Я же в этом не видел ничего смешного. Дело было так: пока мой бензобак отдыхал в амбаре, где я его спрятал, мыши справляли в него свою нужду. Когда я снова собрал автомобиль, бензобак как следует вымыл, но там, по-видимому, еще оставались остатки «экскрементов». В бензине они размокли и полностью забили карбюратор…
Как только я закончил «техническое толкование», первым заговорил Вимилль. Он по-дружески обнял меня и, с трудом удерживая серьезное выражение, как бы присваивая мне орден Почетного Легиона, объявил:
– Отныне ты будешь называться «Prdko».
Так меня тогда окрестили прозвищем «Prdko» – окончательно и бесповоротно, как настоятель нашего прихода в день моих крестин окрестил меня именем Морис.
Прогноз Широна
Prdko здесь, Prdko там, синий автомобиль или любой другой, ведь от этого не сойти с ума. Я был в Монако и должен был пилотировать красную «Феррари»; была среда, гонка должна была состояться лишь в воскресенье, а первые тренировочные заезды начинались рано утром на следующий день. Моя программа была очень простой: достичь как можно лучшей кондиции, чтобы в воскресенье добиться как можно лучшего результата.
Мое плохое настроение уже исправилось, но я еще толком не знал, как буду использовать свободное послеобеденное время. Мне очень хотелось пойти в гараж, куда только что в огромных фургонах с надписью «Scuderia», словно каких-то скаковых лошадей, привезли четыре одноместные «Феррари». Однако, я отдавал себе отчет в том, что тогда для этого был неподходящий момент. Механики собирались заняться разгрузкой автомобилей и материалов. Я решил зайти и поговорить с ними о машинах попозже; а пока решил совершить круг пешком.
Мы часто так знакомимся с гоночной трассой. Прежде всего потому, что ходьба успокаивает нервы – в этом я нуждался – и, кроме того, потому что это лучший способ запомнить и «скартографировать» трассу, запечатлеть ее в памяти; даже тогда, и это был мой случай в Монако, когда ее уже хорошо знаешь. Гоночную трассу, как и человека, никогда не знаешь достаточно хорошо. Из года в год могут меняться покрытие, высота тротуаров или способ их обозначения.
Обход, как и гонку, я начал перед боксами, расположенными на набережной вдоль причала.
От стартовой черты до поворота в форме шпильки перед газгольдером, после которого пилоты снова проходят позади боксов, нет и двухсот метров. Гм! Имея двадцать автомобилей на старте, здесь надо идти помедленнее, поскольку на всей трассе нет более подходящего места, где можно было бы устроить боксы, лучше будет рисковать и не позволять отговаривать… и просто сказать, что стартовать… означает немного броситься навстречу смерти.
После поворота перед газгольдером трасса идет в гору, а за поворотом «Сент-Девот» начинается сильный подъем, выводящий гонщиков к «Казино». За ним трасса в несколько поворотов проходит перед «Казино», потом вдоль кафе «Де Пари» Отсюда начинается крутой спуск к морю, очень напоминающий крутую трассу для саночников, с четырьмя поворотами, среди которых есть очень опасная шпилька перед станцией «Монте-Карло». Один из правых поворотов выводит на набережную у моря. Затем трасса на протяжении нескольких сот метров немного поворачивает направо и уходит в тоннель, продолжающий этот поворот. На выходе из тоннеля дорога снова выводит гонщиков на набережную. Только не напрямую, а через изгиб, так называемую шикану. Сперва надо повернуть налево и тут же направо… Иначе все закончится купанием в порту. Там через каждые 10 метров друг от друга стоят большие столбы, к которым швартуются судна, но чуточку невезения, и можно легко проскочить между ними и плюхнуться в воду.
Обо всем этом я думал во время своей прогулки. Уличное движение было почти перекрыто. Набережная уходила влево, перед табачным киоском надо было поворачивать. На этот поворот надо будет обратить внимание. Поворот, в который можно входить на большой скорости, наиболее опасен.
Последний Гран-при Монако проводился в 1952 году. За три года трассу значительно улучшили, в некоторых местах дорогу расширили. Но сто кругов по этому тобоггану длиной чуть более трех километров изрядно занимают руки гонщиков, как и коробке передач задают немало работы.
Только я повернул с набережной к гаражам, где у механиков «Феррари» было полно работы, как увидел перед собой высокий и стройный силуэт Широна. В серых фланелевых брюках и в синей робе яхтсменов он выглядел гордо… мне даже показалось, что сознание того, что он еще будет гоняться, действовало на него лучше, чем какой-либо эликсир молодости. Я ускорил шаг, чтобы догнать его, при этом размышляя:
«Черт побери, хотел бы я в пятьдесят шесть лет выглядеть так же, как он!»
