Сдается мне, вам известно слишком многое и о многом, не так ли? – внезапно выпалил Уайт.
– Абсолютно ничего, – ответил Римо. – Извините за вмешательство.
– То-то же. Вы вообще большой любитель совать нос в чужие дела. Сперва в офисе Карпвелла. Теперь здесь. Мы еще поговорим с вами об этом. – В голосе Уайта звучала угроза.
– Ладно, не собираюсь мешать вам заниматься делами, – сказал Римо. – Кстати, шериф, один вопрос.
– Ну, что там еще?
– Не знаете ли вы в городе местечка, где можно было бы отведать свежих устриц? Ну, таких скользких и липких, которых подают на открытой раковине?
Уайт резко отвернулся, его опять начало рвать.
– Похоже, не знает, – заметил Римо, обернувшись к заместителю, и отошел.
– Педик, – прошипел Уайт, когда автомобиль Римо тронулся с места.
Его еще немного вытошнило. Но вовсе не мысль о липких устрицах снова вызвала у него приступ рвоты, и даже не вид двух искалеченных тел. Он уже видел людей, умерших такой смертью. Когда убили Файнштейна и Мак-Эндрю.
На желудок шерифа подействовал сегодняшний телефонный звонок. Молодой женский голос сообщил ему, где следует искать трупы, и добавил еще кое-что. Встреча была назначена на сегодняшний вечер и не сулила ничего хорошего.
Глава девятнадцатая.
Римо, Римо и опять Римо… Дон Фиаворанте Пубеско швырнул телефонную трубку на рычаг аппарата.
– Все время Римо. Неужели вся моя жизнь будет разбита из-за какого-то жалкого хозяина универсального магазина?!
Он смотрел на Мэнни-Шило Муссо, понуро сидевшего перед ним на плетеном стуле рядом с бассейном. Муссо сильно потел.
– Мне не везет с тобой, Эммануэль, – сказал Пубеско, – очень не везет.
Муссо прижал руки к бокам, ладонями наружу, и вздрогнул. Он пытался выдавить из себя заискивающую улыбку, но она превращалась в какую-то болезненную гримасу.
– Это звонил Громуччи. Гуммо убит. Альбанезе убит. Палермо тоже убит. Все убиты этим Римо, кто бы он там ни был. И ты тоже хорош! Я послал тебя узнать кое-что относительно землетрясений. Ты же кончил тем, что убил человека. Затем, вместо того чтобы делать дело, ты вернулся сюда, предоставив разговаривать с профессором своим людям. А теперь двое этих парней пропали, один убит, а у другого сломана рука! И все из-за кого? Из-за этого Римо!
Высокий, загорелый, в плавках, украшенных бледным орнаментом, он наклонился и потряс пальцем перед сразу вспотевшим лицом Муссо.
– Ты знаешь, в чем моя ошибка, Эммануэль? Скажу тебе прямо. Я слишком люблю людей! Доверяю и верю глупцам. Я доверил Гуммо урегулировать совсем небольшую проблему на виноградной ферме. И даже это оказалось для него слишком. Он мертв.
Тебе я доверил раздобыть совсем небольшую информацию. Ты сделал это? Нет. И для тебя это оказалось невыполнимым. Ты возвратился сюда, поджав хвост. А все из-за чего? Из-за какого-то человека по имени Римо!
Пубеско отвернулся и подошел к краю бассейна, а затем, снова встав перед Муссо, продолжал:
– Что же мне теперь делать с тобой, Эммануэль?
Муссо открыл было рот, собираясь что-то сказать, но быстро закрыл его, поскольку Пубеско не дал ему произнести ни слова:
– Нужно ли мне поступить с тобой так, как это делали в прежние времена, когда наказывали провинившегося? У меня есть для этого все основания. И никто не сможет указать на меня пальцем и сказать: вот дон Фиаворанте Пубеско, который в гневе несправедлив к своим людям. Ни один человек не сможет этого сказать, сделай я то, на что имею полное право. Но нет, я слишком добр. И слишком люблю тебя. Вот почему я скажу тебе одну вещь.
Этот Римо не просто владелец универсального магазина. Я еще не знаю, кем он является. Но кем он не является, я знаю. Это не простой хозяин магазина. Каким-то образом он связан с людьми, которые вызывают землетрясения. И он знает, как это делается, и может рассказать то, что нас интересует.
Но вот скажет ли он нам это, если мы просто придем к нему и попросим: «Ну-ка, мистер Римо, расскажите нам о людях, которые вызывают землетрясения?!» Нет, так мы от него ничего не добьемся. Он заговорит, если только будет вынужден это сделать. Например, чтобы прекратить боль, терзающую его тело.
А теперь другой вопрос: есть ли у меня человек, который может причинить такую боль? Еще вчера я ответил бы: да, у меня есть Эммануэль Муссо. Эта работа как раз для него. Но сегодня я уже не уверен в этом. Может быть, Эммануэль Муссо став слишком мягким? Или он уже слишком стар для такой работы? Возможно, мне надо поискать более молодого и более сильного.
