ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Эта мысль до такой степени преследовала его, что однажды ночью ему приснился ужасный сон — он видел лицо малютки Изабеллы, но это было не лицо, а мертвая маска, бледная, холодная, исхудавшая от голода.
Этот сон заставил его решиться. Он должен отправиться в форт Черчилл. А если Мак-Табб не был там, он пойдет в его хижину на Малый Бобер и узнает, что сталось с Изабеллой и малюткой. Несколько дней спустя, 27—го января, температура внезапно повысилась, и Билли решил воспользоваться этой благоприятной переменой. С ним вместе в Черчилл отправился один метис, и они вышли в путь на следующее утро. К 20—му февраля они пришли в форт Черчилл.
Билли сейчас же зашел в управление. За два года тут произошли значительные перемены, и из старых служащих остался всего один, с которым Мак-Вей обменялся рукопожатием. Его первый вопрос был о Мак-Таббе и Изабелле Дин. Ни одного из них не было сейчас в Черчилле, ни одни не бывал там во время службы нового дежурного офицера.
Но Мак-Вея ожидали три письма. Приходило еще до полудюжины, но их отослали по его старому следу и они где-то затерялись. Эти три недавно вернулись из Фон-дю-Лака. Одно было от Пелетье — четвертое, которое он писал, по его словам, не получая ответа. У Пелетье уже родилась девочка и он спрашивал, уж не умер ли Билли. Второе письмо было от его компаньона из Кабальта.
Третье он долго вертел в руках, прежде чем решился распечатать. Оно не слишком походило на письмо. Оно было измято и порвано на углах и так перепачкано и подмочено водой, что адрес едва можно было разобрать. Оно побывало в Фон-дю-Лаке, а оттуда следовало за ним в Чайквиан. Он распечатал его и увидел, что само письмо было немногим более разборчиво, чем адрес на конверте. Последние слова сохранились, и он громко вскрикнул, убедившись, что оно от Мак-Табба.
Он подошел к окну и попытался разобрать, что написал Мак-Табб. То тут, то там, где вода не смыла все, он мог прочитать то строчку, то несколько слов. Почти все было совершенно смыто, кроме последнего абзаца. Когда Мак-Вей дошел до него и прочитал первые слова, сердце сразу точно умерло в нем, и он ничего больше не видел. Но потом слово за словом он разобрал конец. Когда он повернул окаменевшее лицо к белым вихрям метели, свирепствовавшей за окном, губы его пересохли так, точно он перенес лихорадку.
Часть этих последних строк была тоже неразборчива, но все же их осталось достаточно, чтобы он мог понять, что случилось в хижине у Малого Бобра.
Мак-Табб писал:
«Нам казалось, что ей стало лучше… опять заболела… сделать все. Но лучше не становилось… умерла ровно через пять недель после вашего отъезда. Мы похоронили ее за самой хижиной… Боже… этот ребенок! Вы не поверите, Билли, как я ее полюбил… отдать ее…».
Дальше было еще десяток строк, но вода все смыла и разобрать их было немыслимо.
Билли сжал письмо в руках. Когда он молча вышел в бушующий хаос метели, новый инспектор подумал: «Какое ужасное известие он получил!».
Глава XXI. УПОРНАЯ ИСКРА
Десять минут Билли слепо боролся с ураганом. Он едва ли сознавал, в каком направлении идет. Но наконец он очутился у опушки леса, бессознательно повторяя имя Изабеллы.
— Умерла… умерла! — бормотал он. — Она умерла… умерла!
И вдруг перед ним сверкнула, пересиливая на мгновенье его горе, мысль о маленькой Изабелле. Она, наверно, все еще там, на Малом Бобре, у Мак-Табба. Среди порывов метели он снова перечитал, что оставалось от письма Мак-Табба:
«Боже… этот ребенок! Вы не поверите, Билли, как я полюбил ее… отдать ее…».
Когда он сунул обратно письмо, в нем наступила реакция. Он быстро повернул обратно к дому инспектора.
— Я отправляюсь на Малый Бобер. Сегодня же, — сказал он. — Кого бы я мог взять с собой отсюда?
Два часа спустя Билли собрался. Товарищем ему вызвался быть один индеец. Собак нельзя было достать ни за деньги ни по дружбе, и они отправились на лыжах на юго-запад с запасом провизии на две недели. Остаток этого дня и следующий они шли с небольшими остановками. С каждым часом нетерпение Билли добраться до хижины Мак-Табба все возрастало.
На утро третьего дня началась вторая из двух ужасных метелей, которые выкосили Север в эту зиму голода и смертей.
Вопреки советам индейца устроить прочную стоянку и выждать повышения температуры, Билли настаивал на продвижении вперед. На пятую ночь среди дикой пустынной местности к западу от Этаупея его индеец не смог разложить костер, и когда Билли подошел к нему, он нашел его умирающим от какой-то странной болезни.
Он сделал для индейца из кедровых ветвей прикрытие от снега и ветра и стал ждать. Температура продолжала падать, и мороз стал невыносимым. С каждым днем провизия уменьшалась, и наконец Билли понял, что они стоят лицом к лицу с ужасающей опасностью. Он заходил все дальше и дальше от стоянки в поисках дичи. Но даже воробьи и северные соколы исчезли.
Однажды у него блеснула мысль, что он может забрать небольшой остаток пищи и попытаться спастись сам. Но мысль эта не возвращалась к нему более. На двенадцатый день индеец умер. Это был ужасный день. Пищи оставалось еще на двадцать четыре часа.
Билли уложил ее со своими одеялами и несколькими жестянками. Он не знал, от какой болезни умер индеец — может быть, от заразной. На всякий случай, чтобы предупредить других, которые могут пробираться той же дорогой, он укрепил над шалашом, где тот умер, шест с красной тряпкой — знак оспы на Севере.
После этого он стал пробираться дальше по глубокому снегу среди бушующей метели, понимая, что для него остается один шанс из тысячи, и этот единственный шанс в том, чтобы идти по ветру.
В конце этого дня непрерывной борьбы с метелью, Мак-Вей устроил себе стоянку у небольшого лесочка, похожего больше на кустарник. Он заметил, что лес и каждое дерево или куст, которые он встречал после полудня, были обнажены со стороны севера. Он приготовил и съел последнюю пищу и на следующий день пошел дальше. Маленький лесок перешел в жалкий кустарник, а кустарник в обширную снежную пустыню, в которой беспощадно хозяйничала метель.
Весь этот день он искал дичь, искал какого-нибудь признака птиц. Он жевал кору, а после полудня набрал полный рот лисьего меха, от которого у него вздулось горло, так что он с трудом мог дышать. Вечером он сварил себе чаю, но есть было нечего. Он ощущал острый, мучительный голод. На следующий день — третий — это была настоящая пытка. Процесс голодания идет очень быстро в этой стране, где наиболее приспособленные должны для поддержания жизни есть четыре или пять раз в день.
Вечером он поставил палатку, разложил небольшой костер и заснул. Он едва смог подняться на следующее утро. Когда он встал на ноги и почувствовал, что метель с прежней силой режет лицо, услышал тот же свист и вой над снежной пустыней, он понял, что настал его последний час, и он стоит перед лицом смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42