— С написанием этого портрета связана в высшей степени примечательная история.
— В самом деле? — Владелец Поместья заинтересованно приподнял брови. Мистер Биггер откинулся на спинку кресла.
— Дама, которую вы видите перед собой, — начал он, указывая на портрет, — была супругой четвёртого графа Хертмора. Ныне этого рода не существует: девятый по счёту граф скончался в прошлом году. Я приобрёл эту картину при распродаже фамильного имущества. Грустно быть свидетелем исчезновения старинных родовитых семейств.
Мистер Биггер вздохнул. Владелец Поместья сохранял торжественный вид, как если бы находился в церкви. Оба помолчали, затем мистер Биггер заговорил снова, уже другим тоном:
— Судя по известным мне изображениям, четвёртый граф Хертмор был длиннолиц, сумрачен — короче, блестящей внешностью не отличался. Нельзя было представить его себе молодым: он принадлежал к тем людям, которым на вид всегда около пятидесяти. Главный интерес его жизни составляли музыка и римские древности. На одном из портретов в левой руке он держит флейту из слоновой кости, правой опирается на обломок римского изваяния. Едва ли не половину жизни он провёл в Италии в поисках античных редкостей и слушая музыку. На пятьдесят пятом году он вдруг решил, что настало время жениться. Вот его избранница. — Мистер Биггер указал на портрет. — Состояние и титул, очевидно, возместили многие недостатки графа. При взгляде на леди Хертмор едва ли скажешь, что она питала живой интерес к римским древностям. Полагаю, что теория и история музыки столь же мало её волновали. Она любила наряжаться, блистать в свете, флиртовать, играть в карты — словом, наслаждаться жизнью сполна. Новоиспечённые супруги, надо думать, не слишком ладили между собой, однако до открытого разрыва дело не доходило. Спустя год после женитьбы лорд Хертмор предпринял очередную поездку в Италию. Супруги прибыли в Венецию ранней осенью. Для лорда Хертмора Венеция была городом нескончаемой музыки. Его ждали ежедневные концерты Галуппи в сиротском приюте «Мизерикордия» . Его ждали творения Пиччинни в театре «Сайта-Мария». Его ждали оперные премьеры в театре «Сан-Моизе» и дивные кантаты во множестве соборов. Его ждали любительские концерты, ждали Порпора и лучшие певцы Европы, ждал Тартини , ждали другие величайшие скрипачи-виртуозы. Леди Хертмор ждала от Венеции совсем иного. Для неё Венеция означала азартную игру в «Ридотто» , балы-маскарады, весёлое общество за ужином — словом, все удовольствия самого увлекательного из городов на свете. Так как оба вели независимый образ жизни, ничто не нарушило бы их счастья, если бы однажды лорду Хертмору не пришла в голову злополучная мысль заказать портрет супруги. Ему рекомендовали Джанголини как молодого, подающего большие надежды живописца. Вскоре начались сеансы. Джанголини был красив и дерзок, Джанголини был юн. Искусством любви, как и кистью, он владел в совершенстве. Могла ли леди Хертмор устоять перед ним, если только ей не были чужды человеческие слабости? А человеческие слабости были ей отнюдь не чужды.
— Как и всем нам, верно? — Владелец Поместья ткнул мистера Биггера пальцем в бок и расхохотался.
Из вежливости мистер Биггер тоже немного посмеялся; когда же приступ веселья у собеседника миновал, он возобновил свой рассказ:
— В конце концов они задумали бежать вдвоём за границу, обосноваться в Вене и жить на фамильные драгоценности рода Хертморов, заботу о сохранности которых леди Хертмор должна была взять на себя. Драгоценности эти стоили не менее двадцати тысяч, а в Вене, во времена Марии-Терезии , на одни только проценты с этой суммы можно было существовать вполне безбедно.
Подготовка к побегу длилась недолго. Друг Джанголини оказал влюблённым всяческое содействие: раздобыл паспорта на вымышленное имя, нанял лошадей, которые должны были ожидать их на материке, предоставил им в распоряжение собственную гондолу. Бежать они условились сразу после заключительного сеанса. И вот этот день настал. Лорд Хертмор, как обычно, в гондоле доставил супругу в мастерскую Джанголини, где она устроилась в похожем на трон кресле с высокой спинкой, и снова отправился на концерт Галуппи в «Мизерикордии». В ту пору карнавал был в полном разгаре. Даже среди бела дня по улицам всё расхаживали в масках. Леди Хертмор носила маску из чёрного шёлка — ту самую, что вы видите на портрете у неё в руке. Её супруг, отнюдь не склонный к увеселениям и порицавший карнавальный разгул, всё же предпочитал следовать причудливым нравам горожан, дабы не привлекать к себе ненужного внимания.
