За короткое время ефрейтор Шмидт оказался полностью под влиянием Кузнецова.
Зиберт дал Шмидту «взаймы» денег, Зиберт угощал в ресторане, Зиберт охотно выслушивал жалобы Шмидта и сочувствовал ему.
– Другие наживут за войну столько, что будут всю жизнь жить припеваючи, – скулил Шмидт. – А я как ничего не имел, так пустым и вернусь домой после войны.
– Дорогой мой, – утешал его лейтенант, – после войны я вас устрою управляющим в имении отца. Вы будете прекрасно жить. Я теперь же напишу домой о вас.
Со своей стороны и Зиберт оказывал полное доверие Шмидту. Он познакомил его со своей «невестой» – Валей Довгер.
– Хорошая девушка, – сказал доверительно Зиберт, – но ей не везет в жизни. Отца убили русские партизаны, и документы о ее немецком происхождении попали в руки бандитов. Теперь она никак не может оформиться.
– Ну, боже мой, что вы говорите!.. У меня есть знакомые, через которых я помогу фрейлейн Валентине оформиться.
– Буду вам очень-очень признателен, Шмидт, – с искренней радостью говорил ему Кузнецов. – Если потребуются расходы, не скупитесь. Пожалуйста! – И он вручил Шмидту пятьсот марок.
Через несколько дней Валя получила документ о принадлежности ее к «фольксдейч» и карточки на соответствующий паек.
Кажется, все было устроено, но вдруг Валю вызвали в полицию и объявили, что она должна ехать в Германию. Конечно, мы не допустили бы ее отъезда, в любую минуту взяли бы ее в отряд, но это расстраивало наши планы. Надо было добиться законного права проживания ее в городе. За это дело опять взялся Шмидт.
– Столь сложный вопрос может разрешить только сам рейхскомиссар господин Кох, – объяснил Шмидт. – Сейчас он находится в Берлине, но в начале мая прибудет в Ровно. Вы, фрейлейн Валентина, напишите заявление, а я передам бумагу адъютанту рейхскомиссара капитану Бабаху. Он доложит гауляйтеру.
Заявление было написано, и Шмидт взял его с собой, получив при этом от Кузнецова тысячу марок «на расходы».
– До разрешения этого вопроса вас никто не тронет, фрейлейн, – обещал Шмидт взволнованной Вале.
Когда он ушел, Николай Иванович облегченно вздохнул:
– Ну, это дело устроится, А другое требует спешного разрешения. Коля Маленький пришел?
– Да, наверное, уже сидит во дворе.
– Зови его.
Коля уже был около дома и пережидал Шмидта.
– Ну как, все благополучно? – спросил Кузнецов, обняв Колю.
– Прошел хорошо, – солидно ответил Коля.
– Что ж, отдохни, покушай, и опять придется бежать на «маяк».
Хотя Коля был выносливым и подвижным, хождение на «маяк» его утомляло. От Ровно до «маяка» было двадцать пять километров. Туда и обратно в один день – пятьдесят. Такие концы не шутка.
Пока Коля отдыхал, Кузнецов написал донесение в лагерь. Через час Валя разбудила Колю. Усталость валила его с ног, но, чувствуя ответственность, Коля сразу встал, поправил костюм.
– Будь осторожен. Доверяю тебе важный пакет. Скажешь на «маяке», чтобы срочно отправили командиру. Сам дождешься ответа и быстро доставишь мне.
Коля взял пакет, спрятал его в потайной карман, простился и ушел.
– Господи, – сказала Валя, глядя ему вслед, – ведь совсем ребенок еще! Ему бы дома с мамкой жить.
– Да, Коля маленький, а ведь какие большие дела делает, – задумчиво ответил Николай Иванович.
На этот раз путь мальчика на «маяк» прошел не гладко. Километрах в пяти от Ровно он вдруг услышал окрик «Хальт!» и, оглянувшись, увидел позади себя двух гитлеровцев. По дороге он их не видел; очевидно, они сидели где-то в засаде, в стороне. Коля мгновенно сообразил, что делать. Он бросился к лесу. Немцы открыли стрельбу, пули засвистели, но мальчик продолжал бежать, пока не скрылся в спасительном лесу.
Пакет от Николая Ивановича был доставлен на «маяк» и оттуда мне.
ХОЗЯЕВА МНИМЫЕ И ХОЗЯЕВА НАСТОЯЩИЕ
Донесение, которое нес Коля Маленький, было весьма интересным. Кузнецов сообщал, что в Ровно идет подготовка к празднованию дня рождения Гитлера. 20 апреля в честь фюрера гитлеровцы устраивают парад.
«Прошу разрешить „командование“ этим парадом», – писал Кузнецов.
Несколько позже такие же донесения я получил и от других ровенских разведчиков.
«Разрешите на площади совершить акт возмездия над главарями оккупантов», – запрашивал меня Шевчук.
Всем был дан одинаковый ответ:
«Категорически запрещаю. Этим мы можем сорвать всю работу по разведке. Придет время, и мы рассчитаемся с палачами. Разрешаю быть на параде в толпе. В случае, если кто-либо, помимо вас, будет действовать, поддержите оружием».
Подготовка к гитлеровскому празднику проводилась очень своеобразно. Эсэсовцы и фельджандармы разъезжали по селам и отбирали у крестьян продукты и вещи. Награбленное добро сдавалось в специальные конторы фирмы «Пакетаукцион». Всей этой «заготовкой» ведал заместитель Коха – генерал Кнут.
В конторах «Пакетаукциона» из награбленных вещей и продуктов делались «подарки от фюрера», по десять-пятнадцать килограммов каждый. Подарки эти, прочно и красиво упакованные, раздавались немцам в самом Ровно, посылались на фронт и в Германию.
Наши партизаны и в особенности местные жители Ровенской области знали цену этим «подаркам от фюрера». Они знали, как добывались эти «подарки», знали, сколько слез и крови стоили они нашим людям.
В середине апреля прибыл вызванный мною Стехов с сотней партизан и рассказал, как в Сарненском районе немцы делали заготовки для «подарков».
Наши сведения о карателях, которые мы получили когда-то в пути, были верны. 30 марта каратели, как саранча, налетели на деревни и хутора нашего партизанского края и в первую очередь на Рудню-Бобровскую. Партизан каратели, конечно, не нашли. Стехов успел увести отряд. Больше половины жителей тоже скрылись в лесах. Но всех, кто остался в деревнях, постигла тяжелая участь. Гитлеровцы заходили в села, забирали скот и всякое добро, а потом поджигали дома. Стариков, детей и больных расстреливали, а молодых гнали на сборные пункты для отправки в Германию.
В районах, где мы теперь находились, проделывалось то же самое. По всем дорогам «победители» конвоировали угоняемых в рабство жителей, обозы с награбленным крестьянским добром и продуктами.
20 апреля, как и было назначено, состоялся парад. Центральная площадь в Ровно была оцеплена. На ней выстроились все части немецкого гарнизона: каратели, войска, несшие охрану штабов, подразделения эсэсовцев и фельджандармов, отряды полиции.
У трибуны на специально отведенных местах расположились «почетные гости»: чиновники рейхскомиссариата, военная и гражданская знать. Среди гостей под руку с молоденькой девушкой стоял лейтенант Пауль Зиберт.
Над трибуной огромный портрет Гитлера. Рачьи глаза, фатовские усики и чуб, спускающийся на низкий лоб, не вяжутся с его наполеоновской позой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59