Скучать ей не приходилось. Вовсе нет. Но ей было ужасно одиноко. Чужая страна. Чужая культура. И все-таки она не чувствовала себя иностранкой — чужеземкой — до того дня, как лицом к лицу столкнулась с Эльвирой Розой Мартинес. И Клаудией Гальярдо.
— Знаешь, неприятнее всего была ее симпатия, которую она якобы испытывала ко мне, заметила Шонтэль сухо. — Как она была огорчена, что я даже не догадываюсь о твоем истинном отношении ко мне. Это ужасно, что ее сын ввел меня в заблуждение, не объяснив своих намерений.
— И что же это за намерения, по представлениям моей матери?
— Тебя вполне устраивало, что я твоя любовница, но о женитьбе на мне ты даже и не думал, — ответила Шонтэль с горечью. — Мне дали понять, что женщин вроде меня используют лишь для приятного времяпрепровождения, а женятся на порядочных, добродетельных девушках.
— И ты поверила, что я могу опуститься до подобной низости по отношению к женщине, не говоря уж о сестре моего друга? — возмутился Луис.
Она резко развернулась и вызывающе посмотрела ему в лицо.
— Этой ночью ты использовал меня как шлюху. Может, ты и это будешь отрицать?
— У тебя был выбор, — ответил он без малейшего сожаления или стыда. — Ты сама выбрала эту роль. Ту роль, которую заставила сыграть меня два года назад.
— Я никогда не использовала тебя! — не выдержала она. — Просто…
— Просто слова моей матери значат для тебя больше, чем все, что было между нами, — закончил он за нее, все больше приходя в ярость.
— Не только слова, Луис. Я встретила твою невесту, Клаудию Гальярдо.
— А-ха, любопытно… — Глаза Луиса вспыхнули. — А Клаудия сказала тебе, что я ее жених?
— «Помолвлены»— вот какое слово она использовала.
— Кто «она»? Клаудия?
Шонтэль запнулась. Она не могла точно вспомнить, говорила ли Клаудия, что она помолвлена с Луисом. Но она все время повторяла: «Когда я выйду замуж за Луиса…»
— «Когда я выйду замуж за Луиса…» Она говорила мне об этом после ланча и делилась своими планами о вашем совместном будущем, — вспомнила Шонтэль, стараясь ничего не упустить из виду. — Это твоя мать сказала, что вы помолвлены, прежде чем Клаудия успела открыть рот.
— Какого еще ланча?
— В вашем доме, на Альвеар-авеню. Луис заскрипел зубами. Он с трудом сдерживался.
— Как до этого дошло? — допрашивал он. Чувствовалось, что внутри у него все кипит.
— Твоя мать пришла утром, — быстро продолжила Шонтэль, — примерно в половине десятого. Она представилась, а затем пригласила на обед. — Шонтэль почувствовала, что ее тошнит, и отвернулась. Она не хотела замечать сострадания в его взгляде. — Чтобы чуть больше узнать о частной жизни своего сына, безучастно пояснила она.
Все было безнадежно… безнадежно… Зря они копаются в прошлом. Она попыталась сконцентрироваться на настоящем. Алан сидел за рулем. Ехали они по Андскому плоскогорью. Погода не подвела, подумала она. Отличный солнечный день, лучше не придумаешь.
Такой же день был, когда Эльвира Роза Мартинес появилась в ее жизни.
Алан рассказывал ей, что семья Луиса очень влиятельна и богата. Однако все то время, что Шонтэль провела вместе с Луисом, она не отдавала себе отчета в том, о каком огромном богатстве и влиянии идет речь. Луис не выставлял его напоказ.
Катер, нанятый им для их путешествия вниз по Амазонке, нельзя было назвать шикарным. Что до их квартиры, то она, разумеется, была просторной и удобной, но отнюдь не роскошной. И только когда Шонтэль открыла дверь женщине, назвавшей себя матерью Луиса Анхеля, она воочию увидела воплощение этого богатства.
Черные с проседью волосы, искусно уложенные в лучшей парикмахерской. Темно-красный с изящной черной отделкой костюм в классическом стиле, скорее всего, от одного из итальянских кутюрье, возможно «Черутти». Туфли и сумочка черного цвета с темно-красным кантиком в тон костюму.
Будучи как-то в Рио-де-Жанейро, Шонтэль посетила ювелирный салон знаменитого мастера Стерна, и сейчас она сразу узнала его геометрической формы украшения: шестигранный рубин, красовавшийся на шее у гостьи, и серьги с рубинами поменьше в оправе из червонного золота стоили маленького состояния. Перстни на руках по цене им не уступали.
Шонтэль в своем незатейливом платьице и домашних сандалетах на секунду почувствовала себя оборванкой. Так или иначе, пришлось встретить Эльвиру Розу Мартинес в том, в чем была. Она решила, что не так уж это и страшно — Луис, во всяком случае, никогда не критиковал ее внешний вид. Впрочем, он предпочитал видеть ее обнаженной.
А потом они сели в машину Эльвиры и проехали расстояние, которое проще было пройти пешком. Видимо, в мире Эльвиры Розы Мартинес не принято ходить по улицам. Они подъехали к парадному входу, оставив позади извилистую аллею и массивные металлические ворота.
Это был не просто дом — дворец. Невозможно было объяснить Луису, человеку, который вырос здесь, какое впечатление произвел на нее этот дом. На всем был отпечаток богатства. Великолепная мебель из Испании, Франции и Италии в каждой комнате. Огромный зал для приемов весь в зеркалах напоминал Версаль. И она, видя свое отражение в зеркалах, чувствовала себя неприкаянной, жалкой.
Разумеется, Эльвира Роза Мартинес была слишком деликатна, чтобы делать какие-то замечания, но этого и не требовалось — все и так было ясно. Показывая семейные реликвии и портреты именитых предков, упоминая о подвигах и заслугах Мартинесов перед Аргентиной, мать Луиса ясно дала понять, что брак с иностранкой для ее сына неприемлем.
Луис сидел неподвижно, но чувствовалось, как он весь напрягся.
— И какие же выводы ты сделала о моей настоящей жизни?
Шонтэль сделала вид, будто не заметила вызова в его тоне.
— Догадайся сам, Луис.
— Экскурсия по этому мавзолею произвела на тебя сильное впечатление. Все мои предки, чьи портреты ты видела… накопившие богатства при помощи разбоя, эксплуатации… Уверен, мать не упустила подробностей.
Его отзыв о предках удивил Шонтэль.
— Благодаря им ты сейчас сказочно богат. Разве это не главное?
— Они заплатили за свое богатство куда более высокую цену. А Клаудия присутствовала на этом уроке семейной истории?
— Нет.
Шонтэль глубоко вздохнула, вспоминая давно забытые подробности. Клаудия была представлена ей чуть позже: копна черных вьющихся волос, матовая, оливкового цвета кожа, черные бархатистые глаза. На ней было изысканное шелковое платье сочных осенних тонов, на шее — ожерелье, в ушах — серьги, и все из золота, прекрасной работы.
— Клаудия появилась около двенадцати, пояснила Шонтэль, предвосхищая очередной вопрос Луиса.
— И ты была представлена ей как моя любовница?
Кровь прилила к ее щекам.
— Твоя мать с присущей ей тактичностью объяснила Клаудии, что я сестра твоего друга Алана и на некоторое время остановилась в Буэнос-Айресе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27