Генерал снял шлем, отложил его на стол. Треща и щелкая доспехом, он сел на стул; стул тоже затрещал. Сквозь открытую балконную дверь Генерал видел небо над Чурмой, звезды и заслонявшие их облака, мчащиеся вглубь суши.
Вошел Бруда.
– Закрой дверь.
Бруда закрыл.
Жарны активизировал препятствующий подслушиванию конструкт.
– Генерал, это все вы запланировали? – спросил Бруда. Переступив порог, он сделал буквально пару шажков и теперь неподвижно застыл, отделенный от Жарного половиной пустой комнаты, светом и тенью, вонзая свой мрачный взгляд в сидящего за заваленным бумагами столом графа, который без какого-либо выражения на лице глядел на парад очень темных туч по ночному небу.
– Так вы это запланировали? Я должен знать!
– Зачем?
Бруда стиснул кулаки.
– Предатель…! – прохрипел он страшным полушепотом где-то в самой глубине горла. Склонив голову набок, он глядел на спокойного Генерала прищуренными, взбешенными глазами из под смолисто-черных бровей, с набежавшим кровью, отекшим от гнева лицом.
– Чего ты хочешь, Бруда?
– Ведь ты же все знал! Я информировал тебя уже год! Тебе были известны все планы Орвида; ты знал, что эту 583В Слепого Охотника мы обнаружили уже несколько месяцев назад, и что Орвид ожидал лишь знака от Бирзинни… Ты же знал, знал, что все это ловушка и заговор Бирзинни со своей кликой. И что ты сделал? Ничего! Ничего! Тем самым лишь сильнее их подзуживая. Ты не предупредил Богумила. Никого не предупредил. И если это не предательство тогда, что же это такое?!
– А если бы предупредил, предостерег – а ведь я пробовал, Бог свидетелем, что пытался – что бы это, по-твоему, дало?
– Богумил был бы жив! – сплюнул Бруда. – Думаешь, я не вижу, что здесь происходит? Думаешь, я не слышу разговоров? Про себя, они тебя уже короновали!
– Ах, так все это я сделал ради короны, так? Из эгоистических побуждений?
– А что, будешь отрицать?
– Боже мой, Бруда, тебя слушать – одно наслаждение.
– Еще издеваешься!
Впервые Генерал обратил взгляд к дальновиду. Он пошевелил пальцем, и разделяющее их пространство сократилось. Бруда вдруг очутился от Генерала на расстоянии вытянутой руки.
– И если бы Богумил жил, – прошипел граф, то что бы это дало? Смог бы он избежать опасности? Казнил бы Бирзинни, прижал к ногтю заговорщиков? Пошел бы на Птицу? Ты же прекрасно знаешь, что нет; все, что угодно, только не это. Это был слабый, слабый и трусливый повелитель. Плох тот король, который боится собственной силы. Каждым своим словом, каждым решением он благоприятствовал измене – не было бы Бирзинни, предал бы кто-то другой; не было бы Лиги и Птицы, напал бы кто-то иной. Здесь уже не вопрос отдельных личностей, но проблема времени и обстоятельств. Государство находится сейчас в состоянии старческой недееспособности. Правление же Богумила означало смерть, смерть державы. Мы сейчас пожива для политических стервятников, которые вырывают из тела Империи куски живого мяса.
– Выходит, власть просто обязана перейти в руки Железного Генерала, который один-единственный может спасти страну.
– Именно. Именно. Я уже не мог ждать дольше. Богумил в союзе с Бирзинни – а парочка эта лишь порождение своего времени – уничтожили бы, пустили по ветру наследие десятков поколений гавранцев.
– Значит, им смерть, а тебе корона.
– Как ты не можешь понять? Уже сотни лет я служу этому народу, делаю все, чтобы выросли его могущество и благосостояние; я охраняю его от несчастий, направляю на спокойные воды, веду в войнах, подкрепляю в трагедиях. Они верят в меня, верят в Железного Генерала; я их герб, штандарт, гимн. Как же мог бы я подвести их, позволить совершиться упадку?
