А иногда выкатываешь на огневой рубеж установку залпового огня системы «град» и даешь залп за залпом… Земля горит, такое ощущение, что ты сам вулкан и вот извергаешь, извергаешь… Кругом дым, пепел, булыжники вылетают размером с дом, реки расплавленного металла… Брр…
— Ну и трепло, ты, Серый! Какой, к черту, вулкан о каком, собственно, расплавленном металле ты тут бредишь? Ты же никогда и близко к армии не был…
Долго продолжался базар-вокзал в доме Тихого. Они пили, пели в два голоса, танцевали старинные танго под музыку Строка, потом мерились силами на руках, отчего несколько раз стол обваливался и на ковер слетала вся закуска вместе с бутылками. Прыгали до упада через скакалку, в чем Рэм, безусловно, был ловчее и выносливее Козырева. Дело кончилось тем, что Серега, в один прекрасный момент, потеряв равновесие, врезался головой в телевизор «Самсунг», экран которого занимал полстены. Эх, и звону же было… Потом Рэм взял в руки свой «поляроид» и они стали друг друга фотографировать…
…Вика, жена Козырева, встретила его тривиальнейшей руганью, и в один особенно горячий момент, обозвав его последней мразью, взялась за керамическую вазу — единственный предмет, который остался у них в память от свадьбы. И засандалила бы ею в его голову, если бы Серега не упал на диван и тут же не отлетел в пьяные сновидения. И черт его знает, то ли сон, то ли явь: он смотрит через окно на луной омытую черемуху, угол и крыльцо дома, где живет Рэм, и видит как по ступеням спускается его Вика. На ее льняных волосах, забранных сзади пирожком, отсвечивает заколка, которую, между прочим, он ей подарил зимой на ее тридцатилетие. Но когда в комнате стукнула дверь и он уловил ее запахи — смесь сандала, сигарет и секса… Во всяком случае, так ему показалось, и Сергей понял — это не сон, это затрюханная реальность и его Вика, возможно, только что выползла из-под Рэма… А что, интересно, она там еще могла делать в два часа ночи? И об этом он ее, разумеется, спросил, предварительно закрыв на ключ дверь, и включив погромче радиоприемник, который у них практически работал круглосуточно.
— У меня кончились сигареты, — нервно оправдывалась она и незаметным жестом попыталась прикрыть халатиком, как назло, вылезающую наружу грудь. — А что нельзя к соседям сходить?
Но Серега, хоть и с дикого бодуна, но от ревности зорок, словно ясный сокол, и дерзок, как баран, которого впервые подвели к овце.
— Где ты, шлюха, была? — грозно спросил Серега, совершенно не соображая, какую банальщину он городит. Однако, схватив жену за воротник халатика, одним мазком содрал его с ее прекрасного и абсолютно обнаженного тела… — У-у-хх, — застонал Козырев и стал метаться по кухне, искать, чем бы урезонить свою любезную Викушу, но, как назло, ничего путного под руку не попадало. — Ты хочешь, дешевизна, сказать, что для того, чтобы стрельнуть сигарету, надо обязательно трясти голой п….й? Я тебе сейчас так дам прикурить, что ты неделю будешь мазаться бодягой, но она тебе не поможет…
— Вот только тронь, паразит, завтра останешься без похмелки… Как что — Викуша, дай на пиво. Хамло позорное, объявляю тебе мораторий… Захочешь трахаться, иди на вокзал, может, быстрее подхватишь сифон и отстанешь от меня наконец…
— Ах так! — взревел белугой Серега и схватил недопитую со стола бутылку пива. И замахнулся даже, но пиво пролилось и попало ему в глаз и Сергей, бросив бутылку, побежал в ванную промывать очи…
А утром, как ни в чем не бывало — горячий кофе, правда, растворимый и даже не кофе, а кофейный напиток. И даже, не напиток, а моча Тарзана. Но терпел, хлебал и думал о глотке виски, которого вчера было так много…
— Вот же живут люди! — сказал Сергей, чтобы только разрядить послегрозовую атмосферу. — Товару, как в Эрмитаже. Черт знает, барахолка какая-то…
— Поменьше заливай глаза и у тебя все будет…
— Сейчас! Тоже мне рецепт. А что Рэм, меньше моего заливает?
— Но ты не забывай, кто у него жена.
Серега достал из пачки дрянную сигарету. Вжикнул зажигалкой.
— Подумаешь, тоже мне племянница Дюпона! Обычная буфетчица. Кстати, такая же, как и ты, шилохвостка…
— Обычная да не обычная. В лучшем казино города работает. Я вот, например, не могу разъезжать по курортам. Сейчас она свой живот греет на Канарах, а я тут с тобой, обормотом, свои последние нервы на барабан наматываю.
