Далее расположился ресторан «Вест Энд» и одинокая лачуга с вывеской на закрытой двери: «Королевское общество охраны животных от жестокого обращения».
Мы затормозили у знака «стоп». Регулировщица в белой блузке, синей фуражке, черной юбке, туфлях того же цвета и белоснежных перчатках с грацией танцовщицы руководила движением транспорта. Размеренному ритму плавных взмахов ее рук не хватало только барабанного сопровождения.
Чуть ли не над каждой лавочкой висел динамик «Радио Альбертии». Льющаяся из них музыка перемежалась криками, смехом. Шум стоял невообразимый.
Едва ли кто мог назвать Убондо спящей африканской глубинкой. Составляющие его тридцать квадратных миль лачуг кипели жизнью, не испытывая ни малейшего желания улучшить условия своего существования.
Шартелль наклонялся вперед, выглядывал из окон, оглядывался назад. Новая сигара торчала у него изо рта, шляпу он сдвинул на затылок.
— Клянусь Богом, Пити, я чувствую, мне здесь понравится. Да, красиво и отвратительно.
Уильям повернул налево. Вдоль одной стороны улицы тянулись железнодорожные рельсы, с другой находился ипподром.
— Это ипподром, са, — пояснил Уильям. — По субботам здесь скачки.
Около деревянных трибун выстроились маленькие будочки, вероятно, в них принимались ставки. Небольшая, чуть поднятая над землей площадка под железной крышей очень напоминала эстраду, где по воскресеньям мог бы играть оркестр.
Еще один поворот налево — и мы въехали в более состоятельный район Убондо. Дома отгородились от дороги лужайками, некоторые заросли сорняками, большинство зеленело свежескошенной травой. На подъездной дорожке к двухэтажному особняку сидела старуха, разложив товар на деревянном ящике.
Уильям помахал ей рукой, и та улыбнулась в ответ беззубым ртом.
— Это мадам Кринку. Ее сын — министр транспорта.
— Ее сын?
— Да, са. Это его дом. Очень хороший.
— Похоже, она зарабатывает много денег? — спросил Шартелль.
— Она зарабатывает очень много, — Уильям хихикнул. — Она продает сигареты и орехи колы. Ее доход — два-три шиллинга в день.
— Это много, — согласился Шартелль.
Дорога — двухполосная лента асфальта — извивалась среди широких лужков с цветочными клумбами. За каждым из домов с раскрытыми настежь по случаю жары окнами и дверями виднелись бетонные кабинки. Шартелль поинтересовался у Уильяма об их назначении.
— Жилье, са.
— Для слуг?
— Да, са.
— Чертовы бараки, — пробурчал Шартелль.
После очередного изгиба дороги Уильям помахал рукой нескольким альбертийцам, и те опрометью бросились к дому. Уильям снова хихикнул и свернул на подъездную дорожку, похожую на вывернутый вопросительный знак, выложенный на лужайке площадью в добрый акр, и мы подкатили к штаб-квартире «Даффи, Даунер и Тимз, лтд».
Пятеро альбертийцев ждали нас на парадном крыльце. Как только Уильям затормозил и машина остановилась, они бросились к нам с криками: «Добро пожаловать, добро пожаловать, господа». Когда мы с Шартеллем вышли из машины, Уильям представил нам слуг.
— Это Самоэль, повар. Чарльз, стюарт, — он указал на подростка лет четырнадцати-пятнадцати. — Это Маленький Мальчик.
— Привет, Маленький Мальчик, — поздоровался с ним Шартелль. Тот просиял.
— Это Оджо, садовник. Он не понимает по-английски. За него говорит Самоэль, — Оджо улыбался. В рваных рубашке и шортах цвета хаки, низкорослый, широкоплечий, с кривыми ногами и татуировкой на лице. Мы улыбнулись в ответ.
— А это Сайлекс, ночной сторож, — во всяком случае, мне послышалось «Сайлекс».
— Рад с вами познакомиться, господа, — Сайлекс чуть поклонился.
— Днем он учится в университете, — пояснил Уильям.
— А ночами повторяет пройденное, — добавил Шартелль.
Повар, стюард и Маленький Мальчик вынимали из багажника наши чемоданы. Уильям руководил.
Мы с Шартеллем осмотрели дом. Нам он понравился. С крыльца складывающиеся двери открывались в гостиную. Кладовка и кухня примыкали к столовой. Правый коридорчик вел к спальне и ванной. В доме было еще две спальни, поменьше, тоже с ванной, побольше — с отдельным входом.
— Где вы расположитесь? — спросил я Шартелля.
— Мне без разницы.
— Тогда я возьму ту, что с отдельным входом.
Шартелль усмехнулся, но промолчал. Я объяснил Маленькому Мальчику и Чарльзу, куда отнести чемоданы.
— Господа хотят кушать? — спросил Самоэль.
— Нет, — ответил я. — Мы поедим у вождя Акомоло. После Даунера остался джин?
— Да, са. Джин и тоник, са?
Я взглянул на Шартеля. Тот кивнул.