Он всегда вел себя вызывающе, но не вульгарно; он обнял меня, показывая, что рад нашей встрече. Между мной и Широном было и до сих пор остается нечто большее, чем просто симпатия к товарищу по оружию. Я им искренне восхищался. Когда я был еще мальчишкой, меня воодушевляли его победы. Широн во всех отношениях определенно был французским гонщиком с наибольшим числом побед. Позже, когда я сам стал гонщиком, смог понять, что больше всего меня привлекал и доставлял удовольствие его и Виммилля стиль управления автомобилем, который базировался, прежде всего, на мягкости.
Что касается Широна, то он говорил обо мне: «Это тонкий гонщик. Он добивается своего без кнута», и с нежностью в голосе добавлял: «Это воспитанник школы „Бугатти“, как и я – это сразу же видно». Так что между нами существует как бы братство «Бугатти», как между учениками какой-нибудь прославленной школы.
Как и я, Широн не любил гонщиков, которые жестоко обращались со своими машинами… поэтому, к сожалению, некоторых он ненавидел. Когда кто-нибудь перед ним произносил чье-нибудь из их имен, он был еще откровеннее, чем я: делал отвратительную гримасу, закрывал руками лицо и смешно восклицал:
«Фу! … Ездит, как коновал».
Сначала он меня поздравил, потом заговорщически подмигнул, указывая на трассу, около которой мы стояли, и сказал мне:
– Так что? … Не хочешь полагаться на случай?
И прежде чем я собрался ответить, добавил:
– Ты прав, тем более, что Феррари сделает тебя в воскресенье своим первым номером… ты только не возражай; я в этом разбираюсь и держу пари, что и ты хочешь, чтобы так оно и было. Теперь слушай, что я тебе скажу. Феррари выставляет на гонку четыре автомобиля; два старых и две новые модели. Между прочим, один журналист сказал мне, что несколько дней назад на очень извилистом кольце в Имоле проводились испытания, и оказалось, что старые автомобили там быстрее. Если это так, взвесим, какими пилотами располагает Феррари? Фариной, Гарри Шеллом, Таруффи и тобой. Фарине никогда не нравились извилистые трассы, Таруффи участвует в гонках недостаточно регулярно, чтобы справиться с этой трассой, Шелл хороший гонщик, но еще довольно молод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Как только я закончил «техническое толкование», первым заговорил Вимилль. Он по-дружески обнял меня и, с трудом удерживая серьезное выражение, как бы присваивая мне орден Почетного Легиона, объявил:
– Отныне ты будешь называться «Prdko».
Так меня тогда окрестили прозвищем «Prdko» – окончательно и бесповоротно, как настоятель нашего прихода в день моих крестин окрестил меня именем Морис.
Прогноз Широна
Prdko здесь, Prdko там, синий автомобиль или любой другой, ведь от этого не сойти с ума. Я был в Монако и должен был пилотировать красную «Феррари»; была среда, гонка должна была состояться лишь в воскресенье, а первые тренировочные заезды начинались рано утром на следующий день. Моя программа была очень простой: достичь как можно лучшей кондиции, чтобы в воскресенье добиться как можно лучшего результата.
Мое плохое настроение уже исправилось, но я еще толком не знал, как буду использовать свободное послеобеденное время. Мне очень хотелось пойти в гараж, куда только что в огромных фургонах с надписью «Scuderia», словно каких-то скаковых лошадей, привезли четыре одноместные «Феррари». Однако, я отдавал себе отчет в том, что тогда для этого был неподходящий момент. Механики собирались заняться разгрузкой автомобилей и материалов. Я решил зайти и поговорить с ними о машинах попозже; а пока решил совершить круг пешком.
Мы часто так знакомимся с гоночной трассой. Прежде всего потому, что ходьба успокаивает нервы – в этом я нуждался – и, кроме того, потому что это лучший способ запомнить и «скартографировать» трассу, запечатлеть ее в памяти; даже тогда, и это был мой случай в Монако, когда ее уже хорошо знаешь. Гоночную трассу, как и человека, никогда не знаешь достаточно хорошо. Из года в год могут меняться покрытие, высота тротуаров или способ их обозначения.
Обход, как и гонку, я начал перед боксами, расположенными на набережной вдоль причала.
