Пополнение! Обновление малинника.
Бортмеханик задраил люк, приказал не курить и не бродить по самолету, если не хватит на всех воздуха — дышать через свисающие сверху кислородные маски. Но масок свисало мало, гораздо меньше, чем было людей на лавках и сиденьях.
Прапорщик-бортмеханик сел на свое откидное сиденье и, демонстративно пристегнув парашют, о чем-то задумался.
Расположившиеся рядом два откормленных дородных прапорщика громко возмутились.
— Иван! Ты бачишь шо делается? Этот летун парашют пристегнул, а нам их не выдали!
— Та ни! То не парашют, то имитация, мешок для самоуспокоения.
— Да парашют, я тоби говорю. Боится, наверное.
— А шо вин его одев? Думае выпрыгнуть, если собьют? А нас бросить?
— Наивный! Хто ж его выпустит? Вместе с нами и упаде.
Вокруг одобрительно засмеялись пассажиры. Летчик злобно посмотрел на болтающих и смеющихся, еще раз рявкнул нервно: «Не курить!» — и убежал вместе с парашютом в кабину пилотов, задраив за собой люк отсека.
— Ну вот, как в гробу запечатал. Обиделся! — подытожил один из прапорщиков.
— Это новенькие, недавно экипаж из Белоруссии прилетел, нервничают, — авторитетно сказал какой-то офицер.
— Ничего, пусть понервничают, — отозвался другой. — Они туда-сюда летают, а я второй год там по горам ползаю.
Вскоре после взлета в салоне началась пьянка. Пили то, что сумели пронести под видом компотов и чая. На самом деле, это были подкрашенные спирт, водка, самогон. Мы с Николаем из-за отсутствия этого резерва могли только дремать, что и делали, лежа на чемоданах.
Сон не шел. Было душно, не хватало воздуха. Потом над горами, когда поднялись на максимальную высоту, стало холодно, а воздуха — еще меньше. Пришлось по очереди дышать кислородом через маску.
— Подлегаем! — пьяно заорал кто-то. — Баграмка! Сейчас будет Кабул на горизонте за горами.
Все сидящие возле иллюминаторов прильнули к ним.
Я видел внизу пейзаж, такой же, как и в Туркмении. Затем за хребтом появился большой город, и самолет, резко накренившись на крыло, начал кружить над ним, постепенно снижаясь.
— Самый опасный момент, — сказал сосед, старший лейтенант. Он возвращался из отпуска, и все было уже не впервой. — Сбивают чаще всего на взлете и на посадке.
В ответ я понимающе кивнул. Начала бить нервная дрожь, пальцы и руки подергивались. Страшновато. Особенно нервировало натужное завывание двигателей и скрип самолета.
— Скрыпучий який, зараза! — задумчиво промямлил совсем опьяневший прапорщик. — Иван, не развалится летак?
— Та ни, не развалится! А если и развалится, падать-то вже совсем низенько, — хохотнул такой же пьяный его собутыльник.
Самолет ударился колесами о бетонку, слегка подпрыгивая, промчался по полосе аэродрома, двигатели ревели на реверсе. Пробежка, торможение, разворот — все, приехали.
Народ радостно заорал: «Ура!» — и захлопал в ладоши. У кого оставалось спиртное — выпили «на посошок».
Подали трап, выгружаемся. Вот тут мой ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома.
***
Грузный прапорщик встретил всех вновь прибывших во дворе пересыльного пункта. Нехотя мы построились в одну шеренгу и выслушали дурацкий инструктаж тыловой крысы.
— Товарищи офицеры и прапорщики! Вы попали на территорию пересыльного пункта №
***
Это военный объект со строгой дисциплиной, здесь действует жесткий распорядок дня, обязательный для всех, — вещал с умным видом старший прапорщик.
Откормленная физиономия лоснилась нагулянным жирком, чистая, отутюженная полевая форма явно не знала пыли гор и песков пустыни. Новенькие хромовые сапоги блестели на солнце, видно было по всему: их хозяин был доволен службой и не утруждался боевыми действиями. Мы смотрели на этого военного франта, его речь нам казалась не правдоподобной.
— Вы, товарищи, прибыли в район боевых действий и тут, как и везде на фронте, постоянные артиллерийские обстрелы противника. Мятежники регулярно обстреливают район нашего пересыльного пункта. В случае обстрела всем залечь в окопах и щелях, вырытых за модулями-казармами. Модуль — это щитовой домик, легко пробивается осколками, поэтому рекомендую успеть занять место в окопе. Если услышите пулеметную стрельбу, не пугайтесь, это бьет пулеметчик из капонира. На войне как на войне. Всем вести себя достойно, выполнять распоряжения администрации пересыльного пункта. Я пользуюсь властью помощника коменданта гарнизона, могу буянящих и на гауптвахту определить. Не болтаться, ждать распределения.
