Вместо сада перед родительским домом красовался клочок грязной окаменевшей земли, Здесь Барбара оставляла свою машину.
В домике слева миссис Густавсон смотрела программу Би-би-си. Старуха была глуховата и включала звук на полную мощность, а потому наслаждаться сериалом вместе с ней приходилось всей округе. На другой стороне улицы, как всегда, супруги Кирби громко бранились, чтобы затем примириться на супружеском ложе, а четверо их детей старались отвлечься от этой сцены, швыряя комья грязи в тощую кошку, выглядывавшую из соседнего подвала.
Барбара, вздыхая, нащупала в кармане ключ и вошла в дом. Пахло курицей с зеленым горошком. Барбаре этот привычный застоявшийся запах показался зловонием.
– Это ты, дорогуша? – послышался мамин голос. – Немножко припозднилась, милая? Гуляла с друзьями?
Курам на смех!
– Я работала, мама. Меня снова перевели в следственный отдел.
Мать бесшумно возникла в дверях гостиной. Невысокого роста, как и Барбара, но пугающе худая, словно долгая болезнь изнурила ее тело, постепенно высасывая из него силы и приближая ее жизнь к концу.
– В следственный отдел? – переспросила она жалобным голосом. – Зачем же, Барбара? Ты же знаешь, как я к этому отношусь, лапочка ты моя! – С этими словами она нервозно принялась тереть иссохшей рукой заострившийся подбородок. Чересчур большие глаза опухли и покраснели, словно старуха весь день проплакала.
– Я купила тебе персиков, – вместо ответа сказала Барбара, помахивая кульком. – Турагентство было уже закрыто, к сожалению. Я даже в дверь постучала, чтобы они спустились из своей квартиры, но они, наверное, ушли погулять.
Забыв о своих тревогах по поводу следственного отдела, миссис Хейверс ухватилась за складку на груди своего старенького платья, потянула, скручивая в узел, словно пряча внутри какой-то секрет. Ее лицо внезапно изменилось, просияло детской радостью.
– О, это не страшно. Погоди, сейчас я тебе покажу. Ступай на кухню, я только на минутку. Ужин еще теплый.
Барбара прошла через гостиную, содрогаясь и от воплей телевизора, и от затхлого запаха никогда не проветривавшегося помещения. Кухня насквозь пропахла ароматами переваренного цыпленка и залежавшегося гороха. Это ничуть не лучше. Злобно посмотрев на дожидавшуюся ее на столе тарелку, Барбара осторожно потыкала вилкой увядшее мясо. Курица на ощупь была каменная, скользкая и отвратная, словно ее хранили в формальдегиде, дожидаясь вскрытия. Холодный жир застыл сгустками, маленькая лужица масла растеклась на засохших горошинах: они выглядели так, точно пролежали тут по меньшей мере неделю.
«Великолепно!» – подумала Барбара. Интересно, а «чудный крабовый салат» тоже превратится наутро в такую мерзость? Барбара огляделась в поисках газеты и, как всегда, обнаружила ее на сиденье шаткого кухонного стула. Оторвав первую страницу и расправив ее на столе, Барбара вывалила свой ужин прямо на улыбающееся лицо герцогини Кентской.
– Лапонька, неужели ты выбросила свой вкусненький ужин?
Черт! Обернувшись, Барбара посмотрела прямо в потрясенное лицо матери – губы шевелятся, пытаясь высказать обиду, лицо сморщилось, выцветшие голубые глаза наполнились слезами. К иссохшей груди мать прижимает альбом, обтянутый искусственной кожей.
– Ты меня застукала, ма. – Барбара выжала из себя улыбку, приобняв старуху за тощие плечики и подводя ее к столу. – Я уже перекусила в Скотленд-Ярде, так что мне есть не хочется. Или надо было оставить это вам с папой на завтра?
Миссис Хейверс быстро сморгнула. Боже, как легко, как чудовищно легко она утешилась!
– Нет, наверное, нет. Конечно же, нет. Мы же не станем есть курицу с горохом два дня подряд, верно? – Она ласково засмеялась и положила драгоценный альбом на стол.
– Папа раздобыл для меня все о Греции! – сообщила она.
– В самом деле? – Так вот чем он занимался днем. – Сам вспомнил?
Мать отвела взгляд, в замешательстве проводя пальцем по краю альбома, нервным движением потянула за украшавший его золотой лист. И снова – неожиданное движение, широкая, счастливая улыбка: мать выдвигает стул и приглашает Барбару сесть.
– Посмотри, дорогая, вот оно – наше путешествие.
Альбом раскрыт, быстро пролистываются страницы «поездок» по Италии, Франции, Турции – о, это было настоящее приключение! – и Перу. Наконец они добрались до нового раздела, посвященного Греции.
– Мы остановились в этом отеле на Корфу. Видишь, как он удачно расположен, на самом берегу? Мы могли поехать в Канон, там новая гостиница, но мне так понравился этот вид, а тебе, любовь моя?