— Джин и тоник, — повторил я.
По безликости гостиная могла соперничать с номером второразрядного мотеля где-нибудь в Арканзасе. Книжные полки без книг отделяли ее от столовой. Квадратные подушки на кушетке служили и сиденьями, и спинкой. Четыре стула, письменный стол с еще одним стулом, шестигранные низкие столики, встроенная в стену книжная полка, также пустая. Пол, застеленный светло-коричневым ковром.
Сайлекс исчез из виду, но Оджо, садовник, подстригал лужок мачете.
— Вот с этим надо кончать, — процедил Шартелль и позвал Уильяма.
— Са? — спросил тот.
— В Убондо есть скобяной магазин?
— Скобяной, са?
— Магазин, где продают, ну, ты знаешь, сенокосилки?
Радостная улыбка понимания осветила лицо Уильяма.
— Да, са.
— Сколько они стоят?
— Очень дорого, са. Десять, одиннадцать, двенадцать фунтов.
— Дайте ему деньги, Пит.
Я уже достал бумажник. И отсчитал Уильяму три купюры по пять фунтов.
— А теперь поезжай в Убондо и привези сюда эту чертову сенокосилку.
— Какую хочет господин?
— Спроси главного садовника, Оджо. Я не разбираюсь в сенокосилках.
Из кухни появился Самоэль с подносом в руках. Он принес джин, две бутылки тоника, ведерко со льдом, щипцы и бокалы. Сначала он подошел ко мне и стоял, низко согнувшись, пока я наполнял бокал. Затем отнес поднос Шартеллю.
— Мы покупаем сенокосилку для Оджо, — просветил я Самоэля.
— Очень хорошо, са, — улыбнулся тот.
Я отпил джина с тоником.
— Вы приняли очень правильное решение, Шартелль, — добавил я, когда Самоэль ушел.
— Еще бы, — хмыкнул тот, развалившись в кресле, с сигарой в одной руке и полным бокалом в другой.
Маленький Мальчик выскочил из спальни с охапкой грязных рубашек, носков, белья. Пробегая мимо нас, он хихикнул.
— У вас когда-нибудь было шесть слуг, Пити? — спросил Шартелль.
— Нет.
— Можно, конечно, привыкнуть и к такому окружению. Слуги будут приносить виски и джин, готовить обед, водить машину, следить за детьми, косить траву на лужайке, убирать дом, подавать чай ровно в половине шестого пополудни. Всю взрослую жизнь я переезжаю из отеля в отель, где полно обслуги, но впервые, юноша, шесть человек готовы исполнить любое мое желание.
— Мы начинаем понимать, что такое роскошь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Мы затормозили у знака «стоп». Регулировщица в белой блузке, синей фуражке, черной юбке, туфлях того же цвета и белоснежных перчатках с грацией танцовщицы руководила движением транспорта. Размеренному ритму плавных взмахов ее рук не хватало только барабанного сопровождения.
Чуть ли не над каждой лавочкой висел динамик «Радио Альбертии». Льющаяся из них музыка перемежалась криками, смехом. Шум стоял невообразимый.
Едва ли кто мог назвать Убондо спящей африканской глубинкой. Составляющие его тридцать квадратных миль лачуг кипели жизнью, не испытывая ни малейшего желания улучшить условия своего существования.
Шартелль наклонялся вперед, выглядывал из окон, оглядывался назад. Новая сигара торчала у него изо рта, шляпу он сдвинул на затылок.
— Клянусь Богом, Пити, я чувствую, мне здесь понравится. Да, красиво и отвратительно.
Уильям повернул налево. Вдоль одной стороны улицы тянулись железнодорожные рельсы, с другой находился ипподром.
— Это ипподром, са, — пояснил Уильям. — По субботам здесь скачки.
Около деревянных трибун выстроились маленькие будочки, вероятно, в них принимались ставки. Небольшая, чуть поднятая над землей площадка под железной крышей очень напоминала эстраду, где по воскресеньям мог бы играть оркестр.
Еще один поворот налево — и мы въехали в более состоятельный район Убондо. Дома отгородились от дороги лужайками, некоторые заросли сорняками, большинство зеленело свежескошенной травой. На подъездной дорожке к двухэтажному особняку сидела старуха, разложив товар на деревянном ящике.
Уильям помахал ей рукой, и та улыбнулась в ответ беззубым ртом.
— Это мадам Кринку. Ее сын — министр транспорта.
— Ее сын?
— Да, са. Это его дом. Очень хороший.
— Похоже, она зарабатывает много денег? — спросил Шартелль.
— Она зарабатывает очень много, — Уильям хихикнул. — Она продает сигареты и орехи колы. Ее доход — два-три шиллинга в день.
— Это много, — согласился Шартелль.
Дорога — двухполосная лента асфальта — извивалась среди широких лужков с цветочными клумбами. За каждым из домов с раскрытыми настежь по случаю жары окнами и дверями виднелись бетонные кабинки. Шартелль поинтересовался у Уильяма об их назначении.
— Жилье, са.
— Для слуг?
— Да, са.
