Эпизоды трагедии вновь и вновь всплывали в памяти, а пристрастие к логике, требовавшее от Уордена четкого и недвусмысленного объяснения происшедшему, заставляло его свести ситуацию к нескольким общим положениям.
Плодами своих тягостных раздумий он мог наконец поделиться с командиром Отряда 316. Уорден не мог ограничиться рамками сухого военного рапорта. Ему было совершенно необходимо излить томившие его сомнения, тревоги, страх и злость, необходимо высказать без утайки подспудные причины этой глупейшей развязки, как он их понимал. Долг обязывал его представить объективное изложение событий. Доцент старался держаться канвы повествования, но бушевавшие страсти то и дело уводили его в сторону. В результате получилась причудливая комбинация из проклятий и горькой защитительной речи, насыщенной куда больше философскими парадоксами, чем «фактами».
Полковник Грин терпеливо и с любопытством вслушивался в поток цветистого красноречия, столь необычного для легендарно спокойного и пунктуального доцента Уордена. Полковника прежде всего интересовали факты. Тем не менее он лишь изредка прерывал своего офицера. Полковнику было ведомо, что означает возвратиться с задания, в которое было вложено так много собственной души, но закончившегося полным провалом, хотя и не по твоей вине… В таких случаях он делал большую скидку на «естественные человеческие чувства», давал полную возможность разглагольствовать и не замечал непочтительного тона…
— Вы скажете, что мальчишка вел себя как последний дурак, сэр? Конечно, дурак, но в его положении вряд ли бы кто-нибудь оказался умнее. Я все время наблюдал за ним. Я догадался, что говорил он тому полковнику. Я видел, как он начал карабкаться. Поезд приближался. Я сам ничего не понял когда тот вдруг двинулся на мальчишку. Только потом до меня дошло… А Ширс еще говорил, что Джойс слишком много обдумывает все! Господи, как раз наоборот! Тут нужен был особо изощренный ум. В нашем деле недостаточно перерезать глотку первому попавшемуся! Надо еще знать, правильно ли выбран объект. Кажется, так вы учили, сэр? Здесь нужен был человек с острым нюхом, чтобы понять: этот достопочтенный болван не позволит взорвать у себя на глазах собственное творение. Ведь мост был его личным успехом, личной победой. Полгода он жил мечтой о ней. Цепкий глаз смог бы, наверное, распознать это уже по тому, как он вышагивал по настилу. Я следил за ним в бинокль, сэр… на устах — блаженная улыбка победителя. Великолепный образец энергичного человека, как любят говорить у нас в Отряде 316! Никогда не сгибается в неудаче, всегда держится до последнего! Он позвал на помощь японцев!
Старый осел с голубыми глазами, наверное, всю жизнь мечтал построить что-нибудь на века. Раз уж не довелось построить город или собор, он взялся за мост! И вы хотели бы, чтобы он позволил разрушить его!.. Не на того напали. Это британский полковник старой закалки, сэр! Абсолютно уверен, что с ранней юности знает назубок всего Киплинга — нашу национальную гордость, сэр! Держу пари, что когда он смотрел на мост, в его воспаленном мозгу плясали готовые фразы: «Твоя — вся земля и все, что в ней, и все, что вокруг. Ты станешь мужчиной, сын мой!» Я прямо слышу их! Человек с сильно развитым чувством долга и любовью к хорошо исполненной работе… Любовь к делу, как у всех нас, сэр!.. Дурацкое поклонение абстрактному делу, захватившее всех нас — от начинающей машинистки до полководцев! Не знаю, то ли я говорю, но вот уже месяц, сэр, как это не выходит у меня из головы. А может, безумный болван Никольсон в самом деле достоин уважения? Может, подлинную ценность представляет как раз его идеал, не менее священный, чем наш? Тот же, что и наш? Может, фантастическая абракадабра его миражей родилась из того же источника, что и символы, вдохновляющие нас? О, эта таинственная область клокочущих страстей, взывающих к действию! Может, поэтому сам «результат» действия уже не имеет значения и только качество исполнения обретает смысл? Такой образ мыслей, словно игра дьявола, наделяет человека уверенностью в самоценности любого действия и губит его, заставляя лицезреть мерзкие результаты своих начинаний… Я уже месяц думаю над этим, сэр.
— Расскажите мне, как закончилась операция, — перебил его полковник Грин хорошо поставленным голосом. — Все, что не относится к делу, несущественно.
