ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

В свете всего сказанного ее жизнь явно находится под угрозой. Особенно учитывая личность приставленного к ней надзирателя — Ивана Колесника, насильника и убийцы.
Ванька по-хозяйски развалился в кресле. Ноги в тапочках он положил на стол. Такое он видел в американских фильмах. Для полноты картины прапор положил на стол и пятизарядный полуавтомат «Маверик-Моссберг». И стал теперь Ванька крутым техасским парнем на собственном ранчо. Рядом с короткоствольным помповиком стояли бутылки с пивом. Две целых и три пустых. Уезжая, Семен запретил пить. Ванька и не пил — у него было занятие поинтересней. Но потом интерес угас и выпить захотелось — спасу нет!
А в холодильнике было полно и пива, и водки. Да что я, попить не могу? Я, бля, не водила. Мне за руль не садиться. Интеллигенты херовы!
После таких мудрых рассуждений Прапор сел пить пиво. Иногда снизу, сквозь закрытый люк подвала, доносились стоны. Значит, сучка еще не сдохла… Ладно, потом добью. Успею.
Ванька выкушал уже три бутылки, сходил на улицу облегчиться. Небо прояснилось. Ночью, видать, подморозит. Ничего, тут и дров полно, и масляные радиаторы везде. За электричество Дуча платит, чего жалеть-то? Он перекурил на свежем воздухе и вернулся в дом. Сел в кресло и закинул ноги на стол. Хорошая, бля, житуха у этих интеллигентов. Ванька откупорил четвертую бутылку своим коронным номером… оконное стекло разлетелось вдребезги. Что-то короткое, опасное, просвистело в воздухе и с силой врубилось в стену. Ванька машинально повернул голову. Вонзившись на половину короткого штыка в деревянную перегородку, мелко вибрировала саперная лопатка! Ванька оторопел. Он смотрел на отполированный руками черенок шанцевого инструмента… а справа продолжало звенеть оконное стекло. Когда Прапор повернул голову направо, в лицо ему улыбнулся покойник Птица. Ванька выронил бутылку.
— Не узнал? — спросил мертвяк негромко.
— У-у-у, — замычал Ванька. Если бы не помочился три минуты назад, обязательно наделал бы в штаны. — У-у-у…
— Значит, узнал, — сказал Птица. Он больше не улыбался. Из разбитого окна тянуло холодом. Как из Преисподней, когда она выпускает мертвяков в мир живых. Птица приставил ствол ружья к глазу прапора и спросил:
— Где Семен? Быстро!
Черный дульный срез с отверстием, в которое можно просунуть палец, закрыл для Ваньки половину мира. Вторым глазом он видел черенок саперной лопатки. Он молчал. Он молчал потому, что не слышал вопроса. Пустой мочевой пузырь судорожно сокращался, из ствола тянуло могильным холодом.
— Где Семен?
— А-а-а…
— Быстро, гнида интендантская! Зарою.
Прапор не мог отвечать, он все еще находился в сильнейшем шоке. А Птица не мог ждать… В любой момент в затылок легко могла войти пуля калибра семь-шестьдесят пять. Он подхватил «моссберг» и резко ткнул прапору концом ствола в солнечное сплетение. А-ах! — вырвалось из Ванькиной утробы. Ударом приклада Птица сбросил его на пол… для гарантии впечатал приклад второго ружья в печень.
В первую очередь следовало найти и нейтрализовать Дуче. Он представлял совершенно реальную опасность. Несмотря на инвалидность, Сема был ловок. А главное — хитер и беспредельно жесток.
Птица сразу заметил крышку люка. Вот он, вход в зиндан. Потом! Извини, Натаха, но — потом. Сейчас нужно обезвредить Сеню с его швейцарской машинкой «Зиг-Зауэр». Где ты, Сема? Я пришел за тобой из взорванного дома, принес весточку с того света, приветы от бомжей… Тебе что — их жалко?
Птице было очень трудно. Он толкал двери концом ствола. Если не хотели открываться, выбивал ногой. И влетал в помещение низом, по — над полом. В боку ворочалась раскаленная кочерга. Темные пятна плыли перед глазами, кружилась голова. На все это можно было бы наплевать, но он боялся пропустить выстрел. Если Дуче выстрелит первым — все пропало! Все впустую… ну, нет, мужчинки, я еще жив! Он вышибал ногой замок очередной двери, замирал на секунду от боли и влетал в комнату в партере, как говорят борцы.
Одну за другой Птица быстро обошел все комнаты, сортир, кухню, две кладовки.
Дуче нигде не было. Не было и признаков его присутствия: одежды, обуви, сигарет… Где он? Неужели внизу, в подвале? От этой мысли стало страшно.
— Где он? — спросил Птица у Ваньки. Прапор скулил, катался по полу. Крупные капли пота выступили на мясистом мурле. Чем-то он напоминал поросенка, который почувствовал нож в рукаве хозяина.
— Где он? — повторил Птица и наступил Ваньке на горло. Ствол ружья уперся в пах. Ванька замер, замолчал.
— Бо-больно, Леша… больно.
— А мне нет, — ответил Птица. — Где Дуче? Уехал?
— Да, — выдавил Ванька. Это была первая стоящая информация, которую удалось получить от него. Птица почувствовал мгновенное облегчение. «Ясно, слинял гад, — думал Леха. — Я и сам мог бы догадаться… машины-то нигде не видно». Он тяжело опустился в кресло. Невидимый истопник в боку все еще орудовал своей кочергой. Ветер из разбитого окна холодил лицо. Нужно встать и спуститься в подвал. Сейчас, я посижу еще одну секунду… сейчас я встану… А, чертов истопник!
Птица поднялся. Пошел, опираясь на ружье. Семь шагов до крышки люка. Семь шагов. Истопник перестал шуровать кочережкой, но угли тлели.
Ничего, я дойду. Шаг… я иду к тебе, любимая… еще шаг… я иду, сыночка.
— Не я! — ударил в спину крик. — Это не я! Птица вздрогнул. Страшная догадка обожгла, сжала сердце. Еще шаг. Он остановился над этим люком. Плотно подогнанный деревянный квадрат, латунное кольцо с краю. Добротная работа.
— Это не я-я-а! — орал Ванька. — Это Семка! Он это! Он!
Птица опустился на корточки. Мне холодно, истопник. Где твоя кочерга? Шевелись, истопник, шевелись…
— Это он, Леша! Все он!
Птица разжал руки. С металлическим звуком упали на пол ружья. Ледяной ветер с Млечного пути дул в затылок… истопник! Ты уснул, сволочь! Пошевели угли…
Он взялся за горячую латунь кольца. Визг поросенка за спиной… Откуда здесь поросенок? Здесь не должно быть поросенка.
Птица рванул крышку люка вверх. Чуть слышно скрипнули петли.
Перед ним открылась бездна.
Добро пожаловать в Ад!
Глава четвертая. Последний аккорд
Семен Ефимович Фридман посмотрел на часы. Пора, до передачи осталось два часа. Начиная с этого момента у него все было расписано по минутам. Рассчитано и перепроверено. Ошибки быть не должно. Цена ошибки — пять миллионов долларов США. И — провал операции. Если положить на весы Терминатора эти два понятия, что перевесит?
А если положить на одну чашу весов тридцать пять килограммов зеленых бумажек, а на другую десятки, сотни оторванных ног, что перевесит?
Семен Ефимович встал и, нисколько не хромая, пересек комнату. Швейцарский чудо-протез позволял совершенно скрывать хромоту. Хромал Семен только до сегодняшнего дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107