновременно дневником и автобиографией». И здесь та же идея: в одном увидеть другое, свести прошлое к настоящему или настоящее к прошлому.
Глава 7.
Наука как система с рефлексией
Понятие рефлексирующей системы
Что такое научная рефлексия?
Термин «рефлексия» в той или иной степени знаком каждому. Под рефлексией понимают самопознание, способность человека осознавать самого себя, свою деятельность, своё поведение. Применение этого термина к науке может вызвать некоторое недоумение и поэтому нуждается в разъяснении. Действительно, разве наука познает себя, разве в этом её задача? Очевидно, что по крайней мере естествознание нацелено не на изучение науки, а на изучение природных явлений. Но, строго говоря, самих себя не изучают и гуманитарные дисциплины. Науковедение, например, строит знания не о себе, а о физике, химии, биологии... Короче, наука познает внешние по отношению к ней явления, но никак не себя самое.
Все это так, и тем не менее наука не существует без описания экспериментов и методов исследования, без формулировки своих задач, без обсуждения предмета отдельных дисциплин... Более того, при ближайшем рассмотрении довольно легко придти к выводу, что фактически почти все в науке сводится к рефлексии. Кое-что, разумеется, надо отбросить с самого начала. Рассмотрим это более подробно. Стоит хотя бы бегло просмотреть с десяток учебных курсов или монографий из разных областей знания, и мы найдём уйму сведений и об истории этих областей, и о закономерностях их развития. Выше уже приводилось немало цитат подобного рода. Нет никаких оснований относить все это к научной рефлексии. Просто любой учёный, будучи химиком или биологом, может в то же время интересоваться и живописью, и историей своей науки, и теорией познания. Живописью или историей в данном случае интересуется физик, а не физика, учёный, а не наука.
Но, даже отбросив все эти привходящие компоненты научных текстов и сосредоточив своё внимание на науке как таковой, мы не избавимся от представления, что наука – это и есть рефлексия. Действительно, можно ли провести резкую границу между описанием объекта и описанием деятельности с объектом, между знанием о мире и знанием возможностей и границ человеческой деятельности? Здесь уместно напомнить то, что уже обсуждалось в главе о знании – тезис об операциональной природе репрезентаторов. Вернёмся к химии, где мы уже встречали тексты такого вида: вещество Х чаще всего получают путём. Далее следует описание того, как именно получают Х. Следует ли рассматривать этот отрывок как описание деятельности химика, т. е. как продукт его рефлексии, или перед нами характеристика вещества Х? Очевидно, что имеет место и первое, и второе одновременно и, более того, едва ли можно названные аспекты полностью отделить и противопоставить друг другу. Любые знания о мире связаны в конечном итоге с человеческой практикой, с человеческой деятельностью, без этой связи они, вероятно, просто не существуют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134