Распалясь от собственного красноречия и тылового героизма, комендант воспарил до самых высот верховного командования. Он прикрикнул на офицера, что-то спросившего его, рявкнул на прапорщика.
В конце концов, стоять под палящим солнцем и выслушивать бредни зарвавшегося «полководца» надоело какому-то подполковнику, и он прервал лекцию окриком:
— Комендант, не забывайтесь! В строю старшие офицеры!
— Да, да! Разойдись! Получить постельное белье, сдать продаттестаты и предписания.
Рядом с нами стоял молодой майор, нетерпеливо слушавший инструктаж, и постукивал ботинком о чемодан.
— Редкостный болван, — произнес он. — Пора отсюда сваливать как можно быстрее, а то еще и чемодан герои тыла сопрут. Вы, коллеги, куда направляетесь?
— Мы в распоряжение политуправления армии, — ответил Николай. — Ему вроде в Шиндант, мне в Кундуз, не знаем только точно, где это.
— Здорово! И я в Шиндант, в штаб дивизии. За мной знакомые ребята должны подъехать, могу подвезти в штаб армии. Боюсь, что тут иначе надолго застрянете, если сдадите этому чинуше документы.
— Будем только рады составить компанию, — воскликнул я, — только вещи в каптерку забросим и готовы ехать вместе с вами.
Николай зашипел мне на ухо:
— Куда ты спешишь? Мы что обязаны сами куда-то бежать, торопиться? Пусть приезжают и забирают. Нам в Афгане быть два года, а время уже пошло. Давай отдохнем, поспим, послушаем, где лучше, где хуже. Куда спешить?
— Коля! Ты можешь тут хоть мхом покрыться, хоть замполитом пересылки стать! А я не собираюсь слушать бред этого бездельника и выполнять его приказы. В полк — и чем быстрее, тем лучше! От судьбы все равно не уйдешь. Ты со мной?
— Да с тобой, с тобой. Замполитом пересылки — это ты сильно сказал. Заманчиво! Но, наверное, такие теплые места давно захвачены. На них, я думаю, в Москве распределяют. Год за три — и участник боевых действий, и риск минимальный. Ох, и жирное местечко, сало будет всегда. — Николай даже мечтательно закрыл глаза.
Действительно, вскоре пришел автобус из штаба армии, и майор пригласил нас с собой. За ним приехал какой-то подполковник, они обнялись, расцеловались.
— «Однокашник», вместе в одной роте были, — пояснил майор и обратился к подполковнику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Бортмеханик задраил люк, приказал не курить и не бродить по самолету, если не хватит на всех воздуха — дышать через свисающие сверху кислородные маски. Но масок свисало мало, гораздо меньше, чем было людей на лавках и сиденьях.
Прапорщик-бортмеханик сел на свое откидное сиденье и, демонстративно пристегнув парашют, о чем-то задумался.
Расположившиеся рядом два откормленных дородных прапорщика громко возмутились.
— Иван! Ты бачишь шо делается? Этот летун парашют пристегнул, а нам их не выдали!
— Та ни! То не парашют, то имитация, мешок для самоуспокоения.
— Да парашют, я тоби говорю. Боится, наверное.
— А шо вин его одев? Думае выпрыгнуть, если собьют? А нас бросить?
— Наивный! Хто ж его выпустит? Вместе с нами и упаде.
Вокруг одобрительно засмеялись пассажиры. Летчик злобно посмотрел на болтающих и смеющихся, еще раз рявкнул нервно: «Не курить!» — и убежал вместе с парашютом в кабину пилотов, задраив за собой люк отсека.
— Ну вот, как в гробу запечатал. Обиделся! — подытожил один из прапорщиков.
— Это новенькие, недавно экипаж из Белоруссии прилетел, нервничают, — авторитетно сказал какой-то офицер.
— Ничего, пусть понервничают, — отозвался другой. — Они туда-сюда летают, а я второй год там по горам ползаю.
Вскоре после взлета в салоне началась пьянка. Пили то, что сумели пронести под видом компотов и чая. На самом деле, это были подкрашенные спирт, водка, самогон. Мы с Николаем из-за отсутствия этого резерва могли только дремать, что и делали, лежа на чемоданах.
Сон не шел. Было душно, не хватало воздуха. Потом над горами, когда поднялись на максимальную высоту, стало холодно, а воздуха — еще меньше. Пришлось по очереди дышать кислородом через маску.
— Подлегаем! — пьяно заорал кто-то. — Баграмка! Сейчас будет Кабул на горизонте за горами.
Все сидящие возле иллюминаторов прильнули к ним.
Я видел внизу пейзаж, такой же, как и в Туркмении. Затем за хребтом появился большой город, и самолет, резко накренившись на крыло, начал кружить над ним, постепенно снижаясь.
— Самый опасный момент, — сказал сосед, старший лейтенант. Он возвращался из отпуска, и все было уже не впервой. — Сбивают чаще всего на взлете и на посадке.
