Я что-то рассказывал Полу о школе живописи Гудзон, когда какая-то леди из группы вдруг цыкнула на нас.
— Вы нам мешаете, — проворчала она.
— Вообще-то это вы нам мешаете, — ответил я. — Но я слишком хорошо воспитан, чтобы вступать с вами в пререкания.
Экскурсовод растерянно замолчала. Я снова повернулся к Полу:
— Эти картины похожи на романы Купера. Дикая природа приятна и чиста. Романтика, понимаешь?
Вся группа дружно обернулась на меня.
Пол шепнул:
— Я никогда не читал ни одного романа этого Купера.
— Прочитаешь, — заверил я. — И когда будешь читать, обязательно вспомнишь эти картины.
Пол снова взглянул на полотно.
— Пойдем, — сказал я. — Мне не хочется слушать здесь свои собственные мысли.
В пять часов мы заглянули в магазин и забрали готовые брюки. Элегантный продавец узнал нас и дружески кивнул. Мы поехали ко мне на квартиру, чтобы Пол мог переодеться.
— Иди в ванную, — распорядился я. — А когда оденешься, захвати сюда это тряпье.
— Мои старые шмотки?
— Да.
— А что одевать?
— Что хочешь.
— Но я не знаю, что с чем идет.
— Ты что? Мы же в магазине все примеряли.
— Я забыл.
— Иди и одевайся, — проворчал я. — Уж здесь-то ты как-нибудь управишься сам. Я не собираюсь постоянно за тобой бегать.
Пол удалился в ванную и пробыл там минут двадцать. Когда он наконец вышел, на нем был серый костюм и белая рубашка. В руках он держал красно-серый галстук.
— Я не умею его завязывать, — пожаловался он.
— Повернись спиной, — приказал я. — Я завяжу.
Он встал перед зеркалом в ванной, я подошел сзади и завязал галстук.
— Ну вот, хорошо, — вздохнул я, подтянув узел и застегнув воротничок рубашки. — Теперь ты выглядишь вполне прилично. Не стрижен, правда, но для балета сойдет.
Пол осмотрел себя в зеркало. Загорелое и обветренное лицо казалось еще более темным на фоне белой рубашки.
— Пошли, — сказал я. — В шесть часов возле театра нас будет ждать Сюзан.
— Она тоже пойдет?
— Да.
— А зачем ей нужно идти с нами?
— Потому что я люблю ее и мы не виделись целых две недели.
Пол понимающе кивнул.
Сюзан ждала на углу Глоусестер и Ньюбери. На ней была бледно-серая юбка, синий блейзер с медными пуговицами, строгая белая блузка с открытым воротом и черные туфли на высоких шпильках. Я заметил ее раньше, чем она увидела нас. Ее чудесные волосы искрились на солнце. Глаза скрывали огромные темные очки. Я остановился. Она ожидала, что мы появимся с Ньюбери, а мы подошли по Глоусестер.
— Чего мы остановились? — спросил Пол.
— Мне нравится смотреть на нее, — ответил я. — Иногда я люблю смотреть на нее так, как будто мы не знакомы, и наблюдать за ней, когда она не видит меня.
— Зачем?
— Мои предки были ирландцами.
Пол только покачал головой.
Я тихонько свистнул и позвал:
— Эй, милашка. Не хочешь немного поразвлечься?
Сюзан повернулась в нашу сторону.
— Мне больше по душе морячки, — улыбнулась она.
Когда мы шли по небольшой аллее к входу в театр, я тихонько шлепнул Сюзан по попке. Она улыбнулась. Но только чуть-чуть.
Было еще рано. В ресторане сидело всего несколько человек. Я придвинул Сюзан стул, и она села напротив меня и Пола.