От стартовой черты до поворота в форме шпильки перед газгольдером, после которого пилоты снова проходят позади боксов, нет и двухсот метров. Гм! Имея двадцать автомобилей на старте, здесь надо идти помедленнее, поскольку на всей трассе нет более подходящего места, где можно было бы устроить боксы, лучше будет рисковать и не позволять отговаривать… и просто сказать, что стартовать… означает немного броситься навстречу смерти.
После поворота перед газгольдером трасса идет в гору, а за поворотом «Сент-Девот» начинается сильный подъем, выводящий гонщиков к «Казино». За ним трасса в несколько поворотов проходит перед «Казино», потом вдоль кафе «Де Пари» Отсюда начинается крутой спуск к морю, очень напоминающий крутую трассу для саночников, с четырьмя поворотами, среди которых есть очень опасная шпилька перед станцией «Монте-Карло». Один из правых поворотов выводит на набережную у моря. Затем трасса на протяжении нескольких сот метров немного поворачивает направо и уходит в тоннель, продолжающий этот поворот. На выходе из тоннеля дорога снова выводит гонщиков на набережную. Только не напрямую, а через изгиб, так называемую шикану. Сперва надо повернуть налево и тут же направо… Иначе все закончится купанием в порту. Там через каждые 10 метров друг от друга стоят большие столбы, к которым швартуются судна, но чуточку невезения, и можно легко проскочить между ними и плюхнуться в воду.
Обо всем этом я думал во время своей прогулки. Уличное движение было почти перекрыто. Набережная уходила влево, перед табачным киоском надо было поворачивать. На этот поворот надо будет обратить внимание. Поворот, в который можно входить на большой скорости, наиболее опасен.
Последний Гран-при Монако проводился в 1952 году. За три года трассу значительно улучшили, в некоторых местах дорогу расширили. Но сто кругов по этому тобоггану длиной чуть более трех километров изрядно занимают руки гонщиков, как и коробке передач задают немало работы.
Только я повернул с набережной к гаражам, где у механиков «Феррари» было полно работы, как увидел перед собой высокий и стройный силуэт Широна. В серых фланелевых брюках и в синей робе яхтсменов он выглядел гордо… мне даже показалось, что сознание того, что он еще будет гоняться, действовало на него лучше, чем какой-либо эликсир молодости. Я ускорил шаг, чтобы догнать его, при этом размышляя:
«Черт побери, хотел бы я в пятьдесят шесть лет выглядеть так же, как он!»
Он всегда вел себя вызывающе, но не вульгарно; он обнял меня, показывая, что рад нашей встрече. Между мной и Широном было и до сих пор остается нечто большее, чем просто симпатия к товарищу по оружию. Я им искренне восхищался. Когда я был еще мальчишкой, меня воодушевляли его победы. Широн во всех отношениях определенно был французским гонщиком с наибольшим числом побед. Позже, когда я сам стал гонщиком, смог понять, что больше всего меня привлекал и доставлял удовольствие его и Виммилля стиль управления автомобилем, который базировался, прежде всего, на мягкости.
Что касается Широна, то он говорил обо мне: «Это тонкий гонщик. Он добивается своего без кнута», и с нежностью в голосе добавлял: «Это воспитанник школы „Бугатти“, как и я – это сразу же видно». Так что между нами существует как бы братство «Бугатти», как между учениками какой-нибудь прославленной школы.
Как и я, Широн не любил гонщиков, которые жестоко обращались со своими машинами… поэтому, к сожалению, некоторых он ненавидел. Когда кто-нибудь перед ним произносил чье-нибудь из их имен, он был еще откровеннее, чем я: делал отвратительную гримасу, закрывал руками лицо и смешно восклицал:
«Фу! … Ездит, как коновал».
Сначала он меня поздравил, потом заговорщически подмигнул, указывая на трассу, около которой мы стояли, и сказал мне:
– Так что? … Не хочешь полагаться на случай?
И прежде чем я собрался ответить, добавил:
– Ты прав, тем более, что Феррари сделает тебя в воскресенье своим первым номером… ты только не возражай; я в этом разбираюсь и держу пари, что и ты хочешь, чтобы так оно и было. Теперь слушай, что я тебе скажу. Феррари выставляет на гонку четыре автомобиля; два старых и две новые модели. Между прочим, один журналист сказал мне, что несколько дней назад на очень извилистом кольце в Имоле проводились испытания, и оказалось, что старые автомобили там быстрее. Если это так, взвесим, какими пилотами располагает Феррари? Фариной, Гарри Шеллом, Таруффи и тобой. Фарине никогда не нравились извилистые трассы, Таруффи участвует в гонках недостаточно регулярно, чтобы справиться с этой трассой, Шелл хороший гонщик, но еще довольно молод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33