Бери вилку и накалывай!
Рогожин оглянулся.
По ту сторону бархана, присев на корточки, ждали команды четверо десантников — его группа. Пять суток, проведенные в пустыне, уже отметили парней печатью усталости. Обгоревшие до кирпичного цвета лица, продубившиеся от пота «афганки», впавшие щеки, постепенно пустеющие рюкзаки, болтающиеся за плечами, напомнили Рогожину далекий блокпост, который перекрывал дорогу из Ирана в мятежную и непокорную афганскую провинцию Герат.
Там он получил боевое крещение и впервые испытал себя на прочность. «Духи» появились словно из-под земли, когда часовые проспали. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошло все: ножи, приклады автоматов, саперные лопатки, кулаки и зубы, камни с брустверов окопов.
Налетевшего на него душмана Рогожин застрелил в упор.
Первый раз в жизни он увидел, как разлетается человеческий череп. Мрак южной ночи не смог скрыть этого эпизода, навсегда врезавшегося в его память.
Пост удалось отстоять, и утром Рогожин долго бродил среди трупов, пытаясь найти того самого, первого. Сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, он переворачивал успевшие остыть тела, вглядывался в обезображенные лица, остекленевшие глаза и не мог узнать ночного врага.
— Успокойся, парень! — остановил его тогда старлей, командир взвода. — О живых надо думать. «Вертушки» на подходе. Готовься раненых грузить!
С лейтенантом Балуевым Рогожин служил и на точке, охранявшей стратегически важную дорогу Кабул — Джелалабад в провинции Соруби, и в Кунаре. И в проклятый рейд к ущелью Пандшер, владению Ахмад-шаха, вместе с ним пошел, точнее — полетел.
Десантировали их прямо на скалы. А зенитно-горные установки расстреливали «вертушки» прямой наводкой. Люди Ахмад-шаха вырубили пещеры и окопы на головокружительной высоте, установили крупнокалиберные пулеметы и зенитки под самыми облаками. Вертолеты огневой поддержки, словно рассерженные осы, вились над ущельем, в бессильной злобе обрушивая на скалы все новые порции смертоносного огня. Но, по-видимому, сам Аллах взял Пандшер под свою защиту, дабы не допустить неверных «шурави» к Лазуритовой долине — источнику богатства и могущества Ахмад-шаха.
Взвод лейтенанта Балуева высадился на узкую горную площадку, созданную самой природой. Командир приказал подниматься наверх и уничтожить любой ценой огневые точки противника. Прямо над головой десантников, на высоте примерно в полкилометра, остервенело лупила спаренная зенитно-горная установка. К этому сеющему смерть «орлиному гнезду» вела тропа, серпантином змеящаяся к вершине. Взвод в полном составе рванул вперед. Дмитрий замешкался, поправляя «лифчик» — самодельные карманы для магазинов и гранат, нашитые на кусок брезента, прикрепленный, в свою очередь, к лямкам «РД». При высадке «лифчик» съехал так, что края магазинов упирались в подбородок.
— Дмитрий, прикрывай с тыла! — крикнул старлей, заметив, что Рогожин поотстал.
Смрадными кострами пылали сбитые вертолеты. Сладковатый дым от горевшего человеческого мяса смешивался с удушливыми черными клубами плавящейся резины, разорванного в клочья металла, взрывающихся бензина и боекомплектов. Багровые сполохи разрывов, алые пунктиры трассеров разрезали поднявшуюся над входом в ущелье пелену пыли.
Несколько десантников вырвались вперед. Один из них не заметил на тропе мину. Детонирующий шнур связывал ее с дюжиной других. Мощный взрыв превратил тропу в братскую могилу для всего взвода.
Взрывной волной Рогожина опрокинуло на спину, отбросило за край террасы. После немыслимого сальто-мортале он приземлился на ноги, упершись в пятачок скального выступа.
Судьба хранила Рогожина от града осколков. Только левое плечо заныло саднящей болью и рукав куртки стал теплым и влажным. Он машинально согнул несколько раз локоть и понял, что ранение пустяковое, скорее всего осколок прошел по касательной. Дмитрий перекинул автомат за спину и, осторожно нащупывая носками сапог выступы, принялся карабкаться обратно на горную террасу, где остались его командир и друзья.
Надежда увидеть кого-нибудь живым подгоняла Дмитрия, желание отомстить за погибших заставляло быть осторожным. Подъем занял больше времени, чем он рассчитывал. Раненая рука давала о себе знать.
— Метров восемь летел, — шептал сам себе Рогожин, вбивая нож в щель. — Как жив остался? Почему ребята молчат? Почему не стреляют?
Стрелять было некому. Радист, единственный, кто еще оставался живым на проклятом плоскогорье, учащенно дышал, привалившись спиной к скале. Его глаза уже подернулись пленкой и бессмысленно смотрели на огромную кровоточащую рану, обнажающую внутренности. Сизые кишки клубком выкатились наружу. Взрыв перерубил радиста почти пополам.