В ответ я понимающе кивнул. Начала бить нервная дрожь, пальцы и руки подергивались. Страшновато. Особенно нервировало натужное завывание двигателей и скрип самолета.
— Скрыпучий який, зараза! — задумчиво промямлил совсем опьяневший прапорщик. — Иван, не развалится летак?
— Та ни, не развалится! А если и развалится, падать-то вже совсем низенько, — хохотнул такой же пьяный его собутыльник.
Самолет ударился колесами о бетонку, слегка подпрыгивая, промчался по полосе аэродрома, двигатели ревели на реверсе. Пробежка, торможение, разворот — все, приехали.
Народ радостно заорал: «Ура!» — и захлопал в ладоши. У кого оставалось спиртное — выпили «на посошок».
Подали трап, выгружаемся. Вот тут мой ярко-красный чемодан, чавкнув, припечатался к бетонке Кабульского аэродрома.
***
Грузный прапорщик встретил всех вновь прибывших во дворе пересыльного пункта. Нехотя мы построились в одну шеренгу и выслушали дурацкий инструктаж тыловой крысы.
— Товарищи офицеры и прапорщики! Вы попали на территорию пересыльного пункта №
***
Это военный объект со строгой дисциплиной, здесь действует жесткий распорядок дня, обязательный для всех, — вещал с умным видом старший прапорщик.
Откормленная физиономия лоснилась нагулянным жирком, чистая, отутюженная полевая форма явно не знала пыли гор и песков пустыни. Новенькие хромовые сапоги блестели на солнце, видно было по всему: их хозяин был доволен службой и не утруждался боевыми действиями. Мы смотрели на этого военного франта, его речь нам казалась не правдоподобной.
— Вы, товарищи, прибыли в район боевых действий и тут, как и везде на фронте, постоянные артиллерийские обстрелы противника. Мятежники регулярно обстреливают район нашего пересыльного пункта. В случае обстрела всем залечь в окопах и щелях, вырытых за модулями-казармами. Модуль — это щитовой домик, легко пробивается осколками, поэтому рекомендую успеть занять место в окопе. Если услышите пулеметную стрельбу, не пугайтесь, это бьет пулеметчик из капонира. На войне как на войне. Всем вести себя достойно, выполнять распоряжения администрации пересыльного пункта. Я пользуюсь властью помощника коменданта гарнизона, могу буянящих и на гауптвахту определить. Не болтаться, ждать распределения.
Распалясь от собственного красноречия и тылового героизма, комендант воспарил до самых высот верховного командования. Он прикрикнул на офицера, что-то спросившего его, рявкнул на прапорщика.
В конце концов, стоять под палящим солнцем и выслушивать бредни зарвавшегося «полководца» надоело какому-то подполковнику, и он прервал лекцию окриком:
— Комендант, не забывайтесь! В строю старшие офицеры!
— Да, да! Разойдись! Получить постельное белье, сдать продаттестаты и предписания.
Рядом с нами стоял молодой майор, нетерпеливо слушавший инструктаж, и постукивал ботинком о чемодан.
— Редкостный болван, — произнес он. — Пора отсюда сваливать как можно быстрее, а то еще и чемодан герои тыла сопрут. Вы, коллеги, куда направляетесь?
— Мы в распоряжение политуправления армии, — ответил Николай. — Ему вроде в Шиндант, мне в Кундуз, не знаем только точно, где это.
— Здорово! И я в Шиндант, в штаб дивизии. За мной знакомые ребята должны подъехать, могу подвезти в штаб армии. Боюсь, что тут иначе надолго застрянете, если сдадите этому чинуше документы.
— Будем только рады составить компанию, — воскликнул я, — только вещи в каптерку забросим и готовы ехать вместе с вами.
Николай зашипел мне на ухо:
— Куда ты спешишь? Мы что обязаны сами куда-то бежать, торопиться? Пусть приезжают и забирают. Нам в Афгане быть два года, а время уже пошло. Давай отдохнем, поспим, послушаем, где лучше, где хуже. Куда спешить?
— Коля! Ты можешь тут хоть мхом покрыться, хоть замполитом пересылки стать! А я не собираюсь слушать бред этого бездельника и выполнять его приказы. В полк — и чем быстрее, тем лучше! От судьбы все равно не уйдешь. Ты со мной?
— Да с тобой, с тобой. Замполитом пересылки — это ты сильно сказал. Заманчиво! Но, наверное, такие теплые места давно захвачены. На них, я думаю, в Москве распределяют. Год за три — и участник боевых действий, и риск минимальный. Ох, и жирное местечко, сало будет всегда. — Николай даже мечтательно закрыл глаза.
Действительно, вскоре пришел автобус из штаба армии, и майор пригласил нас с собой. За ним приехал какой-то подполковник, они обнялись, расцеловались.
— «Однокашник», вместе в одной роте были, — пояснил майор и обратился к подполковнику:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70