— Все, что не относится к делу, несущественно, сэр… Например, глаза Джойса, когда он вылезал из укрытия. Он ведь не дрогнул. Он ударил его по всем правилам, я свидетель. Если бы он чуть-чуть лучше сориентировался в ситуации… Никольсон бросился на него с такой яростью, что они покатились с берега и едва не упали в воду. Невооруженному взгляду могло бы показаться, что они лежат неподвижно. Но в бинокль я разглядел, как все было. Один подмял под себя другого. Тот, в форме, придавил к земле обнаженного, вымазанного кровью, а руки его в бешенстве сжимали горло… Я видел все очень отчетливо.
Джойс лежал, раскинув руки, рядом с телом японца, в котором еще торчал нож. В этот момент он, очевидно, понял свою ошибку, сэр. Я уверен. Он убедился, что заколол не того полковника! Я все видел. Нож торчал совсем рядом. Джойс схватил его. Я видел, как напряглись его мышцы, я даже подумал, что он решится. Но было уже поздно, у него не хватило сил. Он не успел… или не захотел. Противник, сжимавший ему горло, гипнотизировал его. Он выронил нож и обмяк… Полностью расслабился, сэр. Вам знакомо это состояние, когда все становится безразличным? Он смирился со своей участью. Он шевельнул губами, желая что-то сказать. Так и не знаю, что — проклятие или молитву… А может, слово смиренного отчаяния. Ведь это не был мятежный характер, сэр. Во всяком случае, нам так казалось. Всегда почтителен с начальством. Господи! Мы с Ширсом еле добились, чтобы он не вытягивался по стойке «смирно», обращаясь к нам! Держу пари, он сказал тому «сэр», прежде чем закрыть глаза!… Дело целиком держалось на нем. Все было кончено. Множество событий происходило в этот момент, сэр, множество «фактов», как вы говорите. Они несколько перемешались у меня в памяти, но я постараюсь все восстановить. Поезд был совсем близко. Пыхтенье паровоза нарастало с каждой секундой… Однако оно не могло заглушить воплей этого спятившего полковника. Во весь голос, привыкший выкликать команды, он звал на помощь! А я смотрел, не в силах ничем помочь, сэр… Я вряд ли бы смог что-нибудь сделать на месте Джойса, да и не только я — никто… разве что Ширс? Ширс! В этот момент я услышал новые крики. Это был Ширс. Он кричал на всю долину. Голос разъяренного безумца, сэр. Мне удалось различить только одно: «Коли его!» Он тоже понял все, быстрее моего. Но это уже не могло ничего изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Плодами своих тягостных раздумий он мог наконец поделиться с командиром Отряда 316. Уорден не мог ограничиться рамками сухого военного рапорта. Ему было совершенно необходимо излить томившие его сомнения, тревоги, страх и злость, необходимо высказать без утайки подспудные причины этой глупейшей развязки, как он их понимал. Долг обязывал его представить объективное изложение событий. Доцент старался держаться канвы повествования, но бушевавшие страсти то и дело уводили его в сторону. В результате получилась причудливая комбинация из проклятий и горькой защитительной речи, насыщенной куда больше философскими парадоксами, чем «фактами».
Полковник Грин терпеливо и с любопытством вслушивался в поток цветистого красноречия, столь необычного для легендарно спокойного и пунктуального доцента Уордена. Полковника прежде всего интересовали факты. Тем не менее он лишь изредка прерывал своего офицера. Полковнику было ведомо, что означает возвратиться с задания, в которое было вложено так много собственной души, но закончившегося полным провалом, хотя и не по твоей вине… В таких случаях он делал большую скидку на «естественные человеческие чувства», давал полную возможность разглагольствовать и не замечал непочтительного тона…
— Вы скажете, что мальчишка вел себя как последний дурак, сэр? Конечно, дурак, но в его положении вряд ли бы кто-нибудь оказался умнее. Я все время наблюдал за ним. Я догадался, что говорил он тому полковнику. Я видел, как он начал карабкаться. Поезд приближался. Я сам ничего не понял когда тот вдруг двинулся на мальчишку. Только потом до меня дошло… А Ширс еще говорил, что Джойс слишком много обдумывает все! Господи, как раз наоборот! Тут нужен был особо изощренный ум. В нашем деле недостаточно перерезать глотку первому попавшемуся! Надо еще знать, правильно ли выбран объект. Кажется, так вы учили, сэр? Здесь нужен был человек с острым нюхом, чтобы понять: этот достопочтенный болван не позволит взорвать у себя на глазах собственное творение. Ведь мост был его личным успехом, личной победой. Полгода он жил мечтой о ней. Цепкий глаз смог бы, наверное, распознать это уже по тому, как он вышагивал по настилу. Я следил за ним в бинокль, сэр… на устах — блаженная улыбка победителя. Великолепный образец энергичного человека, как любят говорить у нас в Отряде 316! Никогда не сгибается в неудаче, всегда держится до последнего! Он позвал на помощь японцев!
