Перейдем, однако, к ошибке, касающейся нас вплотную.
Я был готов к приходу мадемуазель Дрейфус уже в два часа дня. Правда, она обещала к пяти, но при парижских уличных пробках!
Голубчика я расположил на самом виду, в кресле у окна. Выгодно освещенный, он весь сиял, словно аттракцион в луна-парке (от англ, to attract - приманивать), - это как приманка и задумано, чтобы понравиться мадемуазель Дрейфус.
Сам же нарядился в светлый костюм с зеленым галстуком. Одеваться следует внушительно, тогда не так опасно переходить улицу - вас считают персоной и потому обращают на вас внимание. Волосы у меня белесые и жидковатые, но, к счастью, это незаметно, потому что на мою внешность никто не смотрит. И ничего страшного, даже наоборот - тем явственней видны достоинства внутренние, лучшим выразителем которых является Голубчик в силу моей к нему привязанности. Прошу прощения за узловатость - это нервное.
В половине пятого раздался звонок. Меня охватил страх: вдруг опять ошиблись номером. Но я паял себя в руки и пошел открывать, стараясь держаться как можно раскованнее: когда девушка первый раз приходит в гости к удаву, она поневоле робеет, и надо поскорее поместить ее в свою тарелку.
На пороге стояла мадемуазель Дрейфус в рыжей мини и таких же сапогах выше колена, но это еще не все.
С ней были трое наших общих сослуживцев.
При виде их кровь отхлынула у меня от лица, так что мадемуазель Дрейфус обеспокоилась.
- Вот и мы, - сказала она, выпевая слова по туземному обычаю. - А что с вами, вы какой-то странный или забыли наш уговор?
Удушил бы наглецов! Вообще-то, вопреки укоренившемуся предрассудку, я совершенно безобиден, но этих троих сжал бы железной хваткой и удавил на месте.
Вместо этого я осклабился, приветствуя гостей:
- Заходите.
И широко распахнул дверь - так подставляют грудь врагу.
Они вошли. Замначальника управления Лотар и двое молодых из сектора проверки, Бранкадье и Ламбержак.
- Рад вас видеть, - сказал я им.
На самом деле я был бы рад провалиться сквозь землю. В моей двухкомнатушке прихожей практически нет, шаг - и сразу попадаешь в гостиную. Они без колебаний сделали этот шаг... Мадемуазель Дрейфус обернулась и посмотрела на меня с мягкой улыбкой. Зато другие...
На Голубчика они и не взглянули.
Они пожирали глазами стол.
Букетик ландышей.
Пару чайных чашек.
И пару салфеток сердечком, будь они неладны.
Всего по паре, все накрыто для пары сердец.
Их насмешливые взгляды сразили меня наповал, но, соблюдая приличия, я не дал себе воли и остался полуживым.
Какое коварство! Какая сокрушительная жестокость!
Я стоял словно голый, а все вокруг сотрясалось беззвучным смехом. Самоубийство не для меня, я человек маленький, у смерти найдутся клиенты покрупнее. На сенсацию я не тяну ни качеством, ни количеством.
Конечно, я не имел на все это права. На ландыши, скамейку под каштанами в Люксембургском саду, подворотни, чайный сервиз на две персоны и пару салфеточных сердечек.
Никакого права, ведь мне ничего не обещали. Просто что-то как будто проклюнулось в кабине лифта.
Надежда - это ошибка, свойственная человеческой натуре.
- Очень мило, - сказала мадемуазель Дрейфус, глядя на сердечки.
Те трое тоже не сводили с них глаз. Так и впились, вцепились мертвой хваткой.
- Такое может вкрасться даже в работу IBM, - промямлил я.
Ошибка, фактор ошибки может вмешаться даже в самые совершенные системы - вот что я хотел сказать, но не ради оправдания, я ведь только следовал природе.
- Стиль ретро, - произнес я далее с героическим усилием, чтобы выручить сердечные салфетки - я чувствовал себя настолько слабым, что мне было необходимо кому-нибудь помочь.
- По-моему, нас тут многовато, - заметил догадливый Ламбержак. - Мы, пожалуй, вас оставим.
Оба приятеля поддержали его. Издевательство чистой воды, хотя они не подавали виду. Но я-то понял.
Я приготовился защищать Голубчика. Как бы между прочим опустил руку в карман пиджака. Тревожные сирены взвыли на пороге сердца, я напружинился и занял круговую оборону. Мой подпольный шеф Жан Мулен когда-то тоже попал в ловушку и был схвачен гестапо в Калюире. Голубчик безмятежным клубком лежал в кресле, вполглаза поглядывал на всех с величавым презрением. Ни дать ни взять особь другого вида. Безупречная маскировка, и бумаги в полном порядке. Жан Мулен умер, но не выдал себя.
- Интересно, каково живется удаву? - спросил Бранкадье, подчиненный Ламбержака.
- Ничего, привык, - ответил я.
- Привычка - вторая натура, - глубокомысленно изрек Ламбержак. Я сухо подтвердил:
- Именно. Кем быть - распоряжается случай, а там уж выкручивайся как знаешь.
