Она ему мимикой скажет, где ему постелено, где его ночлег, и пусть там себе дрыхнет!
И вдруг ее осенила счастливая мысль. Она сообразила, что сможет устроить президента за перегородкой, в так называемом кабинете директрисы. Правда, кабинет этот не ахти какой важный, простая кабина, но там стоит диванчик. Нельзя, конечно, сказать, что диванчик этот предназначен для президента. Это отнюдь не из тех диванов, на которых должны спать президенты. Пружины торчат во все стороны, и надо быть настоящим виртуозом, циркачом, чтобы провести здесь ночь. Но что поделаешь, иного выхода нет. Это все же лучше, чем ночевать в коридоре на раскладушке тоже не лучшего качества.
«Ну и ну! Такая напасть! – не переставала сокрушаться тетя Хася Карасик. – Может быть, позвонить кому-нибудь из старших, пусть посоветуют, как ей быть? Но сегодня разве кого застанешь дома – выходной день. И кому станешь морочить посреди ночи голову со своим злосчастным президентом? Жаль, была бы теперь директриса – подняла бы ее немедленно, и пусть дает указание, что делать».
Короче говоря, на бога надейся, а сам не плошай. Она должна на свой страх и риск все решить. Надо как-нибудь принять этого президента, а там будет видно. К утру должна вернуться Настасья Петровна, и все уладится. Да, не первый год служит здесь тетя Хася Карасик, разных гостей принимала, но никогда еще не доводилось видеть здесь живого президента не то что из Америки, а даже из Греции или Конго.
Прежде всего надо побежать приготовить диван, затолкать обратно пружины, дабы они, не приведи господи, не впились в нежные ребра знатного гостя. Если он таки вежливый человек, не грубиян, этот президент, то не должен обращать внимания на то, какой диван ему дадут. Не должен обижаться, если постель не окажется как у него дома. Находишься в дороге, а не под крылышком у жены или тещи. Если желает шикарную гостиницу, пусть едет в Киев, Москву, Ленинград. Тут пока таких не построили.
Она так углубилась опять в свои размышления, что не заметила, как время пролетело. Не успела, как говорится, оглядеться, как к крыльцу отеля подкатила машина и оттуда, кряхтя и громко зевая, выбрался толстенький, как кубышка, подвижный старик, на голове которого торчал помятый берет. На нем были коротенькая курточка, короткие штаны, заправленные в гетры. Крупное круглое лицо его было испещрено морщинами, большие очки на куцом носу увеличивали бегающие глазки. Под чуть вздернутым носом торчали, словно приклеенные, короткие седые усики.
Если говорить правду, тетя Хася Карасик немного испугалась, увидев этого человека. Она высунулась в окно,-поискала глазами его охрану, солдат, которые должны охранять президента, но он был один.
«Да, странный президент, – подумала тетя Хася Карасик, – что-то по одежде не видно, чтобы он был похож на президента». В самом деле, куцая спортивная куртка с множеством пуговиц и побрякушек, железяк вызывала у нее недоверие. У нас, кажется, простой школьник постеснялся бы надеть такие куцые штанишки и такую сковородку на голову. «Что-то не похож на президента:…» – сверлило в мозгу.
Тем временем распахнулась дверь, и шофер внес в коридор два пузатых чемодана, казавшихся толще хозяина.
Парень насмешливо взглянул на удивленную дежурную и кинул:
– Мамаша, прошу любить и жаловать. Принимайте гостей. Это я вам звонил…
Он попрощался с гостем, кивнул тете Хасе Карасик и сразу уехал.
И вот они стоят лицом к лицу, тетя Хася Карасик из Хмельника и президент из Америки.
Старушка была почти в полуобморочном состоянии, не в силах произнести слово, не сводила испуганных глаз с президента.
Только через две-три минуты она немного пришла в себя и ее посетила удивительная мысль. Она могла поклясться, что этот толстячок со сморщенным лицом и бегающими глазами, с бродячей улыбочкой никакой не президент. А если подумать – большое счастье теперь работать где-нибудь президентом. Порази ее гром, если б она пожелала хоть на одну неделю поменяться должностью с президентом. Удивительная штука – только и читаешь в газетах, что где-то сместили президента, где-то выгнали, отравили, убили. Да что и говорить – опасная стала профессия!
И она посмотрела на гостя с нескрываемой жалостью и сочувствием. А он на нее, на дежурную – с ехидной улыбочкой. Ему еще весело, что вы скажете!
Этого она уже никак не могла понять.
Ну и положение! Что она ему могла сказать) Сколько она так может стоять перед ним молча, как немая? Но какой выход? Она его не понимает, а он ее, вот и пляши!