Старый осел с голубыми глазами, наверное, всю жизнь мечтал построить что-нибудь на века. Раз уж не довелось построить город или собор, он взялся за мост! И вы хотели бы, чтобы он позволил разрушить его!.. Не на того напали. Это британский полковник старой закалки, сэр! Абсолютно уверен, что с ранней юности знает назубок всего Киплинга — нашу национальную гордость, сэр! Держу пари, что когда он смотрел на мост, в его воспаленном мозгу плясали готовые фразы: «Твоя — вся земля и все, что в ней, и все, что вокруг. Ты станешь мужчиной, сын мой!» Я прямо слышу их! Человек с сильно развитым чувством долга и любовью к хорошо исполненной работе… Любовь к делу, как у всех нас, сэр!.. Дурацкое поклонение абстрактному делу, захватившее всех нас — от начинающей машинистки до полководцев! Не знаю, то ли я говорю, но вот уже месяц, сэр, как это не выходит у меня из головы. А может, безумный болван Никольсон в самом деле достоин уважения? Может, подлинную ценность представляет как раз его идеал, не менее священный, чем наш? Тот же, что и наш? Может, фантастическая абракадабра его миражей родилась из того же источника, что и символы, вдохновляющие нас? О, эта таинственная область клокочущих страстей, взывающих к действию! Может, поэтому сам «результат» действия уже не имеет значения и только качество исполнения обретает смысл? Такой образ мыслей, словно игра дьявола, наделяет человека уверенностью в самоценности любого действия и губит его, заставляя лицезреть мерзкие результаты своих начинаний… Я уже месяц думаю над этим, сэр.
— Расскажите мне, как закончилась операция, — перебил его полковник Грин хорошо поставленным голосом. — Все, что не относится к делу, несущественно.
— Все, что не относится к делу, несущественно, сэр… Например, глаза Джойса, когда он вылезал из укрытия. Он ведь не дрогнул. Он ударил его по всем правилам, я свидетель. Если бы он чуть-чуть лучше сориентировался в ситуации… Никольсон бросился на него с такой яростью, что они покатились с берега и едва не упали в воду. Невооруженному взгляду могло бы показаться, что они лежат неподвижно. Но в бинокль я разглядел, как все было. Один подмял под себя другого. Тот, в форме, придавил к земле обнаженного, вымазанного кровью, а руки его в бешенстве сжимали горло… Я видел все очень отчетливо.
Джойс лежал, раскинув руки, рядом с телом японца, в котором еще торчал нож. В этот момент он, очевидно, понял свою ошибку, сэр. Я уверен. Он убедился, что заколол не того полковника! Я все видел. Нож торчал совсем рядом. Джойс схватил его. Я видел, как напряглись его мышцы, я даже подумал, что он решится. Но было уже поздно, у него не хватило сил. Он не успел… или не захотел. Противник, сжимавший ему горло, гипнотизировал его. Он выронил нож и обмяк… Полностью расслабился, сэр. Вам знакомо это состояние, когда все становится безразличным? Он смирился со своей участью. Он шевельнул губами, желая что-то сказать. Так и не знаю, что — проклятие или молитву… А может, слово смиренного отчаяния. Ведь это не был мятежный характер, сэр. Во всяком случае, нам так казалось. Всегда почтителен с начальством. Господи! Мы с Ширсом еле добились, чтобы он не вытягивался по стойке «смирно», обращаясь к нам! Держу пари, он сказал тому «сэр», прежде чем закрыть глаза!… Дело целиком держалось на нем. Все было кончено. Множество событий происходило в этот момент, сэр, множество «фактов», как вы говорите. Они несколько перемешались у меня в памяти, но я постараюсь все восстановить. Поезд был совсем близко. Пыхтенье паровоза нарастало с каждой секундой… Однако оно не могло заглушить воплей этого спятившего полковника. Во весь голос, привыкший выкликать команды, он звал на помощь! А я смотрел, не в силах ничем помочь, сэр… Я вряд ли бы смог что-нибудь сделать на месте Джойса, да и не только я — никто… разве что Ширс? Ширс! В этот момент я услышал новые крики. Это был Ширс. Он кричал на всю долину. Голос разъяренного безумца, сэр. Мне удалось различить только одно: «Коли его!» Он тоже понял все, быстрее моего. Но это уже не могло ничего изменить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37