Муссо встал с плетеного стула.
– Дон Фиаворанте, я еще не слишком стар и не слишком мягок, и прошу вас об одной милости. Отдайте мне Римо. Мы заставим его заговорить, мой верный друг и я, – сказал он, похлопывая себя по карману пиджака, где лежало шило, воткнутое в пробку.
– Ты хочешь этого? Ты просишь, чтобы я послал тебя за человеком, пригрозившим, что тебя вынесут вперед ногами, если ты опять попадешься ему на глаза?
– Да, я прошу вас об этом.
– Возможно, ты еще остался Эммануэлем Муссо прежних дней. Может быть, ты еще готов поставить все на свою ловкость. Но учти: это второй шанс, третьего уже не будет. – Дон Фиаворанте испытующе взглянул в глаза Муссо, чтобы убедиться, что тот его понял. Или он добьется успеха, или будет выброшен из игры.
Муссо понял.
– Я не проиграю, дон Фиаворанте. Я добуду информацию, которая вам нужна. И затем отплачу этому Римо за его наглость по отношению к вам. Я преподам ему очень болезненный и очень памятный урок. В конце концов, он ведь только человек, разве не так?
Пубеско не ответил. Он нагнулся, нырнул и поплыл под водой из конца в конец бассейна.
Глава двадцатая
Шериф Вейд Уайт должен был передать сообщение в Вашингтон. Очень важное сообщение.
– Проклятие! – выпалил он. – Я же не знаю никого в Вашингтоне.
– Тогда попроси Джона Уэйна, пусть он представит тебя кому-нибудь, свинья. Нам безразлично, как ты это сделаешь, – говорила девушка, расхаживая взад и вперед внутри небольшого жилого автоприцепа. Кроме синих джинсов, туго обтягивавших ее зад и ноги, на ней больше ничего не было, и соски громадных грудей при каждом шаге играли в прятки с ее длинными волнистыми волосами.
Уайт невольно облизнул губы.
– Шериф, я вижу ты думаешь о чем-то похабном, – сказала она, подойдя к Уайту, сидевшему на деревянном стуле с прямой спинкой без всякой обивки. Сидеть ему было очень неудобно. Он чувствовал себя как школьник за партой, которого распекает учитель.
Остановившись перед ним, она кивком головы отбросила назад волосы. Огромные груши ее вздымающейся груди уставились прямо в жадные глаза Уайта.
– Они вам очень нравятся, шериф, – подразнила она его и затем требовательно спросила: – Нравятся или нет?
– Д-да, – заикаясь, ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Абсолютно ничего, – ответил Римо. – Извините за вмешательство.
– То-то же. Вы вообще большой любитель совать нос в чужие дела. Сперва в офисе Карпвелла. Теперь здесь. Мы еще поговорим с вами об этом. – В голосе Уайта звучала угроза.
– Ладно, не собираюсь мешать вам заниматься делами, – сказал Римо. – Кстати, шериф, один вопрос.
– Ну, что там еще?
– Не знаете ли вы в городе местечка, где можно было бы отведать свежих устриц? Ну, таких скользких и липких, которых подают на открытой раковине?
Уайт резко отвернулся, его опять начало рвать.
– Похоже, не знает, – заметил Римо, обернувшись к заместителю, и отошел.
– Педик, – прошипел Уайт, когда автомобиль Римо тронулся с места.
Его еще немного вытошнило. Но вовсе не мысль о липких устрицах снова вызвала у него приступ рвоты, и даже не вид двух искалеченных тел. Он уже видел людей, умерших такой смертью. Когда убили Файнштейна и Мак-Эндрю.
На желудок шерифа подействовал сегодняшний телефонный звонок. Молодой женский голос сообщил ему, где следует искать трупы, и добавил еще кое-что. Встреча была назначена на сегодняшний вечер и не сулила ничего хорошего.
Глава девятнадцатая.
Римо, Римо и опять Римо… Дон Фиаворанте Пубеско швырнул телефонную трубку на рычаг аппарата.
– Все время Римо. Неужели вся моя жизнь будет разбита из-за какого-то жалкого хозяина универсального магазина?!
Он смотрел на Мэнни-Шило Муссо, понуро сидевшего перед ним на плетеном стуле рядом с бассейном. Муссо сильно потел.
– Мне не везет с тобой, Эммануэль, – сказал Пубеско, – очень не везет.
Муссо прижал руки к бокам, ладонями наружу, и вздрогнул. Он пытался выдавить из себя заискивающую улыбку, но она превращалась в какую-то болезненную гримасу.
– Это звонил Громуччи. Гуммо убит. Альбанезе убит. Палермо тоже убит. Все убиты этим Римо, кто бы он там ни был. И ты тоже хорош! Я послал тебя узнать кое-что относительно землетрясений. Ты же кончил тем, что убил человека. Затем, вместо того чтобы делать дело, ты вернулся сюда, предоставив разговаривать с профессором своим людям. А теперь двое этих парней пропали, один убит, а у другого сломана рука! И все из-за кого? Из-за этого Римо!