При виде товарища радист застонал, потянулся рукой к лежавшему рядом автомату.
— Сейчас, Вовка! Сейчас… Это я, Дмитрий! Промедола вколю! Все нормалек, братуха! — скрипя зубами, приговаривал Рогожин и гладил умирающего по русым вихрам. — «Вертушку» вызовем! Давай рацию. Ребят подберем и домой, в полк. А раненых в Союз! Ты еще сестричку подцепишь!
Знаешь, парни рассказывали, какие они в ташкентском госпитале… На свадьбу-то позовешь, а?
Наушники сипели, потрескивали. Прорывались незнакомые Дмитрию голоса:
— Стрелка, у меня много «трехсотых». Мне срочно нужна помощь. Много тяжелых…
— Я понял, «Калуга». Доложите возможность отхода. Как поняли? Прием.
— Я Восход! — Рогожин узнал позывные штаба. — Помощи не будет. Прорабатывайте варианты отхода самостоятельно. За «трехсотыми» придут «вертушки». Но не раньше чем через полчаса.
— ..помогите, «духи» нас топят! Срочно нужна помощь!
Срочно помощь! Давят нас, блин… Восход, помогите, слыпалы… Где «вертушки»?
— «Калуга», продержитесь!
— Спасите нас! Живыми, суки, хороните…
— ..Держитесь, ребята! Успокойтесь…
— «Вертушки» горят! Японский бог, они не могут пробиться! Остальные уходят! Решайте же что-нибудь! Поднимите «сушки»…
Срывающийся голос требовал от штаба огневой поддержки фронтовых истребителей «Су-24», передавал координаты квадрата, в котором должен был высадиться второй батальон парашютно-десантного полка.
— ..работайте по координатам. Иначе нам хана, — клокотал голос комбата, оставшегося без батальона. — Ты, Восход, тварь последняя! На верную смерть послали. Живым буду — под землей найду…
Радист дотронулся рукой до наушников, словно хотел добавить в переговорное устройство и свою долю проклятий лампасоносным наследникам разного рода Ворошиловых и Буденных. Волна судорог прошла по его телу, заставляя парня выгнуться от нестерпимой боли дугой. Даже вколотая Рогожиным лошадиная доза промедола не смогла облегчить его последних страданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104
Рогожин оглянулся.
По ту сторону бархана, присев на корточки, ждали команды четверо десантников — его группа. Пять суток, проведенные в пустыне, уже отметили парней печатью усталости. Обгоревшие до кирпичного цвета лица, продубившиеся от пота «афганки», впавшие щеки, постепенно пустеющие рюкзаки, болтающиеся за плечами, напомнили Рогожину далекий блокпост, который перекрывал дорогу из Ирана в мятежную и непокорную афганскую провинцию Герат.
Там он получил боевое крещение и впервые испытал себя на прочность. «Духи» появились словно из-под земли, когда часовые проспали. Завязалась рукопашная схватка. В ход пошло все: ножи, приклады автоматов, саперные лопатки, кулаки и зубы, камни с брустверов окопов.
Налетевшего на него душмана Рогожин застрелил в упор.
Первый раз в жизни он увидел, как разлетается человеческий череп. Мрак южной ночи не смог скрыть этого эпизода, навсегда врезавшегося в его память.
Пост удалось отстоять, и утром Рогожин долго бродил среди трупов, пытаясь найти того самого, первого. Сдерживая подкатывающую к горлу тошноту, он переворачивал успевшие остыть тела, вглядывался в обезображенные лица, остекленевшие глаза и не мог узнать ночного врага.
— Успокойся, парень! — остановил его тогда старлей, командир взвода. — О живых надо думать. «Вертушки» на подходе. Готовься раненых грузить!
С лейтенантом Балуевым Рогожин служил и на точке, охранявшей стратегически важную дорогу Кабул — Джелалабад в провинции Соруби, и в Кунаре. И в проклятый рейд к ущелью Пандшер, владению Ахмад-шаха, вместе с ним пошел, точнее — полетел.
Десантировали их прямо на скалы. А зенитно-горные установки расстреливали «вертушки» прямой наводкой. Люди Ахмад-шаха вырубили пещеры и окопы на головокружительной высоте, установили крупнокалиберные пулеметы и зенитки под самыми облаками. Вертолеты огневой поддержки, словно рассерженные осы, вились над ущельем, в бессильной злобе обрушивая на скалы все новые порции смертоносного огня. Но, по-видимому, сам Аллах взял Пандшер под свою защиту, дабы не допустить неверных «шурави» к Лазуритовой долине — источнику богатства и могущества Ахмад-шаха.