И прорвало Вику: лучше, мол, жить с безногим, с безруким, чем вот с таким, как Серега, непроворотом. Одним словом, лежачий булыжник, под который никакая вода никогда не потечет.
— Это я — булыжник?! — грозно тряхнул чубом Козырев. — Ладно, Викуша, я эти слова никогда не забуду и тебе еще будет стыдно за них. Сгоришь, немытая посуда, со стыда…
И сгорела — на суде. Но сперва была предыстория.
На третью ночь после отлета Рэма на Канарские острова, Сергей намазал бустилатом газету и с помощью вантуса вытащил стекло из окна, ведущего в кухню квартиры Тихих. Все остальное было делом техники. Сработал он просто классически: без отпечатков пальцев, ибо орудовал в резиновых перчатках, в коих Вика моет посуду, а когда возвращался из квартиры, полил за собой французской водой. Чтобы у полицейских собак нюх скособочило. А вода, между прочим, была та самая, которой Рэм от души себя поливал и ароматами которой несло от Вики в ту ночь, когда она ходила к нему, якобы за сигаретами. Козырева от этой ассоциации едва не стошнило.
Добыча была неплохая. Серега был бы не Серегой, если бы в том же шкафу, где он без труда отыскал коробочку с бриллиантовым кольцом, не произвел бы беглый досмотр. И, конечно, в стопке пододеяльников и простыней он наткнулся на кучку денег, от которых тоже несло тем же самым французским парфюмом только с примесью табака.
И когда Козырев творил свое черное дело, его тонкие, искривленные волнением губы произносили одну и ту же фразу: «Я тебе, бармен, покажу шушваль!»
Заглянул он и на кухню: хлебнул из початой бутылки коньяку, а с полки, где импортным блеском хорохорились различные этикетки, он подхватил большую банку бразильского кофе. Он уже был у окна, уже ощущал июльскую ночную прохладу, когда вдруг его осенило заглянуть в секретер — черного дерева, с золотисто-перламутровой инкрустацией. Каких только безделушек там не было — от всевозможных статуэток, до пачек презервативов разных расцветок и фасонов. Пару конвертиков Сергей бросил себе в нагрудный карман и открыл внутреннюю дверцу. Вот там, ради чего, собственно, он и шел сюда, лежал пистолет. И не утерпел, выщелкнул обойму и увидел, что в ней не газовые, а самые настоящие боевые патроны калибра 7,65 мм «ауто». Обойму он снова защелкнул в рукоятку, а сам аккуратненький, элегантный в своих пропорциях «Вальтер» он засунул за пояс и на мгновение почувствовал себя сверхзначимой величиной.
1 2 3 4 5
— Ну и трепло, ты, Серый! Какой, к черту, вулкан о каком, собственно, расплавленном металле ты тут бредишь? Ты же никогда и близко к армии не был…
Долго продолжался базар-вокзал в доме Тихого. Они пили, пели в два голоса, танцевали старинные танго под музыку Строка, потом мерились силами на руках, отчего несколько раз стол обваливался и на ковер слетала вся закуска вместе с бутылками. Прыгали до упада через скакалку, в чем Рэм, безусловно, был ловчее и выносливее Козырева. Дело кончилось тем, что Серега, в один прекрасный момент, потеряв равновесие, врезался головой в телевизор «Самсунг», экран которого занимал полстены. Эх, и звону же было… Потом Рэм взял в руки свой «поляроид» и они стали друг друга фотографировать…
…Вика, жена Козырева, встретила его тривиальнейшей руганью, и в один особенно горячий момент, обозвав его последней мразью, взялась за керамическую вазу — единственный предмет, который остался у них в память от свадьбы. И засандалила бы ею в его голову, если бы Серега не упал на диван и тут же не отлетел в пьяные сновидения. И черт его знает, то ли сон, то ли явь: он смотрит через окно на луной омытую черемуху, угол и крыльцо дома, где живет Рэм, и видит как по ступеням спускается его Вика. На ее льняных волосах, забранных сзади пирожком, отсвечивает заколка, которую, между прочим, он ей подарил зимой на ее тридцатилетие. Но когда в комнате стукнула дверь и он уловил ее запахи — смесь сандала, сигарет и секса… Во всяком случае, так ему показалось, и Сергей понял — это не сон, это затрюханная реальность и его Вика, возможно, только что выползла из-под Рэма… А что, интересно, она там еще могла делать в два часа ночи? И об этом он ее, разумеется, спросил, предварительно закрыв на ключ дверь, и включив погромче радиоприемник, который у них практически работал круглосуточно.
— У меня кончились сигареты, — нервно оправдывалась она и незаметным жестом попыталась прикрыть халатиком, как назло, вылезающую наружу грудь. — А что нельзя к соседям сходить?
Но Серега, хоть и с дикого бодуна, но от ревности зорок, словно ясный сокол, и дерзок, как баран, которого впервые подвели к овце.