Мы заказали рис, бобы, “моле” из цыпленка, “кабрито” и мучные лепешки. Пол съел на удивление много, хотя вначале долго ковырял каждое блюдо вилкой, словно проверял, не сможет ли цыпленок выскочить из тарелки и улететь, а потом отрезал и ел крошечными кусочками, как будто опасаясь, что еда отравлена. Сюзан попросила принести “Маргариту”, а я — пару бутылочек пива. Говорили мало. Пол ел, уткнувшись в тарелку. Сюзан отвечала на мои вопросы коротко, и хотя у нее на лице не было ни злости, ни раздражения, я не видел в ее глазах и особой радости.
— Сюз, — сказал я, когда мы допивали кофе. — Поскольку остаток вечера я проведу на балете, я надеялся, что хотя бы здесь мы поболтаем.
— Да что ты, — иронично ответила Сюзан. — Значит, надо полагать, я тебя разочаровала?
Пол, не поднимая головы, ел ананасовое мороженое. Я посмотрел на него и перевел взгляд на Сюзан.
— Нет, просто ты сегодня такая тихая.
— Неужели?
— Ну хорошо, думаю, мы обсудим это в другой раз, — я попытался улыбнуться.
— Прекрасно, — кивнула Сюзан.
— Ты пойдешь с нами на балет?
— Наверное, нет. Мне не очень-то нравится балет.
Официант принес чек. Я заплатил.
— Может, тебя куда-нибудь подвезти? — спросил я.
— Нет, спасибо. Моя машина на Ньюбери-стрит.
Я посмотрел на часы.
— Ну ладно, нам нужно еще успеть к началу. Приятно было повидаться.
Сюзан кивнула и сделала глоток кофе. Я встал. Пол поднялся следом, и мы ушли.
Глава 20
Я был на балете впервые и, не надеясь, что когда-нибудь попаду снова, с интересом следил, какие чудеса проделывают артисты со своими телами. Пол сидел рядом и, замерев, с головой ушел в спектакль.
По дороге домой я спросил его:
— Ты когда-нибудь раньше был на балете?
— Нет. Папаша все время говорил, что это больше для девчонок.
— И снова был наполовину прав, — улыбнулся я. — Так же, как и насчет приготовления пищи.
Пол задумчиво молчал.
— А ты бы хотел выступать в балете?
— Танцевать?
— Да.
— Они бы все равно не разрешили. Они считают, что это... нет, они бы мне не разрешили.
— Ну хорошо, а если бы разрешили, хотел бы?
— Брать уроки и все такое?
— Да.
Он кивнул. Слегка, так что, сидя за рулем и стараясь следить за дорогой, я скорее почувствовал, чем увидел. Это было первое конкретное заявление, которое он сделал, и каким бы робким не был этот кивок, он все же кивнул. Кивнул, а не пожал плечами.
Мы замолчали. Пол не включал радио. Я тоже. После часа езды он, не глядя на меня, тихо спросил:
— А много мужчин танцуют в балете?
— Да, — кивнул я.
— Отец говорит, что они все педики.
— А мать что говорит?
— То же самое.
— Ну, не знаю, как у них там с сексом, но одно я могу сказать точно — они отличные спортсмены. Я не настолько хорошо разбираюсь в танцах, чтобы делать еще какие-то заключения, но знатоки говорят, что почти всегда они еще и одаренные артисты. Неплохое сочетание, правда? Отличный спортсмен, одаренный артист. Ставит их сразу на две ступеньки выше большинства людей и уж точно на одну ступеньку выше всех, за исключением Берни Кейси.
— А кто такой Берни Кейси?
— Когда-то он играл в “Рэме”. А теперь — художник и актер.
На дороге почти не попадались освещенные поселки. “Бронко” мчался сквозь ночь, словно мы были одни в целом мире.
— Зачем они так говорят? — спросил Пол.
— Как?
— Что танцевать — это для девчонок. Что все мужчины, которые танцуют, — педики. Они обо всем так говорят. О приготовлении пищи, о книгах, о кино — обо всем. Почему они так говорят?
— Твои родители?
— Да.
Мы въехали в небольшой поселок и покатили по прямо освещенной улице. Мимо пустой кирпичной школы, мимо старинной пушки со сложенными пирамидой ядрами, мимо пустого магазинчика с рекламой “пепси-колы”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
— Вы нам мешаете, — проворчала она.
