Выдрался кое-как, глянул, и похвалил себя: молодец ты, парень! Сел, как по заказу, рядышком! Гляжу – мои стрелки штурмана тянут, ну всё, думаю, порядочек, и тут только – дзынь по борту. Взиу-у, пуля рикошетом от блока мимо уха. Ну, тут рисоваться нечего, я на землю – хлоп, лежу значит, осматриваюсь. Тут мои подползают, все трое. Ага. Значит, и Курт очнулся. Подползли, сопят; все грязные, потные, а в глазах такая тоска, ну ещё бы – поняли, что жареным пахнет. И сильно пахнет…Вдруг слышу. Кричит вроде кто-то:
– Ком…Ком…
Потом что-то непонятное, вдруг на почти чистом немецком, правда, акцент славянский прослеживается:
– Эй, соратники, ползи сюда!
Ну, мы и поползли. Я первый, как командир, экипаж мой следом, как полагается. Тут что-то как грохнет, и тишина сразу – пули больше не свистят. Одним словом, остановился я, когда носом в другой нос упёрся, глянул, и охнул про себя: союзники! Это же надо, из огня да в полымя! Русские! Нет, я против русских ничего не имею: дерутся они здорово, и этим республиканцам прикурить всегда здорово давали, особенно этот самый танковый полк, «Витязи», но характер у них… тут у меня сразу синяк пол левым глазом зачесался так, заныл, как зуб больной. Потому что обладателя носа я узнал, именно он мне этот фонарь подвесил, а тот щериться, видно тоже узнал.
– Что летуны, сбили вас?
– Будто не видишь?!
Я на него окрысился было, тут глядь на погон – майор целый… а я ему как своему, чуть ли не матом… Но он ничего, нормальный оказался, а может, просто внимания не обратил. Тут мои ребятишки подползли, пыхтят. А майор, значит, им командует: давайте-ка, орёлики, назад к вашей птичке, снимайте всё, что стрелять может, со всем боезапасом, а так же всё, что взрывается. И сюда. Главное, воду и пожрать тащите. А то мы уже тут половину суток сидим, и животы подвело. И не отсвечивайте там. Хоть из испанцев вояки плохие, но если начнут садить, то пуля дурная может и случайно попасть. Глянули мои ребята на него, и уползли назад. А майор у меня так молча пачку сигарет из кармана вынимает, закуривает и назад впихивает.
– В общем, слушай сюда, поручик. Мы тут хотели танковый прорыв изобразить, да попались под гаубицы. Бритиши моих ребят отсекли, а я прорвался… вот только на «антитанк» напоролся, гусеницу мне порвал. Влипли мы здорово, до линии фронта двадцать километров, за спиной дивизион гаубиц, да танковый батальон сводный. Лягушатники и лимонники вперемежку. Когда нас отсюда вытащат – хрен его знает. Так что будем сидеть до последнего, мы, по крайней мере. Дело, конечно, твоё, обер-лейтенант. Но на твоём бы месте я в плен бы не спешил. А так хоть надежда есть, что нас вытащат. Мой двадцать шестой считай целый, только звёздочку с гусеницей порвало, пушка с боезапасом и пулемёт, да на твоём бомбере, наверное, что-то найдётся?
Я ему в ответ киваю:
– Три пулемёта, личное оружие, пара гранат, да надо стрелка-радиста моего потрясти, этот сукин сын вечно что-нибудь припрячет в самолёте, этакое…
Тут гляжу, мои ребята ползут, матюкаются. Волокут с собой два МГ-15-ых, коробки с патронами, и Ганс, хомяк этот, баул какой-то тащит и канистру с водой из НЗ. Глянул наш русский на эту картину и повеселел сразу, похлопал меня по плечу:
– Теперь живём, друг!..
…Первым делом мы окопы вырыли. Ох, и ругались же все… поначалу… Зато потом, когда целую роту пехоты республиканской нашинковали, а сами ни одной царапины не получили, весь экипаж майору спасибо сказал, что копать заставил… В общем, двое суток мы там сидели, вокруг этого танка в обороне… Народу покрошили видимо-невидимо…
Ребята эти, «Витязи» дикие, пока без нас сидели, первым делом свой танк закопали по самую башню, и когда я на посадку шёл, то малость попутал технику, это английский «Виккерс» там в поле стоял. Русский танк и не увидишь сразу, так они его засыпали – только башня торчит между двух холмиков. Танкёры на одном из них, том, что ближе к дороге, окопчик отрыли, бруствер траками от разбитой гусеницы обложили, да песочком присыпали, но плохо – от одного гребешка лучик и отразился, да мне в глаз и попал. Слава Богу, в тот, который не заплыл… В общем, танкисты наши по кружечке водички пропустили и ожили маленечко, заулыбались. Смотрю я на их морды славянские, и тут вижу знако-омый такой фингал у одного под глазом. Точь-в-точь, как у меня. Только у меня слева, а у того справа. И разобрало меня тут любопытство, значит. Я к майору аккуратненько так поворачиваюсь, козыряю ему как положено и вопросец ему, с ехидцой:
– Герр майор, а чем ваш танкист отличился?
И на свой глаз показываю так, исподтишка. Погрустнел тут он, и мне в ответ:
– Севой меня зовут, обер-лейтенант. Всеволодом Львовичем. Можешь ко мне по имени-отчеству обращаться, разрешаю. А освещение я ему подвесил за дело… танк у меня командирский, рация есть. Да как нас тряхнуло взрывом, рация моя работать перестала, а этот, стрелок – радист так называемый, починить её не может, хотя я его по честному на курсы отправлял, чтоб научился всему, что положено. Видно, только жрал от пуза да за девками бегал, скотина… Теперь вот, рация вроде есть, а вроде нет. Не работает. А если бы ты с неба не упал, то и вообще конец бы нам пришёл – у нас на троих шесть сухарей, полфляги водки, а воды – ни капли…
И так мне сразу пить захотелось, жара ведь страшенная стоит. Но я себя пересилил, стал всё изложенное по полочкам раскладывать, любим мы, немцы, порядок во всём. Перво-наперво попытался я имя его выговорить, но на втором слоге понял, что проще язык изо рта извлечь, молотком отбить, как бифштекс, чтобы помягче был, да назад вставить, тогда может и получиться выговорить это – Вшефолотлеофвофитшч. Севой он себя к концу дня разрешил называть, когда мы четвёртую атаку отбили. Вот это имя у меня сразу получилось выговорить. Но – по порядку. Орднунг есть орднунг. Рассказал он мне про рацию, тут меня и осенило: у меня же Курт есть, герой штурман, в штаны при первой атаке французов напустивший. Маню я так его ласково, пальчиком… встрепенулся малый, подобрался поближе. А я майора в бок:
– Герр майор, а пусть вашу рацию мой штурман посмотрит, он у меня радист тоже. Только просьба у меня к вам, личная.
Русский смотрит на меня так косо – косо, а я своё гну:
– Если не получится у него, то подбейте ему глаз с этой стороны, – и на свой показываю, – а заодно и стрелкам моим, обоим, чтоб весь экипаж одинаково выглядел…
Тут танкист понял, и как заржёт, аж до слёз. Наконец успокоился, и головой кивает, брямкнул что-то по своему горе-радисту, тот закивал, ухватил моего Курта за рукав и потянул в нору, под брюхо танка прокопанную. Смылись они, значит, майор моих стрелков к себе поманил и поставил задачу: отрыть ещё два окопа под МГ, один, значит, правее своего, а второй позади нас, метрах этак в ста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95