ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Банкир, выполняя просьбу любимой дочери, переговорит с начальством Антона, внушит охранникам распивочной азы хорошего поведения. Николай возвратится домой к матери, найдет приличную работу и заживет счастливой жизнью благополучного москвича.
Мечты, мечты! Сколько раз они, розовые, благоуханные, посещали его после увольнения из армии! Будто миражи в пустыне. Но как быстро эти миражи сменялись непроглядной тьмой!
В стенном шкафу Родимцев нашел плавки, футболку, махровый халат и тапочки. Даже спортивный костюм его размера. Похоже, Вавочка, переодеваясь, успела распорядиться.
Умница, девочка, с неожиданной теплотой Николай про себя похвалил хозяйку. Будто погладил по головке.
Свою изорванную, со следами крови рубашку затолкал в туалетную тумбочку. Лучше всего — сжечь, но, во первых, негде, во вторых, жалко. Любимая мамина рубашка.
Размышления прервал легкий стук в дверь. Неужели Вавочка, замаливая вчерашнюю грубость, пришла поздороваться?
— Войдите. Открыто.
Но появилась не Вавочка. В комнату вошел удивительный человечек. Именно, человечек, ибо ростом он — с десятилетнего пацана. Узкоплечий, с широкими женскими бедрами, на голове — обширная лысина. А лицо… Господи, в каком паноптикуме банкирша отыскала подобного урода! Лохматые брови нависают над глазами-щелками, тонкий, длинный нос заканчивается шишкой, тонкие губы растянуты в услужливой улыбке.
А он— то, непроходимый глупец, зачислил это чудище в любовники прелестной девушки.
— Доброе утро, — приветливо поздоровался урод. — Вера Борисовна, наверно, предупредила вас о моем появлении. Борис, больше известный в этом особняке под именем Бобик. Называйте, как хотите. Не обижусь.
— Лучше — Борис. Прости, друг, но я не привык именовать людей собачьими кличками. — Николай невольно повторил недавно сказанную хозяйкой брезгливую фразу. — И ещё — давай общаться на «ты». Привычней. Если не ошибаюсь, мы — однолетки.
Тонкие губы вообще исчезли, превратив хозяйкиного секретаря в безгубое существо. Из провала рта послышались звуки, отдаленно напоминающие бульканье текущей воды.
— Мне — сорок пять, — проинформировал Бобик. — Но это не имеет значения. Хочешь на «ты» — давай… Если не возражаешь, мы вместе позавтракаем?
— Не возражаю. Сам хотел предложить. Где здесь у вас столовка?
Очередное бульканье.
— Разве хозяйка не предупредила — твое появление вне комнаты нежелательно?
Не ожидая ответа, Бобик приоткрыл дверь, что-то проговорил. Тут же человек в камуфляже с висящим на плече автоматом вкатил «двухэтажный» столик на колесиках. Нижний «этаж» — бутылки с напитками, верхний — тарелки с холодной закуской, молоко, творог, сметана.
— И это — на двоих? Многовато… Ничего, осилим.
— Осилим, — подтвердил Бобик. — Я подумал: до обеда далеко, не мешает заправиться получше. Обедают у нас по западному образцу — по вечерам.
Камуфляжный «официант» ушел. Будто робот — ни здравствуй, ни досвиданья, ни приветливой улыбки, ни злой иронии. Ну, и выдрессировал же Борис Моисеевич своих подчиненных — позавидуешь!
Бобик устроился на диване, предоставив гостю-пленнику почетное место в глубоком кресле. Между ними — столик. «Вертухай» ел культурно, маленькими кусочками и глотками, поминутно вытирал безгубый рот накрахмаленной салфеткой.
Зато Родимцев плюнул на этикет и разные, внушенные матерью, интеллигентные правила поведения за столом. Во всю работал крепкими зубами, перемалывая сыр, колбасу, холодец, козлятину. Иногда пользовался вилкой, чаще — прямо руками. Со вкусом сдергивал с шампура намаринованные кусочки мяса, запивал тоникой и молоком. Вперемежку.
— Неужели твой хозяин такой страшный, что приходится прятать от него гостей? — блаженно откинувшись на спинку кресла, спросил Родимцев.
Глазки урода превратились из узких щелок в мерцающий точки.
— Давай, Коля, не будем говорить о хозяевах, ладно? Поверь, так лучше.
— Что, накажут? — веселился Николай. — В угол поставят или по попке отшлепают?
— Был у нас один гость, такой же любопытный. До сих пор разыскивают и не могут найти.
Вот тебе и полная безопасность, встревожился Родимцев. Кажется, он попал из огня в полымя. Ну, что ж, предупрежденный — дважды вооруженный.
— Мне-то что до твоих хозяев, — деланно равнодушно пробурчал он, выбирая на первом «этаже» столика безалкогольный напиток. Между бутылками водки, виски, бренди — одна единственная с нарзаном. — Когда ожидается приезд Бориса Моисеевича? Честно говоря, не прельщает долго сидеть в этой конуре.
— Трудно сказать. Хозяин никогда не сообщает о своем появлении. Иногда месяц не дает о себе знать, а однажды рано утром — звонок из кабинета: зайдите… Любишь смотреть телек?
— Как когда. О политике — обрыдло, примитивный секс надоел, а вот концерты иногда нравятся. Но здесь даже замшелого ящика нет.
Бобик снова что-то пробулькал, поднялся, подошел к стене с висящей картиной, изображающей голую бабу в обнимку с таким же голым мужиком… Снова — секс? Похоже, в этом доме не одна только Вавочка — все помешались на половом вопросе… Нажал невидимую кнопку. Картина вздрогнула и отошла в сторону. За ней — огромный экран. Под ним, в нише — пульт управления.
— Выбирай программу и любуйся. Мне придется на время тебя покинуть — нужно разобрать почту Веры Борисовны.
Возле выхода неожиданно остановился, повернулся к Родимцеву.
— Что за шрам на щеке?
Усмотрел все же, глазастый черт, про себя ругнулся Николай. Во время пребывания в гараже Сансаныч по три раза в день смазывал своему постояльцу каким-то вонючим снадобьем огнестрельную рану на лице. За неделю она подсохла, потом слезла короста, но багровый шрам все-таки остался.
— С кошкой поцапался, — недовольно проворчал Родимцев. — Злая оказалась котяра.
— Значит, кошка? — пробулькал хозяйкин секретарь. — Как её звали, не помнишь? Макаром или Тэтушкой?
Отреагировать на ехидный вопрос Николай не успел — дверь закрылась…
Первый день бездельной жизни — самый тяжелый.
Родимцев бездумно щелкал кнопками пульта, перепрыгивая с программы на программу. Ничего интересного. Политические схватки его не интересовали, они — из серии осточертевших шоу, когда друг на друга опрокидывают ведра помоев и радостно смеются. Будто вовсе не помои — ароматная водичка.
Сексуальные сценки со всеми подробностями немедленно вызывали в памяти Симкины ночные упражнения в постели. Вертелась, будто под ними не прохладные простыни — обжигающая жаровня. Казалось бы, вспоминай и блаженствуй, надейся на повторение, но безжалостный рассудок тут же менял симкиного партнера: с безработного, нищего парня на всесильного фээсбэшника.
Поэтому Николай старался не смотреть сексуальных фильмов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72