Обычным одеянием знатных венецианцев в карнавальные недели были чёрный плащ до пят, громадная треугольная чёрная шляпа и маска из белой бумаги с длинным носом. Так же одевался и лорд Хертмор, ничем не желая отличаться от других. Угрюмый, невозмутимо степенный английский милорд, облачённый в шутовской наряд участника весёлого маскарада, должно быть, представлял собой на редкость нелепое и ни с чем не сообразное зрелище. «Панталоне в костюме Пульчинеллы» — так прозвали его наши любовники: старый дурень в извечной комедии, выряженный шутом. Итак, в то утро, как я уже сказал, лорд Хертмор, как обычно, явился в нанятой гондоле вместе со своей супругой. Что до леди Хертмор, то она явилась со спрятанной в складках просторного плаща кожаной шкатулкой, в которой на шёлковой подкладке уютно покоились фамильные драгоценности Хертморов. Сидя в тёмной каюте гондолы, супруги провожали взглядом соборы, роскошно украшенные палаццо и высокие, скромного вида здания, медленно скользившие мимо них. Из-под маски Панча голос лорда Хертмора звучал глухо, размеренно, невозмутимо:
— Высокоученый падре Мартини , — говорил он, — намерен оказать мне высокую честь — отобедать завтра у нас. На свете нет человека, более сведущего в истории музыки. Я прошу вас отнестись к нему со всею предупредительностью.
— Вы можете быть уверены в этом, милорд. — Она едва сдерживала внутреннее ликование, готовое вот-вот прорваться наружу. Завтра в обеденный час она будет уже далеко отсюда, за кордоном. Миновав Горицию, она будет мчаться по направлению к Вене. Бедный старик Панталоне! Впрочем, жалости к нему она совсем не испытывала. В конце концов, он остаётся со своей музыкой, к тому же у него целая куча мраморных обломков. Под плащом она ещё крепче сжимала шкатулку с драгоценностями. Сколь восхитительно волнующей была её тайна!
Мистер Биггер заломил руки и театральным жестом прижал их к левой стороне груди. Он испытывал подлинное блаженство. Повернув к Владельцу Поместья свой острый, словно бы лисий, нос, он благодушно улыбнулся. Владелец Поместья сидел неподвижно, весь обратившись в слух.
1 2 3 4
— В самом деле? — Владелец Поместья заинтересованно приподнял брови. Мистер Биггер откинулся на спинку кресла.
— Дама, которую вы видите перед собой, — начал он, указывая на портрет, — была супругой четвёртого графа Хертмора. Ныне этого рода не существует: девятый по счёту граф скончался в прошлом году. Я приобрёл эту картину при распродаже фамильного имущества. Грустно быть свидетелем исчезновения старинных родовитых семейств.
Мистер Биггер вздохнул. Владелец Поместья сохранял торжественный вид, как если бы находился в церкви. Оба помолчали, затем мистер Биггер заговорил снова, уже другим тоном:
— Судя по известным мне изображениям, четвёртый граф Хертмор был длиннолиц, сумрачен — короче, блестящей внешностью не отличался. Нельзя было представить его себе молодым: он принадлежал к тем людям, которым на вид всегда около пятидесяти. Главный интерес его жизни составляли музыка и римские древности. На одном из портретов в левой руке он держит флейту из слоновой кости, правой опирается на обломок римского изваяния. Едва ли не половину жизни он провёл в Италии в поисках античных редкостей и слушая музыку. На пятьдесят пятом году он вдруг решил, что настало время жениться. Вот его избранница. — Мистер Биггер указал на портрет. — Состояние и титул, очевидно, возместили многие недостатки графа. При взгляде на леди Хертмор едва ли скажешь, что она питала живой интерес к римским древностям. Полагаю, что теория и история музыки столь же мало её волновали. Она любила наряжаться, блистать в свете, флиртовать, играть в карты — словом, наслаждаться жизнью сполна. Новоиспечённые супруги, надо думать, не слишком ладили между собой, однако до открытого разрыва дело не доходило. Спустя год после женитьбы лорд Хертмор предпринял очередную поездку в Италию. Супруги прибыли в Венецию ранней осенью. Для лорда Хертмора Венеция была городом нескончаемой музыки. Его ждали ежедневные концерты Галуппи в сиротском приюте «Мизерикордия» . Его ждали творения Пиччинни в театре «Сайта-Мария». Его ждали оперные премьеры в театре «Сан-Моизе» и дивные кантаты во множестве соборов. Его ждали любительские концерты, ждали Порпора и лучшие певцы Европы, ждал Тартини , ждали другие величайшие скрипачи-виртуозы. Леди Хертмор ждала от Венеции совсем иного. Для неё Венеция означала азартную игру в «Ридотто» , балы-маскарады, весёлое общество за ужином — словом, все удовольствия самого увлекательного из городов на свете. Так как оба вели независимый образ жизни, ничто не нарушило бы их счастья, если бы однажды лорду Хертмору не пришла в голову злополучная мысль заказать портрет супруги. Ему рекомендовали Джанголини как молодого, подающего большие надежды живописца. Вскоре начались сеансы. Джанголини был красив и дерзок, Джанголини был юн. Искусством любви, как и кистью, он владел в совершенстве. Могла ли леди Хертмор устоять перед ним, если только ей не были чужды человеческие слабости? А человеческие слабости были ей отнюдь не чужды.
