ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


– Прикажете доставить на дом? – спросил продавец.
Джон удивленно взглянул на него. Но оказалось, что продавец новый, он не мог знать его привычек.
– Нет, – сказал он укоризненно. – Я всегда отношу свои покупки сам. Я пишу книгу. И не могу позволить, чтобы меня беспокоили.
Расплачиваясь, Джон передал кассиру почтовый чек на тридцать пять долларов и получил сдачу. В бакалейной лавке привыкли к таким чекам-переводам на имя Джона Холта – отправителем на них всегда значился некий Р. Дж. Смит из Южного района Вернона. Джон взял пакет с провизией и вышел из лавки.
– Тронутый, что ли? – спросил новый продавец.
– Да-а, – покачал головой кассир. – Он даже свежего молока никогда не покупает. Сидит на сгущенном. Что вы на это скажете? Соседи говорят, что он сжигает весь свой мусор. В его мусорном ящике, кроме золы, никогда ничего нет. Если постучаться к нему, он ни за что не откроет. Так мне рассказывали. День-деньской строчит свою книгу. Чудак, каких мало. Религиозное помешательство, по-моему. Но какой-то доход к нему поступает, видно, он из состоятельной семьи. Изредка выползает вечером из своей норы и бродит по городу. Сперва над ним подсмеивались, а потом привыкли. Он живет у нас, думаю, около года уже.
А Джон тем временем невозмутимо шагал по главной улице предместья Роузбэнк. В самом темном конце улицы он свернул в подъезд, над которым корявыми буквами, освещенными электрической лампочкой, было написано: «Духовное братство „Спасение“. Приглашаются все желающие. Вход свободный».
Было восемь часов вечера. Члены духовного братства собрались, как всегда, в своем помещении над булочной. Это была крошечная секта, державшаяся самых строгих принципов. Ее члены были убеждены, что только они истинно следуют догматам священного писания, и что только они одни спасутся, что все остальные секты и вероисповедания обречены вечной погибели за противное христианству пристрастие к роскоши, что грешно иметь священников и органы в храмах, а равно и самые храмы, а не пустые помещения с голыми стенами. Свои богослужения они проводили сами, по очереди вставая и обращаясь к присутствующим с толкованием какого-либо библейского текста или просто с хвалебным приветствием собранию благочестивых, которое отвечало возгласами: «Аллилуйя!» и «Аминь, брат наш, аминь». Были они люди тощие, строго одетые, по большей части пожилые и весьма собой довольные. Из них самым почитаемым был Джон Холт.
Джон Холт поселился в предместье Роузбэнк всего одиннадцать месяцев назад. Он купил дом, выстроенный французом Бодеттом, вместе с библиотекой, принадлежавшей последнему владельцу дома – удалившемуся от дел священнику, и заплатил за все новенькими стодолларовыми купюрами. Но он уже успел заслужить глубокое уважение членов братства. Он жил отшельником, почти никуда не выходил, проводя, как видно, дни в молитвах, в чтении и работе над книгой. Последнее вызывало у братии восхищение. Его просили, чтобы он прочитал им свою книгу. Ко времени описываемых событий он прочел им несколько страниц, содержавших главным образом цитаты из древних авторов, толкующих пророков. Он не пропускал почти ни одного собрания и в самой ученой, но абстрактной манере рассуждал перед братьями о «мирском» и «плотском».
В этот вечер он долго распространялся о том, что некто Филон Иудей был попросту софистом. Спасающиеся братья не очень-то понимали, ни кто такой Филон Иудей, ни что такое софист, но все они одобрительно кивали головами и подхватывали:
– Ты прав, брат. Аллилуйя!
Незаметно Джон перешел к своему брату Джэсперу, погрязшему в мирских пороках. Он говорил о нем печально и строго. Рассказывал, как борется с пагубной страстью Джэспера к деньгам. По его просьбе братья помолились за Джэспера.
Собрание окончилось в девять.
– Прекрасно прошло сегодня собрание. Такое свободное изъявление духа! – вздыхая, пожимал Джон руки старейшинам братства.
Он сказал несколько назидательных слов вновь обращенной сестре – служанке, недавно приехавшей в Роузбэнк из Сиэтла. Захватив пузырек с чернилами и пакет с провизией, он мерными шагами спустился по лестнице. И в семь минут десятого покинул молитвенный дом.
В девять часов шестнадцать минут Джон Холт был в своей спальне и стаскивал с себя рыжеватый парик и траурный костюм проповедника. А в девять часов двадцать восемь минут Джон Холт снова превратился в Джэспера Холта, энергичного служащего Лесного банка в Верноне.
Джэспер Холт оставил в спальне своего брата зажженную лампу, быстро сбежал по лестнице, проверил замки парадной двери, запер ее еще на засов, проверил, закрыты ли ставни на окнах, взял пакет с продуктами и кулек конфет, которые привез в коробках, похожих на книги, погасил свет в гостиной и торопливо зашагал по ивовой аллее к машине. Он бросил на сиденье конфеты и пакет, вывел машину задним ходом со двора, уверенно лавируя между кустов, и поехал по безлюдному проулку.
Проезжая мимо болота, он нашарил на сиденье кулек с конфетами, одной рукой развернул его и вытряхнул конфеты из окна. Они так и посыпались дождем в густую придорожную траву. Бумагу с маркой кондитерского магазина «Парфенон» Джэспер сунул к себе в карман. Затем из пакета, на котором тоже стояла марка магазина, он вынул и сложил на сиденье свертки с провизией, а пакет тоже сунул в карман.
Возвращаясь из Роузбэнка в город, он еще раз свернул и остановился у жалкой лачуги, в которой жил старый хромой норвежец. Джэспер просигналил. Из дома выбежал внук норвежца.
– Возьмите, я тут кое-что привез вам, – сказал Джэспер, подавая свертки.
– Да благословит вас бог, сэр. Я не знаю, что бы мы без вас делали, – прошамкал из-за двери старик.
Но Джэспер не стал его слушать.
– На днях заеду опять! – крикнул он и уехал.
В четверть одиннадцатого он остановился у дома, где помещался «Общественный театр» – последняя выдумка высшего вернонского света. Обитатели фешенебельных кварталов чуть не все были членами Театрального клуба, во главе которого стояла дочка самого управляющего железной дорогой. Джэспер Холт, воспитанный и холостой, был радушно принят в среде «лучших людей города», хотя, кроме того, что он отличный кассир и родом из Англии, никто ничего о нем не знал, зато как актера его прямо-таки на руках носили: он был признан как самый талантливый актер-любитель во всем Верноне. Его ничем не примечательное лицо могло вытягиваться в трагическую маску или раздуваться толстощекой шутовской физиономией; его спокойные манеры словно скрывали вулкан страстей. В отличие от других любителей он не «представлял» – он просто перевоплощался. Он забывал о существовании Джэспера Холта и становился то бродягой, то судьей, то лощеным денди Ноэля Кауарда, то странным порождением фантазии Бернарда Шоу или символом из драм лорда Дансейни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11