Высокий, загорелый, в плавках, украшенных бледным орнаментом, он наклонился и потряс пальцем перед сразу вспотевшим лицом Муссо.
– Ты знаешь, в чем моя ошибка, Эммануэль? Скажу тебе прямо. Я слишком люблю людей! Доверяю и верю глупцам. Я доверил Гуммо урегулировать совсем небольшую проблему на виноградной ферме. И даже это оказалось для него слишком. Он мертв.
Тебе я доверил раздобыть совсем небольшую информацию. Ты сделал это? Нет. И для тебя это оказалось невыполнимым. Ты возвратился сюда, поджав хвост. А все из-за чего? Из-за какого-то человека по имени Римо!
Пубеско отвернулся и подошел к краю бассейна, а затем, снова встав перед Муссо, продолжал:
– Что же мне теперь делать с тобой, Эммануэль?
Муссо открыл было рот, собираясь что-то сказать, но быстро закрыл его, поскольку Пубеско не дал ему произнести ни слова:
– Нужно ли мне поступить с тобой так, как это делали в прежние времена, когда наказывали провинившегося? У меня есть для этого все основания. И никто не сможет указать на меня пальцем и сказать: вот дон Фиаворанте Пубеско, который в гневе несправедлив к своим людям. Ни один человек не сможет этого сказать, сделай я то, на что имею полное право. Но нет, я слишком добр. И слишком люблю тебя. Вот почему я скажу тебе одну вещь.
Этот Римо не просто владелец универсального магазина. Я еще не знаю, кем он является. Но кем он не является, я знаю. Это не простой хозяин магазина. Каким-то образом он связан с людьми, которые вызывают землетрясения. И он знает, как это делается, и может рассказать то, что нас интересует.
Но вот скажет ли он нам это, если мы просто придем к нему и попросим: «Ну-ка, мистер Римо, расскажите нам о людях, которые вызывают землетрясения?!» Нет, так мы от него ничего не добьемся. Он заговорит, если только будет вынужден это сделать. Например, чтобы прекратить боль, терзающую его тело.
А теперь другой вопрос: есть ли у меня человек, который может причинить такую боль? Еще вчера я ответил бы: да, у меня есть Эммануэль Муссо. Эта работа как раз для него. Но сегодня я уже не уверен в этом. Может быть, Эммануэль Муссо став слишком мягким? Или он уже слишком стар для такой работы? Возможно, мне надо поискать более молодого и более сильного.
Муссо встал с плетеного стула.
– Дон Фиаворанте, я еще не слишком стар и не слишком мягок, и прошу вас об одной милости. Отдайте мне Римо. Мы заставим его заговорить, мой верный друг и я, – сказал он, похлопывая себя по карману пиджака, где лежало шило, воткнутое в пробку.
– Ты хочешь этого? Ты просишь, чтобы я послал тебя за человеком, пригрозившим, что тебя вынесут вперед ногами, если ты опять попадешься ему на глаза?
– Да, я прошу вас об этом.
– Возможно, ты еще остался Эммануэлем Муссо прежних дней. Может быть, ты еще готов поставить все на свою ловкость. Но учти: это второй шанс, третьего уже не будет. – Дон Фиаворанте испытующе взглянул в глаза Муссо, чтобы убедиться, что тот его понял. Или он добьется успеха, или будет выброшен из игры.
Муссо понял.
– Я не проиграю, дон Фиаворанте. Я добуду информацию, которая вам нужна. И затем отплачу этому Римо за его наглость по отношению к вам. Я преподам ему очень болезненный и очень памятный урок. В конце концов, он ведь только человек, разве не так?
Пубеско не ответил. Он нагнулся, нырнул и поплыл под водой из конца в конец бассейна.
Глава двадцатая
Шериф Вейд Уайт должен был передать сообщение в Вашингтон. Очень важное сообщение.
– Проклятие! – выпалил он. – Я же не знаю никого в Вашингтоне.
– Тогда попроси Джона Уэйна, пусть он представит тебя кому-нибудь, свинья. Нам безразлично, как ты это сделаешь, – говорила девушка, расхаживая взад и вперед внутри небольшого жилого автоприцепа. Кроме синих джинсов, туго обтягивавших ее зад и ноги, на ней больше ничего не было, и соски громадных грудей при каждом шаге играли в прятки с ее длинными волнистыми волосами.
Уайт невольно облизнул губы.
– Шериф, я вижу ты думаешь о чем-то похабном, – сказала она, подойдя к Уайту, сидевшему на деревянном стуле с прямой спинкой без всякой обивки. Сидеть ему было очень неудобно. Он чувствовал себя как школьник за партой, которого распекает учитель.
Остановившись перед ним, она кивком головы отбросила назад волосы. Огромные груши ее вздымающейся груди уставились прямо в жадные глаза Уайта.
– Они вам очень нравятся, шериф, – подразнила она его и затем требовательно спросила: – Нравятся или нет?
– Д-да, – заикаясь, ответил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39