ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Вариация на тему Уильяма Джеймса.
Урсула Ле Гуин.
С перезвоном колоколов, от которого встревоженно взмыли в воздух
ласточки, Летний Фестиваль пришел в город Омелас. Город с сияющими башнями у
моря. Корабли в гавани украшены яркими флагами. По улицам мимо домов с
красными крышами и разноцветными стенами, по дорожкам старинных садов, где
земля поросла мхом, по аллеям, укрытым кронами деревьев, движутся праздничные
процессии. Кое-где это настоящие торжественные шествия: старики в длинных,
тяжелых мантиях розового, лилового и серого цветов; мастера с серьезными
лицами; нешумные, но веселые, переговаривающиеся на ходу женщины с маленькими
детьми на руках. На других же улицах звучит быстрая музыка гонгов и
тамбуринов, люди пускаются в пляс, и вот уже вся процессия превратилась в одну
большую пляску. Радостно носятся туда-сюда дети, их крики поднимаются над
звуками музыки и песен, словно стремительные росчерки ласточек в небе. Все
процессии сходятся к северной части города, где на огромном заливном лугу, что
называется Зеленое Поле, под ярким утренним небом выводят норовистых лошадей
обнаженные юноши и девушки с длинными гибкими руками и перепачканными землей
ногами. Никакой упряжи на лошадях нет - только короткие поводья без удил.
Зато гривы их украшены вплетенными серебряными, золотыми и зелеными лентами.
Лошади раздувают ноздри и встают на дыбы, они возбуждены - навер- ное, потому,
что из всех животных только они принимают наши обряды как свои. Далеко к
северу и к западу вздымаются горы, охватившие полукольцом стоящий в заливе
Омелас. Утренний воздух столь чист, что под глубоким голубым небом на многие
мили видны горящие белым золотом все еще заснеженные вершины Восемнадцати
Пиков. Ветер задувает ровно настолько, чтобы время от времени трепетали и
хлопали флаги, отмечающие маршрут гонки. В тишине огромной зеленой долины
слышны отголоски музыки, гуляющей по городским улицам. То дальше, то ближе,
но они с каждой минутой все сильнее. В воздухе стоит пьянящая, чуть заметная
сладость, иногда она вздрагивает, сгущается и вдруг прорывается в мощном
ликующем перезвоне колоколов.
Радость! Как можно рассказать о радости? Как описать вам жителей
Омеласа?
Видите ли; они отнюдь не просты, хотя и счастливы. Мы в последнее время
не так уж часто произносим слова одобрения. Улыбки уходят в прошлое. Узнав о
чем-то подобном, люди строят обычно вполне определенные умозаключения. Они
ждут, что сейчас им расскажут про короля в окружении благородных рыцарей; он
восседает на великолепном коне или плывет в золоченом паланкине на плечах
мускулистых рабов. Но у жителей Омеласа нет короля. Там не пользуются мечами
и не держат рабов. Жители Омеласа не варвары. Я не знаю правил и законов их
общества, но подозреваю, что их на удивление мало. Так же, как они обошлись
без монархии и рабовладения, жители города обходятся без фондовой биржи,
рекламы, тайной полиции и атомной бомбы. Но, я повторяю, простота здесь ни
при чем: они не безмятежные пастухи, не благородные дикари и не тихие
утописты. Они не менее сложны, чем мы с вами. Просто мы имеем дурную
привычку (подкармливаемую педантами и людьми якобы утонченными и искушенными)
считать, будто счастье - это нечто довольно глупое: мол, только боль
возвышенна, только зло интересно. А между тем отказ художника признать, что
зло банально, а боль ужасно скучна, равносилен предательству. Превозносить
отчаяние - значит осуждать наслаждение, а признавать жестокость - значит
терять все остальное. И мы почти потеряли: мы разучились рисовать
счастливого человека, разучились чествовать ра- дость. Как я могу рассказать
вам о людях Омеласа? Они не наивные и счастливые дети, хотя их дети на самом
деле счастливы. Они взрослые люди, зрелые, интеллигентные, страстные, и все у
них идет хорошо. Чудо! Но мне очень хотелось бы описать их жизнь еще
убедительнее. Заставить вас поверить. В моем описании Омелас выглядит как
сказочный город: давным- давно, далеко-далеко жили-были... Возможно, будет
лучше представить его себе по своему разумению, если, конечно, общие очертания
города, вас устроят: на всех-то я наверняка не смогу угодить. Как, например,
насчет технологии? Я думаю, в Омеласе нет машин на улицах и вертолетов в
небе, это следует просто из того, что в городе живут счастливые люди. Их
счастье основано на справедливом разграничении того, что необходимо, того, что
излишне, но неопасно, и того, что опасно. Из средней категории, то есть из
того, что излишне, но неопасно, что представляет собой удобство, баловство,
роскошь и так далее, у них, возможно, есть центральное отопление, метро,
посудомоечные машины и множество других замечательных вещей, которые у нас еще
и не изобретены: парящие в воздухе источники света, бестопливная энергетика,
безотказное лекарство от насморка. А может быть, ничего этого у них нет.
Неважно. Впрочем, это на ваше усмотрение. Лично я думаю, что жители соседних
городов, расположенных вдоль побережья, прибывали в Омелас перед Фестивалем на
очень быстрых поездах и в двухэтажных трамваях и что самое красивое здание в
Омеласе - это вокзал, хотя выглядит он и попроще, чем великолепный Фермерский
Рынок. Но даже если допустить наличие поездов, Омелас, я боюсь, все равно
покажется кому-то из вас слишком уж благополучным и ханжеским: улыбки,
колокола, парады, лошади и тому подобное. Что ж, в таком случае добавьте
оргию. Если это поможет, пожалуйста, не стесняйтесь. Только давайте
обойдемся без храмов, на ступенях которых появляются прекрасные обнаженные
жрецы и жрицы, уже охваченные экстазом и готовые сойтись с любым мужчиной и
любой женщиной, с близкими или незнакомыми, со всяким, кто пожелает единения с
божеством. Это первое, что пришло мне в голову, однако пусть в Омеласе не
будет никаких храмов. По крайней мере, храмов со жрецами. Религия - ладно,
духовенство - нет. Прекрасные обнаженные молодые люди могут с таким же
успехом просто бродить по улицам, предлагая себя, словно божественное суфле, и
для утоления голода страждущего, и для праздничного буйства плоти. Пусть они
присоединяются к шествию. Пусть бьют над парами тамбурины и гонги возвещают
торжество желания, и пусть (немаловажная деталь) дети, результат этих
восхитительных ритуалов, будут любимы всеми и все заботятся о них. Я уверена,
Омелас не знает греха. Однако что еще там должно быть? Я думала, там не
будет дурманящих средств, .но это, пожалуй, пуританство. Для тех, кому
нравится, пусть улицы города наполняет чуть заметный, но устойчивый
сладковатый аромат некоего друза, который вначале дает разуму и телу
необычайную легкость и яркость ощущений, затем, через несколько часов,
мечтательную задумчивость и, наконец, восхитительные видения наиболее глубоких
и скрытых тайн вселенной, не говоря уже о невероятной силе наслаждения
любовными играми.
1 2 3