Взвод лейтенанта Балуева высадился на узкую горную площадку, созданную самой природой. Командир приказал подниматься наверх и уничтожить любой ценой огневые точки противника. Прямо над головой десантников, на высоте примерно в полкилометра, остервенело лупила спаренная зенитно-горная установка. К этому сеющему смерть «орлиному гнезду» вела тропа, серпантином змеящаяся к вершине. Взвод в полном составе рванул вперед. Дмитрий замешкался, поправляя «лифчик» — самодельные карманы для магазинов и гранат, нашитые на кусок брезента, прикрепленный, в свою очередь, к лямкам «РД». При высадке «лифчик» съехал так, что края магазинов упирались в подбородок.
— Дмитрий, прикрывай с тыла! — крикнул старлей, заметив, что Рогожин поотстал.
Смрадными кострами пылали сбитые вертолеты. Сладковатый дым от горевшего человеческого мяса смешивался с удушливыми черными клубами плавящейся резины, разорванного в клочья металла, взрывающихся бензина и боекомплектов. Багровые сполохи разрывов, алые пунктиры трассеров разрезали поднявшуюся над входом в ущелье пелену пыли.
Несколько десантников вырвались вперед. Один из них не заметил на тропе мину. Детонирующий шнур связывал ее с дюжиной других. Мощный взрыв превратил тропу в братскую могилу для всего взвода.
Взрывной волной Рогожина опрокинуло на спину, отбросило за край террасы. После немыслимого сальто-мортале он приземлился на ноги, упершись в пятачок скального выступа.
Судьба хранила Рогожина от града осколков. Только левое плечо заныло саднящей болью и рукав куртки стал теплым и влажным. Он машинально согнул несколько раз локоть и понял, что ранение пустяковое, скорее всего осколок прошел по касательной. Дмитрий перекинул автомат за спину и, осторожно нащупывая носками сапог выступы, принялся карабкаться обратно на горную террасу, где остались его командир и друзья.
Надежда увидеть кого-нибудь живым подгоняла Дмитрия, желание отомстить за погибших заставляло быть осторожным. Подъем занял больше времени, чем он рассчитывал. Раненая рука давала о себе знать.
— Метров восемь летел, — шептал сам себе Рогожин, вбивая нож в щель. — Как жив остался? Почему ребята молчат? Почему не стреляют?
Стрелять было некому. Радист, единственный, кто еще оставался живым на проклятом плоскогорье, учащенно дышал, привалившись спиной к скале. Его глаза уже подернулись пленкой и бессмысленно смотрели на огромную кровоточащую рану, обнажающую внутренности. Сизые кишки клубком выкатились наружу. Взрыв перерубил радиста почти пополам.
При виде товарища радист застонал, потянулся рукой к лежавшему рядом автомату.
— Сейчас, Вовка! Сейчас… Это я, Дмитрий! Промедола вколю! Все нормалек, братуха! — скрипя зубами, приговаривал Рогожин и гладил умирающего по русым вихрам. — «Вертушку» вызовем! Давай рацию. Ребят подберем и домой, в полк. А раненых в Союз! Ты еще сестричку подцепишь!
Знаешь, парни рассказывали, какие они в ташкентском госпитале… На свадьбу-то позовешь, а?
Наушники сипели, потрескивали. Прорывались незнакомые Дмитрию голоса:
— Стрелка, у меня много «трехсотых». Мне срочно нужна помощь. Много тяжелых…
— Я понял, «Калуга». Доложите возможность отхода. Как поняли? Прием.
— Я Восход! — Рогожин узнал позывные штаба. — Помощи не будет. Прорабатывайте варианты отхода самостоятельно. За «трехсотыми» придут «вертушки». Но не раньше чем через полчаса.
— ..помогите, «духи» нас топят! Срочно нужна помощь!
Срочно помощь! Давят нас, блин… Восход, помогите, слыпалы… Где «вертушки»?
— «Калуга», продержитесь!
— Спасите нас! Живыми, суки, хороните…
— ..Держитесь, ребята! Успокойтесь…
— «Вертушки» горят! Японский бог, они не могут пробиться! Остальные уходят! Решайте же что-нибудь! Поднимите «сушки»…
Срывающийся голос требовал от штаба огневой поддержки фронтовых истребителей «Су-24», передавал координаты квадрата, в котором должен был высадиться второй батальон парашютно-десантного полка.
— ..работайте по координатам. Иначе нам хана, — клокотал голос комбата, оставшегося без батальона. — Ты, Восход, тварь последняя! На верную смерть послали. Живым буду — под землей найду…
Радист дотронулся рукой до наушников, словно хотел добавить в переговорное устройство и свою долю проклятий лампасоносным наследникам разного рода Ворошиловых и Буденных. Волна судорог прошла по его телу, заставляя парня выгнуться от нестерпимой боли дугой. Даже вколотая Рогожиным лошадиная доза промедола не смогла облегчить его последних страданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104