— Вообще-то это вы нам мешаете, — ответил я. — Но я слишком хорошо воспитан, чтобы вступать с вами в пререкания.
Экскурсовод растерянно замолчала. Я снова повернулся к Полу:
— Эти картины похожи на романы Купера. Дикая природа приятна и чиста. Романтика, понимаешь?
Вся группа дружно обернулась на меня.
Пол шепнул:
— Я никогда не читал ни одного романа этого Купера.
— Прочитаешь, — заверил я. — И когда будешь читать, обязательно вспомнишь эти картины.
Пол снова взглянул на полотно.
— Пойдем, — сказал я. — Мне не хочется слушать здесь свои собственные мысли.
В пять часов мы заглянули в магазин и забрали готовые брюки. Элегантный продавец узнал нас и дружески кивнул. Мы поехали ко мне на квартиру, чтобы Пол мог переодеться.
— Иди в ванную, — распорядился я. — А когда оденешься, захвати сюда это тряпье.
— Мои старые шмотки?
— Да.
— А что одевать?
— Что хочешь.
— Но я не знаю, что с чем идет.
— Ты что? Мы же в магазине все примеряли.
— Я забыл.
— Иди и одевайся, — проворчал я. — Уж здесь-то ты как-нибудь управишься сам. Я не собираюсь постоянно за тобой бегать.
Пол удалился в ванную и пробыл там минут двадцать. Когда он наконец вышел, на нем был серый костюм и белая рубашка. В руках он держал красно-серый галстук.
— Я не умею его завязывать, — пожаловался он.
— Повернись спиной, — приказал я. — Я завяжу.
Он встал перед зеркалом в ванной, я подошел сзади и завязал галстук.
— Ну вот, хорошо, — вздохнул я, подтянув узел и застегнув воротничок рубашки. — Теперь ты выглядишь вполне прилично. Не стрижен, правда, но для балета сойдет.
Пол осмотрел себя в зеркало. Загорелое и обветренное лицо казалось еще более темным на фоне белой рубашки.
— Пошли, — сказал я. — В шесть часов возле театра нас будет ждать Сюзан.
— Она тоже пойдет?
— Да.
— А зачем ей нужно идти с нами?
— Потому что я люблю ее и мы не виделись целых две недели.
Пол понимающе кивнул.
Сюзан ждала на углу Глоусестер и Ньюбери. На ней была бледно-серая юбка, синий блейзер с медными пуговицами, строгая белая блузка с открытым воротом и черные туфли на высоких шпильках. Я заметил ее раньше, чем она увидела нас. Ее чудесные волосы искрились на солнце. Глаза скрывали огромные темные очки. Я остановился. Она ожидала, что мы появимся с Ньюбери, а мы подошли по Глоусестер.
— Чего мы остановились? — спросил Пол.
— Мне нравится смотреть на нее, — ответил я. — Иногда я люблю смотреть на нее так, как будто мы не знакомы, и наблюдать за ней, когда она не видит меня.
— Зачем?
— Мои предки были ирландцами.
Пол только покачал головой.
Я тихонько свистнул и позвал:
— Эй, милашка. Не хочешь немного поразвлечься?
Сюзан повернулась в нашу сторону.
— Мне больше по душе морячки, — улыбнулась она.
Когда мы шли по небольшой аллее к входу в театр, я тихонько шлепнул Сюзан по попке. Она улыбнулась. Но только чуть-чуть.
Было еще рано. В ресторане сидело всего несколько человек. Я придвинул Сюзан стул, и она села напротив меня и Пола.
Мы заказали рис, бобы, “моле” из цыпленка, “кабрито” и мучные лепешки. Пол съел на удивление много, хотя вначале долго ковырял каждое блюдо вилкой, словно проверял, не сможет ли цыпленок выскочить из тарелки и улететь, а потом отрезал и ел крошечными кусочками, как будто опасаясь, что еда отравлена. Сюзан попросила принести “Маргариту”, а я — пару бутылочек пива. Говорили мало. Пол ел, уткнувшись в тарелку. Сюзан отвечала на мои вопросы коротко, и хотя у нее на лице не было ни злости, ни раздражения, я не видел в ее глазах и особой радости.