— Где ты, шлюха, была? — грозно спросил Серега, совершенно не соображая, какую банальщину он городит. Однако, схватив жену за воротник халатика, одним мазком содрал его с ее прекрасного и абсолютно обнаженного тела… — У-у-хх, — застонал Козырев и стал метаться по кухне, искать, чем бы урезонить свою любезную Викушу, но, как назло, ничего путного под руку не попадало. — Ты хочешь, дешевизна, сказать, что для того, чтобы стрельнуть сигарету, надо обязательно трясти голой п….й? Я тебе сейчас так дам прикурить, что ты неделю будешь мазаться бодягой, но она тебе не поможет…
— Вот только тронь, паразит, завтра останешься без похмелки… Как что — Викуша, дай на пиво. Хамло позорное, объявляю тебе мораторий… Захочешь трахаться, иди на вокзал, может, быстрее подхватишь сифон и отстанешь от меня наконец…
— Ах так! — взревел белугой Серега и схватил недопитую со стола бутылку пива. И замахнулся даже, но пиво пролилось и попало ему в глаз и Сергей, бросив бутылку, побежал в ванную промывать очи…
А утром, как ни в чем не бывало — горячий кофе, правда, растворимый и даже не кофе, а кофейный напиток. И даже, не напиток, а моча Тарзана. Но терпел, хлебал и думал о глотке виски, которого вчера было так много…
— Вот же живут люди! — сказал Сергей, чтобы только разрядить послегрозовую атмосферу. — Товару, как в Эрмитаже. Черт знает, барахолка какая-то…
— Поменьше заливай глаза и у тебя все будет…
— Сейчас! Тоже мне рецепт. А что Рэм, меньше моего заливает?
— Но ты не забывай, кто у него жена.
Серега достал из пачки дрянную сигарету. Вжикнул зажигалкой.
— Подумаешь, тоже мне племянница Дюпона! Обычная буфетчица. Кстати, такая же, как и ты, шилохвостка…
— Обычная да не обычная. В лучшем казино города работает. Я вот, например, не могу разъезжать по курортам. Сейчас она свой живот греет на Канарах, а я тут с тобой, обормотом, свои последние нервы на барабан наматываю.
И прорвало Вику: лучше, мол, жить с безногим, с безруким, чем вот с таким, как Серега, непроворотом. Одним словом, лежачий булыжник, под который никакая вода никогда не потечет.
— Это я — булыжник?! — грозно тряхнул чубом Козырев. — Ладно, Викуша, я эти слова никогда не забуду и тебе еще будет стыдно за них. Сгоришь, немытая посуда, со стыда…
И сгорела — на суде. Но сперва была предыстория.
На третью ночь после отлета Рэма на Канарские острова, Сергей намазал бустилатом газету и с помощью вантуса вытащил стекло из окна, ведущего в кухню квартиры Тихих. Все остальное было делом техники. Сработал он просто классически: без отпечатков пальцев, ибо орудовал в резиновых перчатках, в коих Вика моет посуду, а когда возвращался из квартиры, полил за собой французской водой. Чтобы у полицейских собак нюх скособочило. А вода, между прочим, была та самая, которой Рэм от души себя поливал и ароматами которой несло от Вики в ту ночь, когда она ходила к нему, якобы за сигаретами. Козырева от этой ассоциации едва не стошнило.
Добыча была неплохая. Серега был бы не Серегой, если бы в том же шкафу, где он без труда отыскал коробочку с бриллиантовым кольцом, не произвел бы беглый досмотр. И, конечно, в стопке пододеяльников и простыней он наткнулся на кучку денег, от которых тоже несло тем же самым французским парфюмом только с примесью табака.
И когда Козырев творил свое черное дело, его тонкие, искривленные волнением губы произносили одну и ту же фразу: «Я тебе, бармен, покажу шушваль!»
Заглянул он и на кухню: хлебнул из початой бутылки коньяку, а с полки, где импортным блеском хорохорились различные этикетки, он подхватил большую банку бразильского кофе. Он уже был у окна, уже ощущал июльскую ночную прохладу, когда вдруг его осенило заглянуть в секретер — черного дерева, с золотисто-перламутровой инкрустацией. Каких только безделушек там не было — от всевозможных статуэток, до пачек презервативов разных расцветок и фасонов. Пару конвертиков Сергей бросил себе в нагрудный карман и открыл внутреннюю дверцу. Вот там, ради чего, собственно, он и шел сюда, лежал пистолет. И не утерпел, выщелкнул обойму и увидел, что в ней не газовые, а самые настоящие боевые патроны калибра 7,65 мм «ауто». Обойму он снова защелкнул в рукоятку, а сам аккуратненький, элегантный в своих пропорциях «Вальтер» он засунул за пояс и на мгновение почувствовал себя сверхзначимой величиной.
1 2 3 4 5