И вдруг гость решился заговорить первым:
– О, гуд монинг, миссис, о'кей! Простите, мадам, не знаю, как вас величать. Это вы будете здесь презес, президент этого милого отель-корпорейшн, простите?
Что? Что он сказал?
У тети Хаси Карасик потемнело в глазах, когда услыхала, что она уже тоже президент. Только этого ей не хватало. Если это услышат, упаси бог, подруги, сослуживцы, в Хмельнике ей места не будет! Засмеют. Улицу не дадут пройти. Вы себе представляете, что значит попасть на языки соседушек. Тут же придется сесть на поезд и бежать на край света: тетя Хася Карасик – президент…
Эти мысли вывели старушку из оцепенения, и она осмелела, перебила президента на полуслове:
– Зачем же вам смеяться над старой женщиной? Какой же из меня президент? Мне недавно позвонили из Винницы и сказали, что вы презес, вернее, президент… Президент Америки…
Гость разразился таким смехом, что стекла задрожали и кто-то из спавших стал чертыхаться.
– Миссис, что вы сказали? Я, я – президент Америки?! Так вам и сказали? И вы меня приняли за президента?
Он ржал, как лошадь, и берет-сковородка слетел с головы.
Тетя Хася Карасик его с трудом успокоила. Умоляла замолчать, не смеяться, кивала на боковые двери, где спали постояльцы.
Президент немного угомонился, вытер большим клетчатым платком вспотевшее лицо, близорукие глаза, затем выхватил из кармана розовую резинку, ловко сунул в рот и стал жевать.
Тетя Хася Карасик испуганно взглянула на него, не понимая, что гость так активно жует, с таким большим аппетитом. Она себе никак не могла представить, что это он так, жует. В самом деле, что же это, у него в Америке уже нечего жрать, если людей кормят таким добром? Да, видно, дошли там до ручки, если такую дрянь – резинки – жуют. Гость достал из верхнего карманчика такую же резинку и протянул ей. Попробуйте, мол, миссис, это очень приятная штуковина. Все жуют.
Но тетя Хася Карасик отмахнулась с испугом. Если б этот чудак ее озолотил, она взяла бы в рот эту пакость? А то, что он ей сказал, будто вся Америка нынче жует эту резинку, для нее не важно. Мало что Америка там жует. Нет уж, увольте. Никакие резинки ей не нужны. Америка может даже ходить на голове, но она, тетя Хася Карасик, живет своим умом.
1 2 3 4 5 6 7 8
И вдруг ее осенила счастливая мысль. Она сообразила, что сможет устроить президента за перегородкой, в так называемом кабинете директрисы. Правда, кабинет этот не ахти какой важный, простая кабина, но там стоит диванчик. Нельзя, конечно, сказать, что диванчик этот предназначен для президента. Это отнюдь не из тех диванов, на которых должны спать президенты. Пружины торчат во все стороны, и надо быть настоящим виртуозом, циркачом, чтобы провести здесь ночь. Но что поделаешь, иного выхода нет. Это все же лучше, чем ночевать в коридоре на раскладушке тоже не лучшего качества.
«Ну и ну! Такая напасть! – не переставала сокрушаться тетя Хася Карасик. – Может быть, позвонить кому-нибудь из старших, пусть посоветуют, как ей быть? Но сегодня разве кого застанешь дома – выходной день. И кому станешь морочить посреди ночи голову со своим злосчастным президентом? Жаль, была бы теперь директриса – подняла бы ее немедленно, и пусть дает указание, что делать».
Короче говоря, на бога надейся, а сам не плошай. Она должна на свой страх и риск все решить. Надо как-нибудь принять этого президента, а там будет видно. К утру должна вернуться Настасья Петровна, и все уладится. Да, не первый год служит здесь тетя Хася Карасик, разных гостей принимала, но никогда еще не доводилось видеть здесь живого президента не то что из Америки, а даже из Греции или Конго.
Прежде всего надо побежать приготовить диван, затолкать обратно пружины, дабы они, не приведи господи, не впились в нежные ребра знатного гостя. Если он таки вежливый человек, не грубиян, этот президент, то не должен обращать внимания на то, какой диван ему дадут. Не должен обижаться, если постель не окажется как у него дома. Находишься в дороге, а не под крылышком у жены или тещи. Если желает шикарную гостиницу, пусть едет в Киев, Москву, Ленинград. Тут пока таких не построили.
Она так углубилась опять в свои размышления, что не заметила, как время пролетело. Не успела, как говорится, оглядеться, как к крыльцу отеля подкатила машина и оттуда, кряхтя и громко зевая, выбрался толстенький, как кубышка, подвижный старик, на голове которого торчал помятый берет. На нем были коротенькая курточка, короткие штаны, заправленные в гетры. Крупное круглое лицо его было испещрено морщинами, большие очки на куцом носу увеличивали бегающие глазки. Под чуть вздернутым носом торчали, словно приклеенные, короткие седые усики.