— Сюз, — сказал я, когда мы допивали кофе. — Поскольку остаток вечера я проведу на балете, я надеялся, что хотя бы здесь мы поболтаем.
— Да что ты, — иронично ответила Сюзан. — Значит, надо полагать, я тебя разочаровала?
Пол, не поднимая головы, ел ананасовое мороженое. Я посмотрел на него и перевел взгляд на Сюзан.
— Нет, просто ты сегодня такая тихая.
— Неужели?
— Ну хорошо, думаю, мы обсудим это в другой раз, — я попытался улыбнуться.
— Прекрасно, — кивнула Сюзан.
— Ты пойдешь с нами на балет?
— Наверное, нет. Мне не очень-то нравится балет.
Официант принес чек. Я заплатил.
— Может, тебя куда-нибудь подвезти? — спросил я.
— Нет, спасибо. Моя машина на Ньюбери-стрит.
Я посмотрел на часы.
— Ну ладно, нам нужно еще успеть к началу. Приятно было повидаться.
Сюзан кивнула и сделала глоток кофе. Я встал. Пол поднялся следом, и мы ушли.
Глава 20
Я был на балете впервые и, не надеясь, что когда-нибудь попаду снова, с интересом следил, какие чудеса проделывают артисты со своими телами. Пол сидел рядом и, замерев, с головой ушел в спектакль.
По дороге домой я спросил его:
— Ты когда-нибудь раньше был на балете?
— Нет. Папаша все время говорил, что это больше для девчонок.
— И снова был наполовину прав, — улыбнулся я. — Так же, как и насчет приготовления пищи.
Пол задумчиво молчал.
— А ты бы хотел выступать в балете?
— Танцевать?
— Да.
— Они бы все равно не разрешили. Они считают, что это... нет, они бы мне не разрешили.
— Ну хорошо, а если бы разрешили, хотел бы?
— Брать уроки и все такое?
— Да.
Он кивнул. Слегка, так что, сидя за рулем и стараясь следить за дорогой, я скорее почувствовал, чем увидел. Это было первое конкретное заявление, которое он сделал, и каким бы робким не был этот кивок, он все же кивнул. Кивнул, а не пожал плечами.
Мы замолчали. Пол не включал радио. Я тоже. После часа езды он, не глядя на меня, тихо спросил:
— А много мужчин танцуют в балете?
— Да, — кивнул я.
— Отец говорит, что они все педики.
— А мать что говорит?
— То же самое.
— Ну, не знаю, как у них там с сексом, но одно я могу сказать точно — они отличные спортсмены. Я не настолько хорошо разбираюсь в танцах, чтобы делать еще какие-то заключения, но знатоки говорят, что почти всегда они еще и одаренные артисты. Неплохое сочетание, правда? Отличный спортсмен, одаренный артист. Ставит их сразу на две ступеньки выше большинства людей и уж точно на одну ступеньку выше всех, за исключением Берни Кейси.
— А кто такой Берни Кейси?
— Когда-то он играл в “Рэме”. А теперь — художник и актер.
На дороге почти не попадались освещенные поселки. “Бронко” мчался сквозь ночь, словно мы были одни в целом мире.
— Зачем они так говорят? — спросил Пол.
— Как?
— Что танцевать — это для девчонок. Что все мужчины, которые танцуют, — педики. Они обо всем так говорят. О приготовлении пищи, о книгах, о кино — обо всем. Почему они так говорят?
— Твои родители?
— Да.
Мы въехали в небольшой поселок и покатили по прямо освещенной улице. Мимо пустой кирпичной школы, мимо старинной пушки со сложенными пирамидой ядрами, мимо пустого магазинчика с рекламой “пепси-колы”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40