— Итак, станция полна настоящих людей, сквозь которых можно пройти насквозь?
— Хороший способ избавиться от тесноты, — с застывшей улыбкой подтвердил Эл.
— И то, что видите вы, реально, даже если я этого не вижу?
— Не знаю я, что ты видишь, — огрызнулась Ларейн. — И не знаю, что тут настоящее. Я знаю, что они — здесь. Не знаю, кто они; может, это мы выясним. Те, кого я видела вчера, были из какого-то примитивного народа, все в шкурах, но они были даже красивы — люди, конечно, а не шкуры. Не изголодавшиеся и очень внимательные, наблюдательные такие. Мне показалось даже, что не только мы их, а и они нас видят, но в этом я не уверена.
Род согласно кивал:
— Ага, а потом вы с ними разговаривать начнете. Привет, ребята, добро пожаловать на ОСПУЗ.
— Пока что, если подойти, они куда-то пропадают, но к ним можно приблизиться все больше, — серьезно ответила Ларейн.
— Ларейн, — медленно проговорил Изя, — ты сама себя слышишь? Род? Слушайте, если я приду и скажу: «Эй, ребята, знаете что, тут трехголовый пришелец телепортировался с летающей тарелки, так что…» Что? Вы его не видите? Ларейн, не видишь? Род? Не видите? А я вижу! И ты видишь, Эл, правда? Видишь трехголового пришельца?
— А как же, — ухмыльнулся Эл. — Маленького и зелененького.
— Вы нам верите?
— Нет, — ответила Ларейн сердито. — Потому что вы врете. А мы — нет.
— Тогда вы сошли с ума.
— Отрицать то, что я и все остальные видим своими глазами, — вот это безумие.
— Эй, онтологические споры, конечно, жутко интересны, — прервал их Эл,
— но нам уже двадцать пять минут как следовало заняться отчетом по моторному отсеку.
Той ночью, работая за терминалом, Изя вновь ощутил мягкое электрическое покалывание в руках, стеснение, шепоток за пределом слышимости, запах пота, а может, мускуса или человеческого дыхания. Он стиснул голову руками, потом поднял взгляд к терминалу электронного мозга и пробормотал, словно обращаясь к нему: «Не допусти этого. У нас нет другой надежды».
Но экран был пуст, а недвижный воздух — лишен запаха.
Изя еще поработал немного, потом отправился спать. Его жена лежала рядом в ночной тишине — и все же дальше самых далеких планет.
А Эстер лежала в больнице, в вечной тьме. Нет, не вечной. Временной. Целительной тьме. Она будет видеть.
— Что ты делаешь, Ноах?
Мальчик стоял у кухонной мойки, зачарованно глядя на стоящую в раковине воду.
— Смотрю на золотых рыбок, — ответил он. — Их выплюнуло из крана.
— Вопрос заключается в следующем: до какой степени концепция иллюзии может описать интерактивную сцену, воспринимаемую совместно несколькими наблюдателями?
— Ну, — заметил Хайме, — сама интерактивность может быть частью иллюзии. Вспомним Жанну д'Арк и ее голоса.
Но в его собственном голосе не было убежденности, и Елена, ставшая лидером Аварийного комитета, задала резонный вопрос:
— Может, еще пригласим наших гостей на это заседание?
— Стойте, стойте, — перебил ее Изя. — Вы говорите «воспринимаемую совместно». Но она же не воспринимается совместно. Я ее не вижу. Есть и другие, кто не видит. Так на каком основании вы объявляете ее совместной? Если эти фантомы, эти «гости» неощутимы, исчезают при приближении, беззвучны, так они не гости, а привидения, а вы отбрасываете рассудок и…
— Изя, прости, конечно, но ты не можешь отказывать им в существовании из-за того, что не можешь их воспринимать.
— А что, может существовать более веское основание?
— Но ты отказываешь нам в праве на том же основании утверждать их реальность.
— Основанием для оценки галлюцинаторного бреда является отсутствие галлюцинаций у наблюдателя.
— Так зови их галлюцинациями, — посоветовала Елена. — Хотя мне больше нравятся «призраки». Возможно, оно и точнее. Но мы не умеем сосуществовать с призраками. Нас этому не учили. Так что обучаться придется по ходу дела
— поверьте мне, придется. Они никуда не пропадают, они здесь, и даже наше «здесь» меняется. Если захочешь, Изя, ты можешь быть очень полезен нам именно тем, что не видишь ни наших… гостей, ни перемен. Но мы, видящие, должны выяснить, как и откуда они берутся. И если ты будешь слепо отрицать их существование, ты просто ставишь нам палки в колеса.
— Кого боги хотят уничтожить, — произнес Изя, вставая из-за стола, — того они лишают разума.
Остальные молчали, смущенно опустив глаза. Комнату он покинул в тишине.
По коридору СС бежала, смеясь и хохоча, толпа людей.
— К перекрестку их, к перекрестку! — вопил здоровяк пилот-инженер Стирнен, размахивая руками, точно погоняя кого-то.
— Это бизоны! — кричала женщина. — Бизоны! Гоните их по коридору С, там места больше!
Изя шел прямо и смотрел только перед собой.
— У входа вырос вьюн, — сказала Шошана за завтраком так обыденно, что Изя на мгновение обрадовался, что они наконец-то могут поговорить как взрослые люди.
Потом до него дошло.
— Шо…
— И что я могу поделать, Изя? Чего ты хочешь? Чтобы я наврала тебе, или промолчала, сказала, что ничего там не растет? Да вот она. По-моему, это красная фасоль. Она есть.
— Шо, фасоль растет в земле. На Земле. На ОСПУЗе земли нет.
— Знаю.
— Так как ты можешь знать это и отрицать?
— Все движется в обратную сторону, пап, — произнес Ноах новым, хрипловатым голоском.
— Как это?
— Вначале появлялись люди. Все эти жуткие старухи, калеки и прочие, помнишь? — а потом обычные люди. Затем пошли животные, а теперь вот растения и вещи. Мам, ты слыхала, что в Резервуарах видели кита?
Шошана рассмеялась:
— Нет, видела только коней в Общей ячейке.
— Красивые они были, — вздохнул Ноах.
— Я их не видел, — вымолвил Изя. — Никаких коней в Общей.
— Целый табун. Правда, к себе они не подпускают. Дикие, наверное. Там было несколько очень красивых, пятнистых. Нина говорит, они называются «аппалуза».
— Я не видел коней, — прошептал Изя, стиснул голову руками и разрыдался.
— Эй, пап, — услышал он голос Ноаха, а потом Шошаны:
— Все хорошо. Ничего. Ничего. Иди в школу. Все хорошо, дорогой.
Зашипела дверь.
Руки Шошаны приглаживали его волосы, массировали плечи, чуть встряхивая, чуть покачивая.
— Все хорошо, Изя…
— Нет. Нет. Нехорошо. Все не так. Мир сошел с ума. Все рухнуло, все разрушено, разбито, испорчено. Все не так.
Шошана долго молчала, растирая мужу плечи.
— Мне страшно, когда я думаю об этом, Изя, — призналась она наконец. — Это сверхъестественно, а я не верю в сверхъестественное. Но если я перестаю думать умными словами, если я просто смотрю, смотрю на людей и… и коней, и фасоль у двери… все обретает смысл. Как мы подумали, как мы могли подумать, что можем уйти от всего этого? Что мы о себе возомнили? Мы привезли с собой все, что мы есть, коней, и китов, и старух, и больных детей. Они — это мы, мы — это они, и все мы здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8