Если говорить правду, тетя Хася Карасик немного испугалась, увидев этого человека. Она высунулась в окно,-поискала глазами его охрану, солдат, которые должны охранять президента, но он был один.
«Да, странный президент, – подумала тетя Хася Карасик, – что-то по одежде не видно, чтобы он был похож на президента». В самом деле, куцая спортивная куртка с множеством пуговиц и побрякушек, железяк вызывала у нее недоверие. У нас, кажется, простой школьник постеснялся бы надеть такие куцые штанишки и такую сковородку на голову. «Что-то не похож на президента:…» – сверлило в мозгу.
Тем временем распахнулась дверь, и шофер внес в коридор два пузатых чемодана, казавшихся толще хозяина.
Парень насмешливо взглянул на удивленную дежурную и кинул:
– Мамаша, прошу любить и жаловать. Принимайте гостей. Это я вам звонил…
Он попрощался с гостем, кивнул тете Хасе Карасик и сразу уехал.
И вот они стоят лицом к лицу, тетя Хася Карасик из Хмельника и президент из Америки.
Старушка была почти в полуобморочном состоянии, не в силах произнести слово, не сводила испуганных глаз с президента.
Только через две-три минуты она немного пришла в себя и ее посетила удивительная мысль. Она могла поклясться, что этот толстячок со сморщенным лицом и бегающими глазами, с бродячей улыбочкой никакой не президент. А если подумать – большое счастье теперь работать где-нибудь президентом. Порази ее гром, если б она пожелала хоть на одну неделю поменяться должностью с президентом. Удивительная штука – только и читаешь в газетах, что где-то сместили президента, где-то выгнали, отравили, убили. Да что и говорить – опасная стала профессия!
И она посмотрела на гостя с нескрываемой жалостью и сочувствием. А он на нее, на дежурную – с ехидной улыбочкой. Ему еще весело, что вы скажете!
Этого она уже никак не могла понять.
Ну и положение! Что она ему могла сказать) Сколько она так может стоять перед ним молча, как немая? Но какой выход? Она его не понимает, а он ее, вот и пляши!
И вдруг гость решился заговорить первым:
– О, гуд монинг, миссис, о'кей! Простите, мадам, не знаю, как вас величать. Это вы будете здесь презес, президент этого милого отель-корпорейшн, простите?
Что? Что он сказал?
У тети Хаси Карасик потемнело в глазах, когда услыхала, что она уже тоже президент. Только этого ей не хватало. Если это услышат, упаси бог, подруги, сослуживцы, в Хмельнике ей места не будет! Засмеют. Улицу не дадут пройти. Вы себе представляете, что значит попасть на языки соседушек. Тут же придется сесть на поезд и бежать на край света: тетя Хася Карасик – президент…
Эти мысли вывели старушку из оцепенения, и она осмелела, перебила президента на полуслове:
– Зачем же вам смеяться над старой женщиной? Какой же из меня президент? Мне недавно позвонили из Винницы и сказали, что вы презес, вернее, президент… Президент Америки…
Гость разразился таким смехом, что стекла задрожали и кто-то из спавших стал чертыхаться.
– Миссис, что вы сказали? Я, я – президент Америки?! Так вам и сказали? И вы меня приняли за президента?
Он ржал, как лошадь, и берет-сковородка слетел с головы.
Тетя Хася Карасик его с трудом успокоила. Умоляла замолчать, не смеяться, кивала на боковые двери, где спали постояльцы.
Президент немного угомонился, вытер большим клетчатым платком вспотевшее лицо, близорукие глаза, затем выхватил из кармана розовую резинку, ловко сунул в рот и стал жевать.
Тетя Хася Карасик испуганно взглянула на него, не понимая, что гость так активно жует, с таким большим аппетитом. Она себе никак не могла представить, что это он так, жует. В самом деле, что же это, у него в Америке уже нечего жрать, если людей кормят таким добром? Да, видно, дошли там до ручки, если такую дрянь – резинки – жуют. Гость достал из верхнего карманчика такую же резинку и протянул ей. Попробуйте, мол, миссис, это очень приятная штуковина. Все жуют.
Но тетя Хася Карасик отмахнулась с испугом. Если б этот чудак ее озолотил, она взяла бы в рот эту пакость? А то, что он ей сказал, будто вся Америка нынче жует эту резинку, для нее не важно. Мало что Америка там жует. Нет уж, увольте. Никакие резинки ей не нужны. Америка может даже ходить на голове, но она, тетя Хася Карасик, живет своим умом.
1 2 3 4 5 6 7 8