— Как и всем нам, верно? — Владелец Поместья ткнул мистера Биггера пальцем в бок и расхохотался.
Из вежливости мистер Биггер тоже немного посмеялся; когда же приступ веселья у собеседника миновал, он возобновил свой рассказ:
— В конце концов они задумали бежать вдвоём за границу, обосноваться в Вене и жить на фамильные драгоценности рода Хертморов, заботу о сохранности которых леди Хертмор должна была взять на себя. Драгоценности эти стоили не менее двадцати тысяч, а в Вене, во времена Марии-Терезии , на одни только проценты с этой суммы можно было существовать вполне безбедно.
Подготовка к побегу длилась недолго. Друг Джанголини оказал влюблённым всяческое содействие: раздобыл паспорта на вымышленное имя, нанял лошадей, которые должны были ожидать их на материке, предоставил им в распоряжение собственную гондолу. Бежать они условились сразу после заключительного сеанса. И вот этот день настал. Лорд Хертмор, как обычно, в гондоле доставил супругу в мастерскую Джанголини, где она устроилась в похожем на трон кресле с высокой спинкой, и снова отправился на концерт Галуппи в «Мизерикордии». В ту пору карнавал был в полном разгаре. Даже среди бела дня по улицам всё расхаживали в масках. Леди Хертмор носила маску из чёрного шёлка — ту самую, что вы видите на портрете у неё в руке. Её супруг, отнюдь не склонный к увеселениям и порицавший карнавальный разгул, всё же предпочитал следовать причудливым нравам горожан, дабы не привлекать к себе ненужного внимания.
Обычным одеянием знатных венецианцев в карнавальные недели были чёрный плащ до пят, громадная треугольная чёрная шляпа и маска из белой бумаги с длинным носом. Так же одевался и лорд Хертмор, ничем не желая отличаться от других. Угрюмый, невозмутимо степенный английский милорд, облачённый в шутовской наряд участника весёлого маскарада, должно быть, представлял собой на редкость нелепое и ни с чем не сообразное зрелище. «Панталоне в костюме Пульчинеллы» — так прозвали его наши любовники: старый дурень в извечной комедии, выряженный шутом. Итак, в то утро, как я уже сказал, лорд Хертмор, как обычно, явился в нанятой гондоле вместе со своей супругой. Что до леди Хертмор, то она явилась со спрятанной в складках просторного плаща кожаной шкатулкой, в которой на шёлковой подкладке уютно покоились фамильные драгоценности Хертморов. Сидя в тёмной каюте гондолы, супруги провожали взглядом соборы, роскошно украшенные палаццо и высокие, скромного вида здания, медленно скользившие мимо них. Из-под маски Панча голос лорда Хертмора звучал глухо, размеренно, невозмутимо:
— Высокоученый падре Мартини , — говорил он, — намерен оказать мне высокую честь — отобедать завтра у нас. На свете нет человека, более сведущего в истории музыки. Я прошу вас отнестись к нему со всею предупредительностью.
— Вы можете быть уверены в этом, милорд. — Она едва сдерживала внутреннее ликование, готовое вот-вот прорваться наружу. Завтра в обеденный час она будет уже далеко отсюда, за кордоном. Миновав Горицию, она будет мчаться по направлению к Вене. Бедный старик Панталоне! Впрочем, жалости к нему она совсем не испытывала. В конце концов, он остаётся со своей музыкой, к тому же у него целая куча мраморных обломков. Под плащом она ещё крепче сжимала шкатулку с драгоценностями. Сколь восхитительно волнующей была её тайна!
Мистер Биггер заломил руки и театральным жестом прижал их к левой стороне груди. Он испытывал подлинное блаженство. Повернув к Владельцу Поместья свой острый, словно бы лисий, нос, он благодушно улыбнулся. Владелец Поместья сидел неподвижно, весь обратившись в слух.
1 2 3 4