— Чертовы бараки, — пробурчал Шартелль.
После очередного изгиба дороги Уильям помахал рукой нескольким альбертийцам, и те опрометью бросились к дому. Уильям снова хихикнул и свернул на подъездную дорожку, похожую на вывернутый вопросительный знак, выложенный на лужайке площадью в добрый акр, и мы подкатили к штаб-квартире «Даффи, Даунер и Тимз, лтд».
Пятеро альбертийцев ждали нас на парадном крыльце. Как только Уильям затормозил и машина остановилась, они бросились к нам с криками: «Добро пожаловать, добро пожаловать, господа». Когда мы с Шартеллем вышли из машины, Уильям представил нам слуг.
— Это Самоэль, повар. Чарльз, стюарт, — он указал на подростка лет четырнадцати-пятнадцати. — Это Маленький Мальчик.
— Привет, Маленький Мальчик, — поздоровался с ним Шартелль. Тот просиял.
— Это Оджо, садовник. Он не понимает по-английски. За него говорит Самоэль, — Оджо улыбался. В рваных рубашке и шортах цвета хаки, низкорослый, широкоплечий, с кривыми ногами и татуировкой на лице. Мы улыбнулись в ответ.
— А это Сайлекс, ночной сторож, — во всяком случае, мне послышалось «Сайлекс».
— Рад с вами познакомиться, господа, — Сайлекс чуть поклонился.
— Днем он учится в университете, — пояснил Уильям.
— А ночами повторяет пройденное, — добавил Шартелль.
Повар, стюард и Маленький Мальчик вынимали из багажника наши чемоданы. Уильям руководил.
Мы с Шартеллем осмотрели дом. Нам он понравился. С крыльца складывающиеся двери открывались в гостиную. Кладовка и кухня примыкали к столовой. Правый коридорчик вел к спальне и ванной. В доме было еще две спальни, поменьше, тоже с ванной, побольше — с отдельным входом.
— Где вы расположитесь? — спросил я Шартелля.
— Мне без разницы.
— Тогда я возьму ту, что с отдельным входом.
Шартелль усмехнулся, но промолчал. Я объяснил Маленькому Мальчику и Чарльзу, куда отнести чемоданы.
— Господа хотят кушать? — спросил Самоэль.
— Нет, — ответил я. — Мы поедим у вождя Акомоло. После Даунера остался джин?
— Да, са. Джин и тоник, са?
Я взглянул на Шартеля. Тот кивнул.
— Джин и тоник, — повторил я.
По безликости гостиная могла соперничать с номером второразрядного мотеля где-нибудь в Арканзасе. Книжные полки без книг отделяли ее от столовой. Квадратные подушки на кушетке служили и сиденьями, и спинкой. Четыре стула, письменный стол с еще одним стулом, шестигранные низкие столики, встроенная в стену книжная полка, также пустая. Пол, застеленный светло-коричневым ковром.
Сайлекс исчез из виду, но Оджо, садовник, подстригал лужок мачете.
— Вот с этим надо кончать, — процедил Шартелль и позвал Уильяма.
— Са? — спросил тот.
— В Убондо есть скобяной магазин?
— Скобяной, са?
— Магазин, где продают, ну, ты знаешь, сенокосилки?
Радостная улыбка понимания осветила лицо Уильяма.
— Да, са.
— Сколько они стоят?
— Очень дорого, са. Десять, одиннадцать, двенадцать фунтов.
— Дайте ему деньги, Пит.
Я уже достал бумажник. И отсчитал Уильяму три купюры по пять фунтов.
— А теперь поезжай в Убондо и привези сюда эту чертову сенокосилку.
— Какую хочет господин?
— Спроси главного садовника, Оджо. Я не разбираюсь в сенокосилках.
Из кухни появился Самоэль с подносом в руках. Он принес джин, две бутылки тоника, ведерко со льдом, щипцы и бокалы. Сначала он подошел ко мне и стоял, низко согнувшись, пока я наполнял бокал. Затем отнес поднос Шартеллю.
— Мы покупаем сенокосилку для Оджо, — просветил я Самоэля.
— Очень хорошо, са, — улыбнулся тот.
Я отпил джина с тоником.
— Вы приняли очень правильное решение, Шартелль, — добавил я, когда Самоэль ушел.
— Еще бы, — хмыкнул тот, развалившись в кресле, с сигарой в одной руке и полным бокалом в другой.
Маленький Мальчик выскочил из спальни с охапкой грязных рубашек, носков, белья. Пробегая мимо нас, он хихикнул.
— У вас когда-нибудь было шесть слуг, Пити? — спросил Шартелль.
— Нет.
— Можно, конечно, привыкнуть и к такому окружению. Слуги будут приносить виски и джин, готовить обед, водить машину, следить за детьми, косить траву на лужайке, убирать дом, подавать чай ровно в половине шестого пополудни. Всю взрослую жизнь я переезжаю из отеля в отель, где полно обслуги, но впервые, юноша, шесть человек готовы исполнить любое мое желание.
— Мы начинаем понимать, что такое роскошь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62