У Барбары разболелись глаза, но она не сдавалась. Сколько же это будет тянуться? Неужели это никогда не кончится?
– Ты не ответила мне, Барбара! – Голос матери дрожал от напряжения. – Я столько провозилась с этой поездкой, весь день наклеивала! Ведь хороший вид на море лучше, чем новый отель в Каноне, ты согласна, радость моя?
– Намного лучше, мама, – выдавила из себя Барбара, поднимаясь на ноги. – У меня завтра с утра работа. Можно отложить Грецию на потом?
Как мать это примет?
– Какая работа?
– Это… небольшая семейная проблема в Йоркшире. Я уеду на несколько дней. Ты справишься одна или мне попросить миссис Густавсон, чтобы она пожила у нас? – Дивная мысль: пусть глухая присмотрит за безумной.
– Миссис Густавсон? – Захлопнув альбом, мать негодующе выпрямилась. – Ну уж нет, дорогая. Мы с папой прекрасно справимся и сами. Мы же всегда справлялись. Кроме того года, когда Тони…
В этой комнате удушливо, непереносимо жарко. Господи, хоть бы глоточек свежего воздуха! Один глоточек. На минутку. Барбара кинулась к задней двери, выходившей в заросший сорняками сад.
– Куда ты? – испуганно вскрикнула мать, в ее голосе уже нарастали истерические нотки. – Там ничего нет! Нельзя выходить из дому после наступления темноты!
Барбара подхватила газетный сверток со своим ужином.
– Выброшу мусор. Я всего на минутку, мам. Можешь постоять у двери, посмотреть, чтоб со мной ничего не случилось.
– Но… у самой двери?
– Если хочешь.
– Нет, мне не следует стоять у открытой двери. Оставь ее приоткрытой, только щелочку. Если что случится, зови меня.
– Отличный план, ма. – Со свертком в руках Барбара торопливо вышла в темноту.
Пару минут. Она жадно вдыхала холодный воздух, прислушиваясь к знакомым с младенчества звукам и нащупывая в кармане измятую пачку сигарет. Выудила одну, закурила, прищурилась на усеянное звездами небо.
Как могло это случиться с ее матерью? Конечно, все началось с Тони. Веселый, веснушчатый мальчишка. Словно порыв весеннего ветра посреди окружавшей их зимы. Смотри, смотри, что я сейчас сделаю, Барби! Я все могу! Химические реактивы и резиновые мячи, крикет на школьной площадке и салки по вечерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
В домике слева миссис Густавсон смотрела программу Би-би-си. Старуха была глуховата и включала звук на полную мощность, а потому наслаждаться сериалом вместе с ней приходилось всей округе. На другой стороне улицы, как всегда, супруги Кирби громко бранились, чтобы затем примириться на супружеском ложе, а четверо их детей старались отвлечься от этой сцены, швыряя комья грязи в тощую кошку, выглядывавшую из соседнего подвала.
Барбара, вздыхая, нащупала в кармане ключ и вошла в дом. Пахло курицей с зеленым горошком. Барбаре этот привычный застоявшийся запах показался зловонием.
– Это ты, дорогуша? – послышался мамин голос. – Немножко припозднилась, милая? Гуляла с друзьями?
Курам на смех!
– Я работала, мама. Меня снова перевели в следственный отдел.
Мать бесшумно возникла в дверях гостиной. Невысокого роста, как и Барбара, но пугающе худая, словно долгая болезнь изнурила ее тело, постепенно высасывая из него силы и приближая ее жизнь к концу.
– В следственный отдел? – переспросила она жалобным голосом. – Зачем же, Барбара? Ты же знаешь, как я к этому отношусь, лапочка ты моя! – С этими словами она нервозно принялась тереть иссохшей рукой заострившийся подбородок. Чересчур большие глаза опухли и покраснели, словно старуха весь день проплакала.
– Я купила тебе персиков, – вместо ответа сказала Барбара, помахивая кульком. – Турагентство было уже закрыто, к сожалению. Я даже в дверь постучала, чтобы они спустились из своей квартиры, но они, наверное, ушли погулять.
Забыв о своих тревогах по поводу следственного отдела, миссис Хейверс ухватилась за складку на груди своего старенького платья, потянула, скручивая в узел, словно пряча внутри какой-то секрет. Ее лицо внезапно изменилось, просияло детской радостью.
– О, это не страшно. Погоди, сейчас я тебе покажу. Ступай на кухню, я только на минутку. Ужин еще теплый.
Барбара прошла через гостиную, содрогаясь и от воплей телевизора, и от затхлого запаха никогда не проветривавшегося помещения. Кухня насквозь пропахла ароматами переваренного цыпленка и залежавшегося гороха. Это ничуть не лучше. Злобно посмотрев на дожидавшуюся ее на столе тарелку, Барбара осторожно потыкала вилкой увядшее мясо. Курица на ощупь была каменная, скользкая и отвратная, словно ее хранили в формальдегиде, дожидаясь вскрытия. Холодный жир застыл сгустками, маленькая лужица масла растеклась на засохших горошинах: они выглядели так, точно пролежали тут по меньшей мере неделю.
