– Вы не могли бы обойтись без кофе?
– Конечно… Собственно, я для вас стараюсь.
– Меня мутит от одного вида пищи: какой-то странный привкус во рту.
– Так бывает, если человек наглотался морской воды. – Я внимательно посмотрел на нее. – Ваше платье было совершенно мокрым… Может быть…
– Не старайтесь понять то, что непонятно мне самой. Я очень устала. Извините; но сегодня я неважный собеседник.
Я медленно складывал в холодильник пакеты с едой, раздумывая, как мне поступить и можно ли оставить ее одну. В ее настроении, пока я ходил в магазин, произошла какая-то перемена. Теперь она выглядела раздраженной, нетерпеливой, казалось, она жалеет о том, что пригласила меня, и хотела только одного: как можно скорее остаться одной.
– У вас, наверно, есть какие-то свои планы на сегодняшний вечер?
– В общем, ничего особенного. Я хотел заехать в лабораторию, но это не спешно. Если я могу быть вам чем-то полезным…
– Нет, нет. Не хочу вам мешать. Вы и так провозились со мной целый вечер.
Она встала, всем своим видом выражая нетерпеливое ожидание, и мне ничего не осталось, как шагнуть в прихожую. Уже натягивая плащ, я все еще искал какие-то слова ободрения, но нужных слов не находилось, и я нес чушь о том, что провалы в памяти не такое уж редкое явление, и каждый человек хоть раз в жизни теряет несколько месяцев, а иногда и лет. И вдруг она улыбнулась. Улыбка, словно вспышка света, на секунду озарила ее угрюмое, замкнутое лицо.
– Вы можете прийти завтра, если захотите. Возможно, к тому времени я разберусь в этом сама. И вот еще что… – Конец фразы она сказала мимоходом, уже отпирая дверь. Я не то чтобы не расслышал ее последних слов, просто они скользнули мимо сознания.
Я чувствовал себя почти оглушенным событиями этого вечера. И то, что она пригласила меня завтра, казалось сейчас самым важным. Я не стал уточнять время. Ничего не хотелось уточнять. Я торопливо простился, и машина понесла меня сквозь вечерний, залитый дождем город. Пустые мокрые улицы казались странно чужими, словно я видел их в первый раз.
Старинные часы у нас на кухне пробили шесть раз. Удары гонга следовали с большими перерывами. Интервалы отрегулировали специально из-за красивого звука. Но сейчас каждая пауза казалась неоправданно долгой, и я напряженно ждал следующего удара. Шесть часов… Час назад я поставил во дворе машину, открыл дверь своей квартиры, перебросился с женой обычными, ничего не значащими фразами и сел ужинать. Впечатление было такое, словно я вернулся из какого-то иного времени, и сейчас часы напомнили мне об этом… Жена заметила мое состояние. Она уже несколько раз искоса и тревожно поглядывала на меня и теперь наконец спросила:
– Что с тобой?
– Да вот промок… Немного лихорадит. Ты не обращай внимания. Я сейчас приму аспирин, лягу, и все пройдет.
В этом была доля правды, но главное, мне хотелось поскорее остаться одному, наедине со своими мыслями. Сославшись на возможный грипп, я лег на кухне. Здесь у нас стоял топчан для приезжих гостей. Прямо над ним, под потолком, раскинул свои длинные зеленые лапы «ореандум сфангиника». Отросток этого редкого растения мне подарили на каком-то симпозиуме, и вот теперь он постепенно захватывал всю кухню, каждый месяц отвоевывая себе новое жизненное пространство.
Холод пробрался под одеяло, казалось, ледяные брызги проникают сквозь стекло, наполняют комнату своим мокрым пронизывающим дыханием. Заснуть все равно не удастся. Я встал и, чтобы хоть немного согреться, поставил на плиту чайник.
Кофе она пить не стала… И уже на пороге, когда я уходил, она сказала мимоходом что-то важное…
Что же это было? Не вспомнить, хоть убей. Мысли назойливо возвращались к батону, покрытому бахромой плесени, к запыленному календарю. Вспоминались отдельные слова и целые, ничего не значащие фразы из нашего не такого уж длинного разговора. Она сказала… «Вы можете приехать завтра, если захотите…» И тут я вспомнил… «Лаборатория! Она просила меня не ходить сегодня в лабораторию…» Сейчас, отделенные от всего остального, эти слова показались мне самым странным из всей нашей встречи. Какое ей дело до моей лаборатории? С чего вообще она взяла, что лаборатория имеет ко мне какое-то отношение? Кажется, я что-то такое упомянул про свою лабораторию… Или нет? Но я готов был поклясться, что никакого серьезного разговора о моей работе не было, и вдруг эта просьба… Для человека, не помнящего, где он был в течение нескольких месяцев, это, пожалуй, слишком… Почему я не должен быть в лаборатории именно сегодня? Я не занимался никакими секретными работами. Совершенно открытая тема по микробиологии. Кому все это нужно? Наша «Альфа», например? Провинциальный институт маленькой средиземноморской страны, с точки зрения географии большой науки глухая провинция… Что-то здесь было не так, потому что бесспорным оставался факт: сегодня случайная попутчица ни с того ни с сего попросила меня не приходить в лабораторию… Но, может быть, я неправильно вспомнил ее слова? Может, она сказала что-то совсем другое?
Я подошел к окну, еще не решив, как поступить. Все дело в том, что если я ошибся, если кого-нибудь до такой степени могли заинтересовать наши исследования, значит, в них бил смысл, неясный пока еще мне самому. Какой? На этот вопрос не было ответа.
Восемь лет назад, просматривая информационный бюллетень Академии наук, я наткнулся на статью, посвященную вопросу накопления генетической информации в клетках. Из нее следовало, что никакими мутациями, никакими известными нам процессами нельзя объяснить тот скачкообразный качественно новый переход, в результате которого одноклеточные простейшие организмы объединились в многоклеточные системы с раздельными функциями органов. Информация только об этой специализации на несколько порядков сложности превышала все, что раньше было закодировано в генах простейших одноклеточных существ. Таких скачков в процессе развития жизни на Земле было несколько, и каждый раз они представляли собой необъяснимую загадку. Но самым невероятным, самым необъяснимым был тот, первый, скачок… Вот тогда и возникла у меня, в сущности, не такая уж сложная мысль, определившая круг моих интересов на несколько долгих лет: что, если вывести совсем простенький штамм одноклеточных микроорганизмов, похожих на те первые древнейшие существа Земли, давшие начало жизни на ней, а потом, изменяя условия среды, заставить их объединиться в колонию?
Не мне первому пришла эта мысль. Не я первый проводил подобные безуспешные опыты… Но у меня была одна догадка, одна-единственная мысль, ради которой стоило попробовать все еще раз. Я не верил в то, что стадо обезьян, бесконечно долго ударяя по клавишам машинки, в конце концов напечатает Британскую энциклопедию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25