- Приспособление к среде, - сказал Ламбержак.
- Приспособление - это и есть среда, - поправил я.
- А что они едят? - спросил Бранкадье.
Тут я заметил, что Лотар и мадемуазель Дрейфус пошли на кухню. Смотрят в холодильнике, что я ем!
Я застыл в немом негодовании.
Удавы не нападают на человека. Это все клевета, и Голубчик мирно дремал в своем животном состоянии.
Все же я не выдержал и ринулся на кухню.
Юнцы в гостиной у меня за спиной так и прыснули. Мадемуазель Дрейфус искала в шкафу чашки. Я встал рядом, сложив руки на груди и улыбаясь с видом презрительного превосходства.
- Я спущусь и буду ждать вас в машине, - сказал Лотар. - А то она ненадежно припаркована. Пока. Ваш удав очень мил. Я с удовольствием на него посмотрел. До понедельника, месье...
Я ясно расслышал непроизнесенное "месье Голубчик".
- ...месье Кузен. И спасибо. Удав в домашних условиях - это так интересно.
Мадемуазель Дрейфус закрыла шкафчик. Естественно, больше чашек у меня не было - дома я считаю не больше чем до двух. И я не понимал, почему она на меня так смотрит.
- Мне, право, очень неприятно, - сказала она. - Поверьте. Так получилось. Они тоже захотели посмотреть на удава...
Мадемуазель Дрейфус опустила густо поросшие ресницами глаза. Она едва не плакала. Описан случай, когда потерпевший кораблекрушение матрос трое суток погибал в открытом море и все-таки был спасен. Главное - не захлебнуться. И я жадно глотал воздух. А мадемуазель Дрейфус все стояла, опустив глаза, на грани моих слез. И тогда... Тогда я горько усмехнулся и распахнул холодильник.
- Пожалуйста. Смотрите, если хотите.
Яйца, молоко, масло, ветчина. Все как у людей и с равным правом. Масло, яйца, ветчина - среднестатистический рацион. Правда, живых мышей я не ем, не привык, еще не настолько приспособился.
Если я и ошибка, недоразумение, которое подлые негодяи хотят устранить, то чисто человеческого свойства.
Дверца закрылась, и я снова сложил руки на груди.
- Где же ваш удав? - тихонько спросила мадемуазель Дрейфус.
Она хотела сказать, что мне не надо ничего доказывать и нечего оправдываться, моя человеческая природа для нее не подлежит сомнению, и она понимает, что я не удав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я был готов к приходу мадемуазель Дрейфус уже в два часа дня. Правда, она обещала к пяти, но при парижских уличных пробках!
Голубчика я расположил на самом виду, в кресле у окна. Выгодно освещенный, он весь сиял, словно аттракцион в луна-парке (от англ, to attract - приманивать), - это как приманка и задумано, чтобы понравиться мадемуазель Дрейфус.
Сам же нарядился в светлый костюм с зеленым галстуком. Одеваться следует внушительно, тогда не так опасно переходить улицу - вас считают персоной и потому обращают на вас внимание. Волосы у меня белесые и жидковатые, но, к счастью, это незаметно, потому что на мою внешность никто не смотрит. И ничего страшного, даже наоборот - тем явственней видны достоинства внутренние, лучшим выразителем которых является Голубчик в силу моей к нему привязанности. Прошу прощения за узловатость - это нервное.
В половине пятого раздался звонок. Меня охватил страх: вдруг опять ошиблись номером. Но я паял себя в руки и пошел открывать, стараясь держаться как можно раскованнее: когда девушка первый раз приходит в гости к удаву, она поневоле робеет, и надо поскорее поместить ее в свою тарелку.
На пороге стояла мадемуазель Дрейфус в рыжей мини и таких же сапогах выше колена, но это еще не все.
С ней были трое наших общих сослуживцев.
При виде их кровь отхлынула у меня от лица, так что мадемуазель Дрейфус обеспокоилась.
- Вот и мы, - сказала она, выпевая слова по туземному обычаю. - А что с вами, вы какой-то странный или забыли наш уговор?
Удушил бы наглецов! Вообще-то, вопреки укоренившемуся предрассудку, я совершенно безобиден, но этих троих сжал бы железной хваткой и удавил на месте.
Вместо этого я осклабился, приветствуя гостей:
- Заходите.
И широко распахнул дверь - так подставляют грудь врагу.
Они вошли. Замначальника управления Лотар и двое молодых из сектора проверки, Бранкадье и Ламбержак.
- Рад вас видеть, - сказал я им.
На самом деле я был бы рад провалиться сквозь землю. В моей двухкомнатушке прихожей практически нет, шаг - и сразу попадаешь в гостиную. Они без колебаний сделали этот шаг... Мадемуазель Дрейфус обернулась и посмотрела на меня с мягкой улыбкой. Зато другие...
На Голубчика они и не взглянули.
Они пожирали глазами стол.
Букетик ландышей.
Пару чайных чашек.