«Великолепно!» – подумала Барбара. Интересно, а «чудный крабовый салат» тоже превратится наутро в такую мерзость? Барбара огляделась в поисках газеты и, как всегда, обнаружила ее на сиденье шаткого кухонного стула. Оторвав первую страницу и расправив ее на столе, Барбара вывалила свой ужин прямо на улыбающееся лицо герцогини Кентской.
– Лапонька, неужели ты выбросила свой вкусненький ужин?
Черт! Обернувшись, Барбара посмотрела прямо в потрясенное лицо матери – губы шевелятся, пытаясь высказать обиду, лицо сморщилось, выцветшие голубые глаза наполнились слезами. К иссохшей груди мать прижимает альбом, обтянутый искусственной кожей.
– Ты меня застукала, ма. – Барбара выжала из себя улыбку, приобняв старуху за тощие плечики и подводя ее к столу. – Я уже перекусила в Скотленд-Ярде, так что мне есть не хочется. Или надо было оставить это вам с папой на завтра?
Миссис Хейверс быстро сморгнула. Боже, как легко, как чудовищно легко она утешилась!
– Нет, наверное, нет. Конечно же, нет. Мы же не станем есть курицу с горохом два дня подряд, верно? – Она ласково засмеялась и положила драгоценный альбом на стол.
– Папа раздобыл для меня все о Греции! – сообщила она.
– В самом деле? – Так вот чем он занимался днем. – Сам вспомнил?
Мать отвела взгляд, в замешательстве проводя пальцем по краю альбома, нервным движением потянула за украшавший его золотой лист. И снова – неожиданное движение, широкая, счастливая улыбка: мать выдвигает стул и приглашает Барбару сесть.
– Посмотри, дорогая, вот оно – наше путешествие.
Альбом раскрыт, быстро пролистываются страницы «поездок» по Италии, Франции, Турции – о, это было настоящее приключение! – и Перу. Наконец они добрались до нового раздела, посвященного Греции.
– Мы остановились в этом отеле на Корфу. Видишь, как он удачно расположен, на самом берегу? Мы могли поехать в Канон, там новая гостиница, но мне так понравился этот вид, а тебе, любовь моя?
У Барбары разболелись глаза, но она не сдавалась. Сколько же это будет тянуться? Неужели это никогда не кончится?
– Ты не ответила мне, Барбара! – Голос матери дрожал от напряжения. – Я столько провозилась с этой поездкой, весь день наклеивала! Ведь хороший вид на море лучше, чем новый отель в Каноне, ты согласна, радость моя?
– Намного лучше, мама, – выдавила из себя Барбара, поднимаясь на ноги. – У меня завтра с утра работа. Можно отложить Грецию на потом?
Как мать это примет?
– Какая работа?
– Это… небольшая семейная проблема в Йоркшире. Я уеду на несколько дней. Ты справишься одна или мне попросить миссис Густавсон, чтобы она пожила у нас? – Дивная мысль: пусть глухая присмотрит за безумной.
– Миссис Густавсон? – Захлопнув альбом, мать негодующе выпрямилась. – Ну уж нет, дорогая. Мы с папой прекрасно справимся и сами. Мы же всегда справлялись. Кроме того года, когда Тони…
В этой комнате удушливо, непереносимо жарко. Господи, хоть бы глоточек свежего воздуха! Один глоточек. На минутку. Барбара кинулась к задней двери, выходившей в заросший сорняками сад.
– Куда ты? – испуганно вскрикнула мать, в ее голосе уже нарастали истерические нотки. – Там ничего нет! Нельзя выходить из дому после наступления темноты!
Барбара подхватила газетный сверток со своим ужином.
– Выброшу мусор. Я всего на минутку, мам. Можешь постоять у двери, посмотреть, чтоб со мной ничего не случилось.
– Но… у самой двери?
– Если хочешь.
– Нет, мне не следует стоять у открытой двери. Оставь ее приоткрытой, только щелочку. Если что случится, зови меня.
– Отличный план, ма. – Со свертком в руках Барбара торопливо вышла в темноту.
Пару минут. Она жадно вдыхала холодный воздух, прислушиваясь к знакомым с младенчества звукам и нащупывая в кармане измятую пачку сигарет. Выудила одну, закурила, прищурилась на усеянное звездами небо.
Как могло это случиться с ее матерью? Конечно, все началось с Тони. Веселый, веснушчатый мальчишка. Словно порыв весеннего ветра посреди окружавшей их зимы. Смотри, смотри, что я сейчас сделаю, Барби! Я все могу! Химические реактивы и резиновые мячи, крикет на школьной площадке и салки по вечерам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89