– Народ? – рассмеялся Бруда. – Народ? И это говоришь ты, восьмисотлетний маг? А что такое народ? Гавранцы…! Отступи памятью в начало, припомни. Что общего имеют населяющие теперь земли Империи миллионы с тем племенем с берегов залива, что дало имя державе? Язык? Религия? Традиции? Культура? Идеология? Внешний вид? Ничего, ничего не осталось тем же самым. Кому ты присягал на верность, ну, кому? Варжхадам! Крови! Не какому-нибудь абстракту, которому даже не в состоянии дать определения, и относительно которого не имеют смысла понятия любви, верности, измены; верным можно быть только личностям, и этим личностям ты клялся в верности! Вот твоя вера и твой герб: Страж Рода. Вот та истина, которую до сих пор непоколебимо признавал одинаково беднейший нищий и сидящий на троне; этому учили всякого последующего наследника, с малого, от самого рождения ему повторяли: вот твой защитник, вот твоя опора, вот спасение, столетиями и на будущие века верный; он отдаст жизнь, заслонит, ему верь, верь ему; твое лицо видели они над своей колыбелью, ты их учил, в твою жилетку они плакались; и Богумил, в том числе – и Богумил, который, как ты сам говоришь, был королем слабым и неспособным. Он засыпал у тебя на коленях, я сам видел. И что ты сделал? Железный Генерал, – издевался Брода. – Ты выдал его на смерть. Ты предал, Железный Генерал. Ради могущества державы, ради народа. Для собственного могущества! Потому что ты не снес бы поражения страны, с которой столь сильно связан, с могуществом которой идентифицируют твое собственное могущество: Империя, а значит – и Железный Генерал. Следовательно – из эгоизма, из гордыни. Это только мы, недолговечные, должны свои собственные руки в крови марать, собственноручно кинжал в спину вонзать. А ты же – тебе достаточно просто подождать: в конце концов все и так попадет тебе в руки. Ведь это же вопрос лишь вероятности, подсчета возможностей развития данной ситуации, обстоятельств; и пускай они будут самыми неправдоподобными, ты все равно их дождешься – и вот, дождался. Ведь тебе же не нужен был переворот в стиле Бирзинни, ты не хотел захватывать корону силой или же интригой; нет, твои амбиции гораздо выше: ты желал трона, но только без необходимости платить за него. Предать короля, перехватить власть – и вместе с тем остаться тем самым прославляемым за свою честь и верность Железным Генералом. Можно ли придумать более чудовищное коварство? А он еще оправдывается, патриотизмом прикрывается…! Народ! Ну ладно. Люди рождаются, люди множатся, люди живут и умирают. На той или иной земле, под той или иной властью, с тем или другим гражданством; все больше и больше. Народ! Да замечаешь ли ты его вообще? Нет, ты видишь лишь крупные цифры, миллионы. Народ! Кому ты присягал? Как мог, как ты мог, – вопил Бруда с неожиданным отчаянием, – как мог ты растоптать столь прекрасную легенду?! И вообще, кто ты такой? Человек? Не верю! Я же помню, что ты мне рассказывал. В самом начале рука. Но проходят века и столетия, а ты до сих пор совершенствуешься. Я пытался поглядеть на тебя через «слуховое окно»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Вошел Бруда.
– Закрой дверь.
Бруда закрыл.
Жарны активизировал препятствующий подслушиванию конструкт.
– Генерал, это все вы запланировали? – спросил Бруда. Переступив порог, он сделал буквально пару шажков и теперь неподвижно застыл, отделенный от Жарного половиной пустой комнаты, светом и тенью, вонзая свой мрачный взгляд в сидящего за заваленным бумагами столом графа, который без какого-либо выражения на лице глядел на парад очень темных туч по ночному небу.
– Так вы это запланировали? Я должен знать!
– Зачем?
Бруда стиснул кулаки.
– Предатель…! – прохрипел он страшным полушепотом где-то в самой глубине горла. Склонив голову набок, он глядел на спокойного Генерала прищуренными, взбешенными глазами из под смолисто-черных бровей, с набежавшим кровью, отекшим от гнева лицом.
– Чего ты хочешь, Бруда?
– Ведь ты же все знал! Я информировал тебя уже год! Тебе были известны все планы Орвида; ты знал, что эту 583В Слепого Охотника мы обнаружили уже несколько месяцев назад, и что Орвид ожидал лишь знака от Бирзинни… Ты же знал, знал, что все это ловушка и заговор Бирзинни со своей кликой. И что ты сделал? Ничего! Ничего! Тем самым лишь сильнее их подзуживая. Ты не предупредил Богумила. Никого не предупредил. И если это не предательство тогда, что же это такое?!
– А если бы предупредил, предостерег – а ведь я пробовал, Бог свидетелем, что пытался – что бы это, по-твоему, дало?
– Богумил был бы жив! – сплюнул Бруда. – Думаешь, я не вижу, что здесь происходит? Думаешь, я не слышу разговоров? Про себя, они тебя уже короновали!
– Ах, так все это я сделал ради короны, так? Из эгоистических побуждений?
– А что, будешь отрицать?
– Боже мой, Бруда, тебя слушать – одно наслаждение.
– Еще издеваешься!
Впервые Генерал обратил взгляд к дальновиду. Он пошевелил пальцем, и разделяющее их пространство сократилось. Бруда вдруг очутился от Генерала на расстоянии вытянутой руки.