И пару салфеток сердечком, будь они неладны.
Всего по паре, все накрыто для пары сердец.
Их насмешливые взгляды сразили меня наповал, но, соблюдая приличия, я не дал себе воли и остался полуживым.
Какое коварство! Какая сокрушительная жестокость!
Я стоял словно голый, а все вокруг сотрясалось беззвучным смехом. Самоубийство не для меня, я человек маленький, у смерти найдутся клиенты покрупнее. На сенсацию я не тяну ни качеством, ни количеством.
Конечно, я не имел на все это права. На ландыши, скамейку под каштанами в Люксембургском саду, подворотни, чайный сервиз на две персоны и пару салфеточных сердечек.
Никакого права, ведь мне ничего не обещали. Просто что-то как будто проклюнулось в кабине лифта.
Надежда - это ошибка, свойственная человеческой натуре.
- Очень мило, - сказала мадемуазель Дрейфус, глядя на сердечки.
Те трое тоже не сводили с них глаз. Так и впились, вцепились мертвой хваткой.
- Такое может вкрасться даже в работу IBM, - промямлил я.
Ошибка, фактор ошибки может вмешаться даже в самые совершенные системы - вот что я хотел сказать, но не ради оправдания, я ведь только следовал природе.
- Стиль ретро, - произнес я далее с героическим усилием, чтобы выручить сердечные салфетки - я чувствовал себя настолько слабым, что мне было необходимо кому-нибудь помочь.
- По-моему, нас тут многовато, - заметил догадливый Ламбержак. - Мы, пожалуй, вас оставим.
Оба приятеля поддержали его. Издевательство чистой воды, хотя они не подавали виду. Но я-то понял.
Я приготовился защищать Голубчика. Как бы между прочим опустил руку в карман пиджака. Тревожные сирены взвыли на пороге сердца, я напружинился и занял круговую оборону. Мой подпольный шеф Жан Мулен когда-то тоже попал в ловушку и был схвачен гестапо в Калюире. Голубчик безмятежным клубком лежал в кресле, вполглаза поглядывал на всех с величавым презрением. Ни дать ни взять особь другого вида. Безупречная маскировка, и бумаги в полном порядке. Жан Мулен умер, но не выдал себя.
- Интересно, каково живется удаву? - спросил Бранкадье, подчиненный Ламбержака.
- Ничего, привык, - ответил я.
- Привычка - вторая натура, - глубокомысленно изрек Ламбержак. Я сухо подтвердил:
- Именно. Кем быть - распоряжается случай, а там уж выкручивайся как знаешь.
- Приспособление к среде, - сказал Ламбержак.
- Приспособление - это и есть среда, - поправил я.
- А что они едят? - спросил Бранкадье.
Тут я заметил, что Лотар и мадемуазель Дрейфус пошли на кухню. Смотрят в холодильнике, что я ем!
Я застыл в немом негодовании.
Удавы не нападают на человека. Это все клевета, и Голубчик мирно дремал в своем животном состоянии.
Все же я не выдержал и ринулся на кухню.
Юнцы в гостиной у меня за спиной так и прыснули. Мадемуазель Дрейфус искала в шкафу чашки. Я встал рядом, сложив руки на груди и улыбаясь с видом презрительного превосходства.
- Я спущусь и буду ждать вас в машине, - сказал Лотар. - А то она ненадежно припаркована. Пока. Ваш удав очень мил. Я с удовольствием на него посмотрел. До понедельника, месье...
Я ясно расслышал непроизнесенное "месье Голубчик".
- ...месье Кузен. И спасибо. Удав в домашних условиях - это так интересно.
Мадемуазель Дрейфус закрыла шкафчик. Естественно, больше чашек у меня не было - дома я считаю не больше чем до двух. И я не понимал, почему она на меня так смотрит.
- Мне, право, очень неприятно, - сказала она. - Поверьте. Так получилось. Они тоже захотели посмотреть на удава...
Мадемуазель Дрейфус опустила густо поросшие ресницами глаза. Она едва не плакала. Описан случай, когда потерпевший кораблекрушение матрос трое суток погибал в открытом море и все-таки был спасен. Главное - не захлебнуться. И я жадно глотал воздух. А мадемуазель Дрейфус все стояла, опустив глаза, на грани моих слез. И тогда... Тогда я горько усмехнулся и распахнул холодильник.
- Пожалуйста. Смотрите, если хотите.
Яйца, молоко, масло, ветчина. Все как у людей и с равным правом. Масло, яйца, ветчина - среднестатистический рацион. Правда, живых мышей я не ем, не привык, еще не настолько приспособился.
Если я и ошибка, недоразумение, которое подлые негодяи хотят устранить, то чисто человеческого свойства.
Дверца закрылась, и я снова сложил руки на груди.
- Где же ваш удав? - тихонько спросила мадемуазель Дрейфус.
Она хотела сказать, что мне не надо ничего доказывать и нечего оправдываться, моя человеческая природа для нее не подлежит сомнению, и она понимает, что я не удав.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37