– И если бы Богумил жил, – прошипел граф, то что бы это дало? Смог бы он избежать опасности? Казнил бы Бирзинни, прижал к ногтю заговорщиков? Пошел бы на Птицу? Ты же прекрасно знаешь, что нет; все, что угодно, только не это. Это был слабый, слабый и трусливый повелитель. Плох тот король, который боится собственной силы. Каждым своим словом, каждым решением он благоприятствовал измене – не было бы Бирзинни, предал бы кто-то другой; не было бы Лиги и Птицы, напал бы кто-то иной. Здесь уже не вопрос отдельных личностей, но проблема времени и обстоятельств. Государство находится сейчас в состоянии старческой недееспособности. Правление же Богумила означало смерть, смерть державы. Мы сейчас пожива для политических стервятников, которые вырывают из тела Империи куски живого мяса.
– Выходит, власть просто обязана перейти в руки Железного Генерала, который один-единственный может спасти страну.
– Именно. Именно. Я уже не мог ждать дольше. Богумил в союзе с Бирзинни – а парочка эта лишь порождение своего времени – уничтожили бы, пустили по ветру наследие десятков поколений гавранцев.
– Значит, им смерть, а тебе корона.
– Как ты не можешь понять? Уже сотни лет я служу этому народу, делаю все, чтобы выросли его могущество и благосостояние; я охраняю его от несчастий, направляю на спокойные воды, веду в войнах, подкрепляю в трагедиях. Они верят в меня, верят в Железного Генерала; я их герб, штандарт, гимн. Как же мог бы я подвести их, позволить совершиться упадку?
– Народ? – рассмеялся Бруда. – Народ? И это говоришь ты, восьмисотлетний маг? А что такое народ? Гавранцы…! Отступи памятью в начало, припомни. Что общего имеют населяющие теперь земли Империи миллионы с тем племенем с берегов залива, что дало имя державе? Язык? Религия? Традиции? Культура? Идеология? Внешний вид? Ничего, ничего не осталось тем же самым. Кому ты присягал на верность, ну, кому? Варжхадам! Крови! Не какому-нибудь абстракту, которому даже не в состоянии дать определения, и относительно которого не имеют смысла понятия любви, верности, измены; верным можно быть только личностям, и этим личностям ты клялся в верности! Вот твоя вера и твой герб: Страж Рода. Вот та истина, которую до сих пор непоколебимо признавал одинаково беднейший нищий и сидящий на троне; этому учили всякого последующего наследника, с малого, от самого рождения ему повторяли: вот твой защитник, вот твоя опора, вот спасение, столетиями и на будущие века верный; он отдаст жизнь, заслонит, ему верь, верь ему; твое лицо видели они над своей колыбелью, ты их учил, в твою жилетку они плакались; и Богумил, в том числе – и Богумил, который, как ты сам говоришь, был королем слабым и неспособным. Он засыпал у тебя на коленях, я сам видел. И что ты сделал? Железный Генерал, – издевался Брода. – Ты выдал его на смерть. Ты предал, Железный Генерал. Ради могущества державы, ради народа. Для собственного могущества! Потому что ты не снес бы поражения страны, с которой столь сильно связан, с могуществом которой идентифицируют твое собственное могущество: Империя, а значит – и Железный Генерал. Следовательно – из эгоизма, из гордыни. Это только мы, недолговечные, должны свои собственные руки в крови марать, собственноручно кинжал в спину вонзать. А ты же – тебе достаточно просто подождать: в конце концов все и так попадет тебе в руки. Ведь это же вопрос лишь вероятности, подсчета возможностей развития данной ситуации, обстоятельств; и пускай они будут самыми неправдоподобными, ты все равно их дождешься – и вот, дождался. Ведь тебе же не нужен был переворот в стиле Бирзинни, ты не хотел захватывать корону силой или же интригой; нет, твои амбиции гораздо выше: ты желал трона, но только без необходимости платить за него. Предать короля, перехватить власть – и вместе с тем остаться тем самым прославляемым за свою честь и верность Железным Генералом. Можно ли придумать более чудовищное коварство? А он еще оправдывается, патриотизмом прикрывается…! Народ! Ну ладно. Люди рождаются, люди множатся, люди живут и умирают. На той или иной земле, под той или иной властью, с тем или другим гражданством; все больше и больше. Народ! Да замечаешь ли ты его вообще? Нет, ты видишь лишь крупные цифры, миллионы. Народ! Кому ты присягал? Как мог, как ты мог, – вопил Бруда с неожиданным отчаянием, – как мог ты растоптать столь прекрасную легенду?! И вообще, кто ты такой? Человек? Не верю! Я же помню, что ты мне рассказывал. В самом начале рука. Но проходят века и столетия, а ты до сих пор совершенствуешься. Я пытался поглядеть на тебя через «слуховое окно»:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21